Форум сайта "Проблемы тяжёлой атлетики"

Обычно либерализмом называют учение, основанное на следующих главных принципах.

1. Права личности и меньшинства выше, чем права общества и большинства (высшая ценность — жизнь человека).

2. Никто не вмешивается в дела друг друга, то есть все всё терпят, проявляя толерантность.

3. Частная собственность неприкосновенна.

Увы, но в реальности неограниченный, "рекламный" либерализм — это вовсе не набор действующих принципов и не учение об устройстве возможного общества, а просто абсурд.

Потому что, во-первых, права (ценность) личности объявляются здесь более значительными, чем права (ценность) общества. При всём при том, что это противоречит, например, демократическим принципам, когда большинство имеет преимущество над меньшинством.

Кроме того, при торжестве демократического принципа понятно, у кого больше прав — конечно, у большей группы, — а вот при главенстве первого либерального принципа совершенно непонятно, какая из двух отдельных личностей полноправнее другой, то есть какая должна уступать. Ведь, согласно первому либеральному принципу, минимальное меньшинство — одна личность — обладает как раз максимумом прав. И что же делать, если две или больше личностей станут конфликтовать между собой?

В общем, при попытке до конца реализовать первый либеральный принцип наступит тотальное несмирение, всеобщий конфликт и гибель общества.

Во-вторых, вечное, идеально толерантное невмешательство личностей в дела друг друга просто невозможно. Ведь общество — это система из именно взаимодействующих элементов. А значит, у этих взаимодействующих элементов постоянно будут возникать поводы запрещать друг другу вредные для себя действия или принципы. Например, у читающего эти строки человека может возникнуть желание не допускать распространения данного текста как якобы вредного.

Что же должна делать одна личность, если другая грубо вмешивается в её жизнь, начинает вести себя агрессивно? Продолжать толеранствовать? Конечно, нет: ведь не получающий должного отпора агрессор просто обнаглеет и поработит или даже уничтожит толеранта.

То есть для нормального функционирования общества нужно, чтобы в нём что-нибудь останавливало агрессора. Но при либерализме сие, увы, невозможно по определению: права агрессивной личности превыше всего.

В-третьих, неприкосновенность частной собственности, то есть частного имущественного права приводит к возможности творить частный произвол. Например, занимаясь на частном предприятии выгодной для его хозяина, но вредной для общества деятельностью. Остановить такого распоясавшегося хозяина частной собственности невозможно, поскольку его права, увы, либерально неприкосновенны.

Таким образом, в нормальном, а не в исчезающем в стихии конфликтов обществе коронные либеральные принципы нереализуемы: на самом деле права и ценность большинства выше прав и ценности меньшинства, большинство должно вмешиваться в дела меньшинства, а частная собственность просто фикция. Частной должна быть не собственность, а гораздо более ограниченное, ущемлённое имущественное право.

Вообще, название "либерализм" как принцип устройства якобы особо свободного общества — оно неправильное, нечестное, оболванивающее, очковтирательское, тупо пропагандистское, рассчитанное на недоумков. На самом деле при либерализме, то есть в так называемом либеральном обществе свободы не больше, чем в любом нелиберальном обществе. Потому что объём ограничений в стабильном обществе — величина постоянная.

Дело в том, что свобода — это вовсе не пустая замудрёнщина типа "осознанной необходимости", а всего лишь отсутствие ограничений. Свободы, возможностей больше там, где меньше ограничений, запретов.

Чем так называемое либеральное общество (то есть общество с, например, буржуазным строем) отличается от так называемого нелиберального общества (то есть общества, например, с феодальным строем)? Тем, что в феодальном обществе у феодалов много свободы, а у нефеодалов, то есть у крестьян и у буржуа, свободы мало.

Как известно, права, свободы — это просто антиподы, отражения обязанностей, ограничений. Если у первого человека есть право в отношении второго человека, то сие значит, что у второго человека перед первым человеком имеется обязанность. Значит, малая свобода (множество ограничений) у крестьян и у буржуа компенсировалась в феодальном обществе большой свободой (малостью ограничений) у феодалов.

То же самое имеет место, например, и при фашизме: у "недочеловека" прав мало при обратном полноправии "арийца". Если в обществе появляется ещё один "недочеловек", то вместе с ним возникает и набор обязанностей, несвободы перед "арийцем". А у "арийца", соответственно, появляется набор прав, свободы в отношении "недочеловека". Но в целом, в сумме, свободы или, обратным образом, социальных ограничений в фашистском обществе ровно столько же, сколько в буржуазном — например, рабовладельческом — обществе.

Таким образом, любое стремление к свободе — это вовсе не либеральное и лживое стремление к максимальной свободе сразу для всех, а фактическое стремление к получению свободы, возможностей одними при отъёме свободы, возможностей у других. Понятно, что некоторых субъектов — социальных агрессоров и паразитов — как раз и нужно укрощать, лишать избыточной свободы, возможностей. Впрочем, не обязательно путём помещения в застенок. А, например, при помощи изменений в законодательстве.

Всё то же самое касается и толерантности: когда на нынешнем Западе настырно требуют проявлять толерантность, терпимость по отношению к половым извращенцам, то это неминуемо сопровождается нетолерантностью, нетерпимостью по отношению к противникам половых извращений. Ещё раз: проявлять толерантность требуют именно настырно, нетолерантно. А честными тут были бы не якобы просительные призывы проявлять толерантность, а такое грозное предупреждение: проявлять нетерпимость по отношению к половым извращенцами — даже если они откровенно бесчинствуют — теперь больше нельзя, за это теперь будут сразу бить по башке. Бить вполне себе нетерпимо, нетолерантно.

В общем, при переходе от так называемого нелиберального общества к так называемому либеральному обществу появляется не повышенная общая свобода, а всего лишь разрешение одних, новых действий при запрещении других, старых действий. И не повышенная общая толерантность, а толерантность в отношении одних, новых явлений при обратной нетолерантности в отношении других, старых явлений.