Этой публикацией я попробую пойти по стопам уважаемого Дилетанта.
Событиям, описанным в этой книге, предшествовало следующее: какой-то начальник послал Рудольфа Плюкфельдера, тогда ещё неокрепшего мальчика из немцев-спецпоселенцев, в шахту с вредными условиями. Примерно через неделю работы в этих условиях Рудольфу стало так плохо, что врачи еле его откачали и дали инвалидность. Но мальчика вернул к жизни спорт. К концу 1940-х - началу 1950-х годов Плюкфельдер стал одним из лидеров СССР по классической борьбе в своей весовой категории (скорее всего, 76 кг). Однако в связи с тем, что ему не давали спортивно расти из-за его неподходящей национальности, Плюкфельдер переключился на тяжёлую атлетику, где также начал добиваться всё бОльших и бОльших успехов.
РУДОЛЬФ ПЛЮКФЕЛЬДЕР ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ КНИГА II ИЗ КИСЕЛЁВСКА ВОКРУГ СВЕТА МОСКВА 2009
УДК 054.6 ББК 63.3 П40
Р.В.ПЛЮКФЕЛЬДЕР Чужой среди своих. Книга II. Из Киселёвска вокруг света
Ред. В.Ф.Дизендорф. М.: Центр немецкой культуры, Общественная академия наук российских немцев: - 2008. - 848 с.
ISBN 978-5-93227-013-4
Настоящее издание - вторая книга воспоминаний выдающегося спортсмена-тяжелоатлета, олимпийского чемпиона, неоднократного чемпиона мира, Европы и СССР, заслуженного мастера спорта СССР и заслуженного тренера СССР Рудольфа Владимировича (Вольдемаровича) Плюкфельдера (Пфлюгфельдера), с 1991 г. проживающего в Германии. Издание охватывает основную часть его активной спортивной карьеры (1954-1961 гг.), начавшуюся для автора с дебюта на чемпионате СССР и завершившуюся завоеванием им второго титула чемпиона мира. В этот период автор жил в г. Киселёвск Кемеровской области. Книга предназначена для всех читателей, интересующихся спортивной жизнью, а также отечественной историей, в частности - историей российских немцев.
Первая книга воспоминаний «Невыездной», посвящённая детству и юности автора, вышла из печати в Москве в 2008 г. Последующие автобиографические книги Р.В.Плюкфельдера охватят период его тренерской работы (с 1965 г.), когда он, став ведущим специалистом в своём виде спорта, воспитал многих прославленных советских спортсменов-тяжелоатлетов.
Издание осуществлено Центром немецкой культуры в РНД (Москва) Общественной академией наук российских немцев при финансовой поддержке Министерства внутренних дел Федеративной Республики Германия через АНО «Брайтенарбайт»
Стр. 3 img 184 ГОД 1954-й: АНЖЕРО-СУДЖЕНСК - ПЕТРОЗАВОДСК
Весной 1954 года нас, кузбасских тяжелоатлетов, собрали в Анжеро-Судженске. На основании определённых нормативов в сумме троеборья здесь производился отбор для участия в чемпионате СССР.
В итоге отбора по всей стране было допущено 158 атлетов от 16 команд спортивных обществ. Соревнования должны были пройти 10-13 мая 1954 г. в Петрозаводске, тогдашней столице Карело- Финской ССР.
Для меня, до сих пор „невыездного“ немца-спецпоселенца, это было грандиозное событие. Мы с Иваном Кошкиным, моим другом и учеником, радовались как маленькие дети.
От Кемеровской области на чемпионат попали в основном ребята из шахтёрских городов. Иван Кошкин, еле согнав вес до необходимого уровня, выступал в легчайшем весе (56 кг). Чемпионом здесь стал Бакир Фархутдинов („Динамо“, Москва): жим - 95 кг, рывок – 95 кг, толчок – 120 кг, сумма троеборья - 310 кг. Кошкин занял 9-е место, подняв соответственно 85+75+100=260 кг. На соревнования попал и самый мой молодой ученик - Анатолий Коржов. Он выступил слабо, но был в восторге, увидев собственными глазами многих атлетов, о которых раньше только читал в газетах.
Как и он, я был на таких больших соревнованиях „белой вороной“. Двери в гостиничных номерах часто бывали открыты, и я мог видеть через коридор, что в номере напротив лежит на кровати человек, задрав ноги к стене. Это был будущий чемпион 29-го лично-командного первенства СССР 1954 года Владимир Пушкарёв. Выступая в среднем весе (82,5 кг), он поднял в жиме 117,5, в рывке – 125 кг, в толчке - 162,5 кг, в троеборье - 405 кг. Второе место в этом весе занял Николай Меркулов (Вооружённые Силы, Киев), поднявший 125+120+155=400 кг. Третьим был Трофим Ломакин (Вооружённые Силы, Москва), набравший в сумме 395 кг. Став чемпионом СССР в 1953 г., этот кряжистый атлет, выходец из Алтая, год спустя выступил неважно, не дотянув до своего прошлогоднего результата в рывке 7,5 кг, в толчке - 12,5 кг, а в троеборье - целых 20 кг.
Стр. 4-5 img 185 В будущем Трофим Ломакин станет моим главным соперником. Но в Петрозаводске я был далёк от соперничества с корифеями, передо мной стояла совсем другая задача - не „светиться”, чтобы, не дай Бог, не обратить на себя ненужного внимания. Выступать в полную силу не советовал мне и мой друг Иван Кошкин. Ещё слишком свежо было в памяти, как в декабре 1947 г., на соревнованиях в г. Копейск Челябинской области, меня, „невыездного” немца, пытались сдать в милицию мои земляки с Украины, дабы избавиться от лишнего конкурента. Этот неприглядный эпизод я описал в первой книге своих воспоминаний.
Вот и в Петрозаводске я боялся, что всё это может повториться: в то время драконовские нормы спецучёта ещё распространялись на нас, российских немцев, в полной мере. Поэтому я ходил по Петрозаводску как глухонемой. С людьми общался мало, стремился избегать контактов с навязчивыми собеседниками и побольше увидеть город.
Меня поразили его крупные современные здания. Было видно, что они построены совсем недавно, уже после войны. Большим и величественным показался мне местный драмтеатр. Создавалось впечатление, что война совсем не затронула эти места.
А в основном я, конечно, старался посмотреть соревнования от начала до конца. Даже штангисты небольшого роста, весом 56 кг, выходя на сцену, смотрелись из зала гигантами. Большое значение имела и обстановка, максимальное внимание к такому трудному виду спорта, как тяжёлая атлетика, которое чувствовалось здесь. Я особенно хотел увидеть на этих соревнованиях своего любимого атлета Григория Новака. К сожалению, он в Петрозаводске не выступал, по какой причине - я так и не смог узнать.
Просмотрев две первые весовые категории, я с точки зрения техники мало что для себя почерпнул.
В полулёгком весе (60 кг) чемпионом стал Рафаэл Чимишкян („Динамо”, Тбилиси) с результатом: жим - 102,5 кг, рывок – 105 кг, толчок - 137,5 кг, сумма - 345 кг. Он и произвел на меня наибольшее впечатление. Большинство штангистов имеют с анатомической точки зрения непропорциональное сложение: либо сильный плечевой пояс, но слабые ноги, либо наоборот. А вот Чимишкян от рождения обладал полной телесной гармонией. Жаль, что в те годы печать ни слова не писала о красоте фигуры штангистов.
Правда, с технической точки зрения мне в этом весе больше всех понравился Иван Удодов („Динамо”, Ростов-на-Дону), хотя он и занял только 3-е место с суммой 332,5 кг. В технике жима у меня с Иваном было полное совпадение. В этом упражнении он отстал от Чимишкяна всего на 2,5 кг, опередив на 5 кг серебряного призёра в общем зачёте.
Вообще, после этих соревнований к жиму перестали придираться так строго, как раньше. Видимо, судьи, да и тренеры решили считать жим техническим упражнением. Простой примитивный жим был под силу только Григорию Новаку, но и он отличался мощным первоначальным ускорением. Остальные атлеты старались придать штанге ускорение внизу за счёт сжатия своего тела, как бы катапультируя снаряд вверх.
Проблема была в том, что не каждому удавалось выполнить этот прием в привычной классической манере. Позднее я выяснил, почему. Оказалось, что если предплечья атлета от природы удлинены, то за счет сжимания плечевого пояса создается мощное усилие вверх. Теперь, если штанга уже вышла на уровень глаз, то остаётся только ее дожать. В эти тонкости никто вникать не хотел. А я и тогда знал, что в жиме имеются большие резервы.
Но борьба за чистоту жима не прекращалась. Особенно спекулировали на этом судьи, поднимая тем самым свою значимость. Перед соревнованиями - как у нас, так и за рубежом - шло предварительное задариванье судей. В СССР никто не знал заранее, кто и какой вес будет судить. Зато на чемпионатах мира или Олимпийских играх всё было известно за год вперед: фамилия судьи, страна, которую он представляет, весовая категория. Многие спортсмены считали, что судьи судят по своему усмотрению, то есть в зависимости от симпатии или от антипатии к данному атлету.
В 1964 г. на Олимпиаде в Токио мой результат при подходе в жиме к весу 155 кг зависел от чехословацкого судьи. Судьи не засчитали мне вес: двое - против, один - за. На банкете я спросил у чеха:
- Вы смотрели видеокассету с моим жимом?
- Да, смотрел, всё было хорошо, - ответил тот. - Но я получил установку от нашего коллектива: судить советских спортсменов по всем правилам. Ваш тренер Аркадий Воробьёв придрался к нашему Гансу Здражиле за повязку на пальцах и тем самым сбил ему настрой на вес. Воробьёв это сделал умышленно, вот я и нажал на красную кнопку. А так как это жим, то тут 50 на 50 - можно засчитать, а можно и нет.
Стр. 6-7 img 186 Если мне тогда засчитали бы 155 кг в жиме, то я установил бы в троеборье мировой рекорд. Но, как видно, не суждено.
Вот и за 10 лет до этого я всё ходил вокруг атлетов и не мог понять: почему одним засчитывают вес, а другим - нет? Я пришёл к выводу, что нужно сильно фиксировать ноги, чтобы они не „гуляли” во время мощного начала жима.
Лёгкий вес (67,5 кг) в Петрозаводске выиграл Дмитрий Иванов („Спартак”, Москва), известный в будущем журналист газеты „Советский Спорт”: жим – 115 кг, рывок – 115 кг, толчок - 142,5 кг, сумма - 372,5 кг. Среди полусредневесов (75 кг) первенствовал Юрий Дуганов („Искра”, Ленинград) - соответственно 115+127,5+150=392,5 кг. Вторым здесь был Фёдор Богдановский (Вооружённые Силы, Ленинград), самый молодой тогда атлет: 120+115+145=380 кг.
Я выступал в весе 75 кг, подняв в троеборье небольшой вес, и во время соревнований смотрел, как разминался Ю.Дуганов. Юрий был красиво сложен, а его техника рывка была такой своеобразной, что уму непостижимо, как он поднимал штангу. Тем не менее Дуганов установил в этом движении 9 мировых рекордов: начав в 1950 г. со 127,5 кг, он в 1955 г. в Подольске довёл свой результат до 133 кг. Дальше его пошёл только в 1958 году, в Стокгольме, Томми Коно из США - 133,5 кг.
Дуганов был тогда самым плодовитым из мировых рекордсменов. Но его технику рывка не принял на вооружение никто. Эксперимент, который провёл в этом отношении я, оказался катастрофически неудачным. Только такой талантливый и неповторимый атлет, как Юрий, мог работать этим стилем. Он обладал и рекордом в рывке одной рукой, доведя его до 98 кг.
В следующей весовой категории (82,5 кг) мировой рекорд в рывке установил в Пекине в 1956 году Аркадий Воробьёв - 136,5 кг. Затем его опередил Джим Джордж из США - 137,5. 28 сентября 1958 года, в Ростове-на-Дону, я „снял” рекорд Джорджа - 138 кг. Перед этим тренеры сборной Н.И.Шатов и И.З.Любавин вкупе с „компетентными органами” бессовестным образом решили не брать меня на чемпионат мира в Стокгольм. А свой последний мировой рекорд в рывке - 142 кг - я установил 21 декабря 1961 года в Днепропетровске.
В весе 82,5 кг, как я уже писал, в Петрозаводске выступал Николай Меркулов, красивый стройный атлет, который сражался за победу с В.Пушкарёвым, но проиграл. Выступив в своем весе, я имел возможность наблюдать за кулисами, как разминаются атлеты. Мне понравился Меркулов. После выступления я решил поговорить с ним на волнующие меня темы - как подводить себя к соревнованиям, за сколько времени нужно снижать нагрузки и т.п. Николай согласился поделиться со мной. Я дал ему свой адрес, он гоже хотел дать мне свой, но сказал, что в армии ему пообещали жилье и скоро у него будет новый адрес.
Через год я узнал, что в квартире Меркулову отказали. К тому же он поссорился со своей невестой и решил уйти из жизни. Съездив на соревнования за границу, он нелегально купил себе пистолет. Этим оружием Николай и попытался покончить с собой. Он приставил пистолет к виску и нажал на спуск. Пуля прошла сквозь голову, но мозг каким-то образом остался невредим. Однако Николай Меркулов ослеп на всю жизнь. Он все-таки женился на своей тогдашней невесте и, насколько я знаю, живёт в Киеве до сих пор.
Этот печальный случай, увы, далеко не единичен в среде наших штангистов. Покончит жизнь самоубийством Григорий Щеглов (Вооружённые Силы, Москва), занявший на чемпионате в Петрозаводске 2-е место в лёгком весе с суммой 360 кг. Вскоре точно так же уйдёт из жизни А.Жгун, затем - Е.Кацура. Я ещё вернусь к трагедиям Анатолия Жгуна и Евгения Кацуры. Чем объяснить всё это? Быть может, тем, что штанга притягивает к себе очень азартных людей?..
В Петрозаводске я впервые увидел Аркадия Воробьёва (Вооружённые Силы, Свердловск). Он стал чемпионом в полутяжелом весе (до 90 кг) с результатом 130+135+170=435 кг.
Победитель в тяжёлом весе (свыше 90 кг) Алексей Медведев (собственный вес 104,4 кг) показал результат 142,5+137,5+170=450 кг. В 1953 г. Медведев также стал чемпионом СССР, но с суммой 427,5. Таким образом, за год он поднял свой результат в троеборье на 22,5 кг! Высвечивался новый супертяжеловес. Тем не менее, тренерский совет сборной не выставил Медведева на чемпионат мира 1954 года в Вене.
Стр. 8-9 img 187
Как ни парадоксально, расчёт тренеров оказался правильным. Вместо тяжеловеса был выставлен второй, наряду с Р.Чимишкяном, полулегковес - И.Удодов. Они оба подняли по 350 кг, и схватка у них получилась довольно забавная. В жиме Иван опередил Рафаэла на 2,5 кг, в рывке такой же перевес был за Чимишкяном, а в толчке они подняли одинаковый вес - по 137,5 кг. Теперь всё зависело от собственного веса. Чимишкян и Удодов вместе сгоняли вес в бане, но при взвешивании Иван оказался тяжелее. Таким образом, в этом весе команда СССР завоевала и золотую, и серебряную медали.
А Медведев на победу в Вене рассчитывать не мог: чемпион мира Норберт Шемански из США победил здесь с результатом 150+150+187,5=487,5 кг, превысив сумму чемпиона СССР на 37,5 кг.
В итоге сборная СССР победила в командном зачете, завоевав 3 золотые и 3 серебряные медали. У команды США оказалось 3 золота, 1 серебро и 1 бронза. Самым именитым атлетом на этом чемпионате стал Р. Чимишкян, установивший 3 мировых рекорда. Так завершился для нас, штангистов, год 1954-й.
* * *
После Петрозаводска меня встретили в г. Киселёвск Кемеровской области, где я тогда жил, весьма торжественно. Я не занял призового места, но сумел добраться из Сибири даже до Ленинграда.
Мой киселёвский жизненный наставник, профессор А.А.Гинке, о котором я написал в предыдущей книге, много рассказывал мне о своём родном Санкт-Петербурге, однако этот город оставался для меня загадкой. По пути в Петрозаводск мы останавливались в Ленинграде, но стояли там недолго, и куда-то сходить у меня не было возможности.
Снова в вагон, опять стук колес, который настолько впитался в нашу плоть и кровь, что казался чем-то очень знакомым и естественным.
В этой поездке я отвечал не только за себя, но и за своих учеников - Кошкина и Коржова. Иван Кошкин не вызывал у меня особого беспокойства, но за молодого Анатолия Коржова я волновался. Он с таким любопытством и с такой жадностью смотрел на людей, что готов был идти куда и к кому угодно.
Нам выдали на поездку командировочные, но это были настолько мизерные суммы, что позволить себе за счет этих денег мы практически ничего не могли. А Анатолий всё время сидел в вагоне-ресторане и попивал пиво „Жигулевское”. По всему было видно, что его не интересуют новшества тяжёлой атлетики, проблемы ее техники или стратегии. Распишешь ему тренировки, а он заранее говорит:
- Это я выполнить не смогу.
На вопрос „почему?” следует ответ:
- Нет желания.
Постепенно я установил, что у Анатолия нет внутренней тяги к штанге, нет потребности вознаградить себя за предыдущие нагрузки. Не ощущая мышечной радости от подъема веса, он все время недотренировывал свой организм. Здесь важную роль играл психологический фактор.
Я не решился насиловать атлета: в те годы судьба штангиста мало зависела от его результатов - штанга предназначалась прежде всего для успехов на производстве и для заполнения пустого свободного времени.
В то же время я знал: тело должно трудиться, правильные целенаправленные тренировки, без насилия над организмом, постепенно и незаметно приведут к цели, и тогда тренировочный процесс станет благом, а не болью и наказанием.
Порой атлет замечает, что он все тренируется, а результаты стоят на месте. Тут возникают сомнения и разочарования. Анатолий Коржов доверялся мне во всем. Он проявлял активность в организации тренировки, причем у него, такого молодого, было поведение взрослого человека. И я тоже верил в него. Вот и на чемпионате в Петрозаводске Анатолий прибавил в сумме троеборья, хотя и занял последнее место в своем весе.
Главным его достоинством было то, что он мог собраться в кулак и реализовать свои возможности независимо от того, на какого масштаба соревнованиях выступал. Я размышлял, как найти у него резервы силы. Как-никак, это был первый мой ученик, ставший в будущем мастером спорта СССР.
С Иваном Кошкиным были другие проблемы - у него от природы не было включения в локтях, и из-за этого он не мог реализовать свои возможности. Он брал на грудь на 20 кг больше своего лучшего результата, но поднять этот вес от груди не мог.
Стр. 10-11 img 188
Чтобы мобилизовать все силы, требуется еще и дисциплина. Дисциплина во всём. Организм особенно не терпит, когда над ним издеваются, что принято называть нарушением спортивного режима.
* * *
У Анатолия Коржова не было отца, только мать и брат, но его нельзя было назвать „человеком с улицы“. Он тренировался уже 3 года. После того, как Анатолий попытался совершить самоубийство, которое не удалось ему по чистой случайности, я проникся к нему особым сочувствием и вниманием. В то же время я не хотел отнимать у него то, что он считал для себя самым важным.
Трёх лет достаточно, чтобы понять, в каком направлении человек может пойти. Но только в Петрозаводске я окончательно убедился, что Анатолий любит жизнь, не желает отказывать себе ни в чем и хочет иметь все немедленно, сегодня. А того, что за его занятия спортом, который и мобилизует, и отвлекает человека от всяких непристойностей, платит общество, - этого он понимать не желает. Живя как бы в кредит, взаймы, он считал, что так и должно быть, и стремился переложить свои проблемы на другие плечи.
Вижу, Анатолий после соревнований опять сидит в ресторане. Я подсел к нему и спрашиваю:
- Как ты думаешь, почему я не сижу в ресторане?
- Не знаю, наверно жадничаешь, - пожал плечами Анатолий.
- Ну хорошо, скажи, сколько суток мы ехали от Сибири до Петрозаводска?
- Около пяти, - насчитал Коржов.
- И сколько ты за это время израсходовал своих денег, так называемых командировочных?
- Не считал.
- А сколько у тебя осталось в кармане?
Анатолий сунул руку в карман, прикинул.
- Да, - говорит, - что-то мало остается на обратный путь. - Он опустил глаза. - Черт побери, так хорошо было сидеть в ресторане, а ты тут мне испортил настроение!
Подошла официантка, несет еще 4 бутылки пива, заказанные Анатолием. Он спрашивает:
Рудольф, будешь пить?
- Нет, - сказал я, - у меня едва хватает денег на обратный проезд.
Коржов отнес бутылки за другой столик и принес назад деньги, уплаченные за пиво. Сидим, молчим. Я подумал, что он сейчас уйдет от меня, такого назойливого тренера. Но нет, сидит. Затем говорит:
- Ну, до Сибири как-нибудь доеду.
- А ты когда-нибудь голодал в своей молодой жизни? - спросил я.
- Зачем тебе это? - взвинтил глаза Анатолий.
- Ты скажи, да или нет?
- Нет, - четко отвечает Коржов.
Я ничего не говорю, жду его дальнейших мыслей. Тут Анатолий наклонился к столу и со смешком сказал:
- Если мы будем ехать в одном купе - ты, Кошкин и я - неужели вы меня оставите голодным?
- Значит ты преподносишь нам свои ресторанные удовольствия как свершившийся факт? Вроде с тобой произошел несчастный случай, а теперь, Иван и Рудольф, поделитесь с Анатолием? Выходит, ты живешь во благо своему рту, а мы, если откажем тебе в еде или не дадим денег, будем черствыми и жадными людьми?
Тут я подумал, что Анатолий, видимо, считает: мол, не дадут поесть, ну и ладно, не умру же я с голоду.
- Может, ты и прав, - сказал я. - Нужно обязательно обжечься, чтобы понять, как это больно.
- А ты голодал? - вдруг спрашивает Коржов.
- Да, - отвечаю я коротко.
- И сколько же дней? - вежливо продолжает расспрашивать Анатолий.
- Совсем без еды я оставался 5 дней, а частично - целый год.
- Ну и как? - со смешком поинтересовался он.
- Об этом я спрошу тебя, когда мы приедем в Киселёвск. А теперь продолжай развлекаться, но смотри, чтобы в 11 вечера был в номере, иначе мы без тебя не уснем.
** *
Стр. 12-13 img 189 Назавтра мы сели на поезд Петрозаводск-Москва. Устроились с Кошкиным в одном купе, ждем Анатолия. Он не спешил - видно, разглядывал на перроне голубей и все остальное, что двигалось вокруг. Я волнуюсь, видя, что моя опека над Коржовым принимает нежелательный оборот. Кошкин смотрит в окно и приговаривает:
- Вот засранец, где же его носит?
Поезд трогается, Анатолия нет. Вагон все чаще стучит на стыках, и мое сердечко, слышу, тоже набирает обороты. Не находя себе места, я вышел из купе. Стоим с Иваном в коридоре, и на уме у нас только одно. Чемпионат в Петрозаводске ушел куда-то далеко, будто с воза упал.
У Кошкина от природы был дефект речи, а когда он волновался, то так гундосил, что нужно было внимательно прислушиваться, чтобы понять, о чём он говорит.
- Видишь, какой он, Коржов, думает только о себе! - сказал Иван. - Сколько ты с ним возишься, а он всё не понимает, что мы за него переживаем.
Я мысленно ругал себя, что не осадил Анатолия железной рукой. Сам ведь думал, что в таких случаях доверять ему нельзя. Слишком он еще молод и теперь может влипнуть черт знает куда.
Иван зашёл в купе, а оттуда вышел пассажир, тем временем подсевший к нам, - молодой мужчина лет 25-27. Он приблизился ко мне и шепотом спросил:
- Вот с нами едет человек - он что, больной? Почему он говорит через нос?
Мои мысли были далеко, и я не сразу понял, о чём идет речь. А когда попутчик настойчиво переспросил, я, как бы между прочим, брякнул:
- Вы правы, у него запущенный сифилис, он ездил в Петрозаводск на спецлечение.
Вижу, товарищ заволновался, стал топтаться на месте. А меня понесло, и я с серьезной миной прошептал:
- Вы руку ему не подавайте и держитесь от него подальше.
- А как же вы сами? - ужаснулся попутчик.
- Я его сопровождаю, у меня есть специальные таблетки против заражения.
Не дослушав, мой собеседник помчался к проводнице, она открыла ему соседнее купе.
Избавившись от нежелательного в этой ситуации соседства и устав ждать в коридоре, я опять вошел в купе. И тут вдруг появляется Анатолий. У меня будто сняли с плеч несколько пудов. Кошкин сильно ругал Коржова, сказал ему, что он эгоист.
А я наконец осознал, что Анатолий не стремится шаг за шагом повышать свое спортивное мастерство. Стало быть, он в каком-то смысле эксплуатирует и спорт, и меня. Или тут было примешано что-то ещё, чего я не мог уловить? С этого дня я окончательно уяснил: сколько тренер ни приложил бы сил и желания, чтобы воспитать чемпиона СССР или мира, если сам атлет не согласен с этим на все 200%, то ничего из этого не выйдет.
Анатолий понял, что мы с Иваном сильно на него обиделись. Он стал оправдываться, а потом залез на верхнюю полку, где уже лежала постель, и забылся мёртвым сном.
Мы с Иваном ходили есть в вагон-ресторан. В Москве купили пахучего чёрного хлеба, отломили краюшку и положили Коржову под нос. Он проснулся, съел хлеб и снова уснул. За четверо суток пути от Москвы до Сибири он съел всего 200 граммов хлеба.
В Киселёвске, на станции Акчурла, когда мы вышли из поезда, Анатолия от слабости качнуло. У него закружилась голова, но я успел его подхватить. По дороге к автобусной остановке Коржов страдающим голосом сказал:
- Теперь я понял, как тяжело не есть несколько суток. Спасибо, Рудольф, вы преподнесли мне урок. Я запомню его на всю жизнь.
Так оно, видимо, и было.
Вскоре Анатолий ушел служить в армию. Там он тоже выступал, но его результаты по штанге застопорились. Они и не могли вырасти, так как у него не было возможности систематически тренироваться. А если и была, то ему мешало врождённое нежелание напрягаться. Правда, благодаря прекрасной нервной системе, он всегда подтверждал норму мастера спорта, пока планку мастерского норматива не подняли.
Долгая дорога в Петрозаводск и обратно выбила меня из привычного ритма восстановления силы. При остановках в пути я делал пробежки, сажал на плечи Кошкина и приседал с ним.
Уважаемый Дилетант, размеры железного супер-ящика были примерно такими: 40 см х 60 см х 16 см. Но в середине вдоль длины ящика доверху накладывать тяги было нельзя - иначе тяги закрывали собой ручки, которые представляли собой прорези в верхней части коротких стенок ящика. Кроме того, совсем доверху накладывать тяги тоже было нельзя - чтобы сверху для маскировки регулярной плотной укладки набросать тяги внавал (иначе у разыгрываемого мной грузчика возникли бы подозрения от необычного вида ящика). То есть реальная толщина слоя очень плотно уложенных деталей была в среднем не больше 10-12 см. Или даже чуть меньше (с одной стороны у каждой тяги имелся лёгкий изгиб).
Ящики я поднимал совсем не так, как рекомендует Плюкфельдер - то есть вовсе не с прямой спиной за счёт разгибания ног. При таком штангистском способе подъёма груз, во-первых, остаётся сильно впереди, его не пускают под грузчика низко опущенные вперёд, наклонные голени. Кроме того, при штангистском способе подъёма очень далеко назад выпячивается задница, что очень частно недопустимо в узких проходах между рядами ящиков и прочих заводских предметов (стеллажей, столов сборщиков, шарабанов, конвейра и т.д.). Поэтому поднимать тяжёлые ящики в одиночку нужно на почти прямых расставленных в стороны ногах с убранной под себя задницей и естественно, с хорошо кривой спиной.
Уважаемый Составитель, если я Вас правильно понял, ящик составлял в длину 60 см, в высоту - 40 см, а в толщину - 16 см. То есть был ощутимо плоским. И - ещё более ощутимо - маленьким. Примерно с коробку от совсем небольшого LCD-телевизора.
Ящик такого размера имеет объём 60 см x 40 см x 16 см = 38 400 см3. И, будучи сплошь железным, весил бы ( без каких-то граммов ) ровно 300 кг. Нечего даже и думать запихнуть в этот ящик самую рекордную из штанг Василия Ивановича - 256-килограммовую, но вот если бы эту штангу расплавить и залить потихоньку жидкий металл вовнутрь нашего маленького и тонкого ящика, то сей металл даже не смог бы заполнить внутренний объём ящика доверху. И пришлось бы дополнительно расплавлять 50-килограммовый блин для заливки "заподлицо".
Ваш же ящик имел плотное (но всё же отнюдь не сплошное) заполнение только в нижней части объёма. Выше - детали были насыпаны уже навалом. Придавая в целом вес ящику в 188 кг.
Что ж, вполне правдоподобно. Заполнение не сплошное, но ведь и масса намного меньше "сплошной" - на целых 112 кг. Обусловленных зазорами и просветами между деталями и их негодной для плотной пригонки друг к другу формой.
Как вообще можно поднять такой 188-килограммовый ящик вверх ? Подавляющее большинство людей, даже и неплохо подготовленных физически, просто не смогут оторвать подобный груз от земли. И дело здесь не только в очень солидной массе груза, но и в неудобном расположении рук, направленных навстречу ладонями.
Кроме того, центр тяжести ящика отстоит от тела на 8 см (16 см/2), что сильно утяжеляет подъём. В отличие от подъёма штанги такого же веса, гриф которой располагается к телу вплотную.
Нелишне привести и ещё одно различие, связанное с тем, что масса штанги заключается в блинных цилиндрах. Расположенных в безопасной дали от тела спортсмена и приподнимающих гриф над землёй.
В случае же с ящиком всего этого нет. Поэтому необходимо всё время следить, чтобы ящик не отдавил тебе ноги.
Очень сильный человек, вероятно, поднимал бы ящик так - рывком или медленно приподнял на подставленное колено. Передохнув, подъём продолжил бы. Например, обхватив ящик руками. Что при хорошей длине рук вполне возможно.
Алексеев же в пору расцвета поднял бы ящик без всяких проблем. Дёрнул бы его с земли, поставил на пузо. Или даже и выше взметнул бы. А дальше, наученный многими неудачными попытками, скорее всего, научился бы как-то перехватывать ящик. И "выжимать" его на прямые руки. В конце концов, что такое для Василия Ивановича 190-килограммовая масса ? Очень даже посильный груз. ------------------------------------------------------------------------------------- Не совсем представляю описанное Вами ранее:
"Такой супер-ящик я умудрялся поднять с пола и один и затем поставить его на свою тележку высотой 17-18 см. Делать это было всё же неудобно, поскольку для отрывания от земли ящику нужно было оказаться между ног грузчика. И вынос ящика из этой удобной для подъёма зоны был почти невозможен. На высоту двух ящиков, то есть на высоту 30-32 см, я этот супер-ящик водрузить в одиночку так и не смог"
Это как "между ног" ? То есть Вы поднимали ящик не "перед собой", а вставали над ним, имея ноги по обе стороны от его "длины" ? Скособочивались, например, влево и тянули ящик к промежности снизу ?
Способ и в самом деле не очень удобный. Мало того, заведомо не позволяющий поднять ящик на какую-то приличную высоту. Правда, риск отдавить ноги практически равен нулю.
Что касается узких проходов - а вот бы заставить любого штангиста поднимать на грудь привычного веса снаряд в стеснённом пространстве. И сразу вся наработанная техника летит в преисподнюю. И остаются только голая сила и вновь приобретённые необходимые навыки.
Главный судья К.Артемьев и секретарь Е.Лопатин осознали свою ошибку: взвешивать штангу было не нужно. Вокруг судей собрались тренеры, обсуждая накладку, а я стоял и остывал. Хорошо, вскоре было решено: если я толкну этот вес, то он пойдёт в зачёт троеборья.
Я сидел в разминочном зале, передо мной разминался В.Пегов. А.Медведев, сам весь в поту, его растирал. Я подумал: почему это Медведев тратит так много сил на Пегова? Ведь Алексею ещё предстоит выступать в тяжёлой категории вместе с Ю.Власовым и с Е.Новиковым.
Происходило что-то непонятное. Однако, вопреки воле Медведева, жеребьёвку проводить не стали и продолжили соревнования.
Я толкнул 176 кг - мировой рекорд Д.Джорджа оказался побитым.
Медведев попросил добавить на штангу 500 г. Её снова положили на весы: 176,5 кг. На 0,5 кг больше только что установленного рекорда. Разъярённый Василий Пегов толкнул этот вес, и все зааплодировали - есть рекорд мира. Тут снова вмешался Р.П.Мороз:
- А почему Плюкфельдера не взвесили после его мирового рекорда?
Пока судьи спорили, журналисты написали, что мировой рекорд Р.Плюкфельдера, установленный на Спартакиаде, продержался всего 20 минут: советский атлет отнял рекорд у другого советского атлета. А откуда видно, что советский атлет Р.Плюкфельдер „снял“ рекорд американца Д.Джорджа?
Предвзятость К.Ф.Артемьева сковала судейскую коллегию. Когда я выходил на помост, кто-то сзади сказал из толпы:
- Вот немец, всё-таки взял Москву на рога!
После рекорда В.Пегова А.Медведев возликовал. Вообще, он как-то умел предвидеть, на что готов атлет. В 1958 г. в Сталино он тоже буквально заставил меня пойти на мировой рекорд.
Я поздравил Пегова и Медведева с рекордом. Правда, в сумме Пегов, как я уже упомянул, занял только третье место: в зачёт его суммы 420 кг пошёл толчок лишь 162,5 кг. Как и я, Пегов выступал на Спартакиаде ещё и за свой коллектив: завод „Красная Звезда”.
Наша команда Кемеровской области заняла в итоге 8-е место.
В.Павлюков не мог уделить нам много внимания - он заседал в судейской комиссии.
** *
Позже я узнал, что А.Медведев перед соревнованиями тяжеловесов окончательно сник при виде Ю.Власова.
Совсем ещё недавно, 15 апреля 1958 г., мой друг А.Медведев разгромил Е.Новикова и Ю.Власова, набрав 505 кг - внушительную по тем временам сумму. Тогда все считали, что Медведев с его умным взглядом и с рациональным подходом надолго закроет двери перед остальными тяжеловесами. Но уже 21 сентября 1958 г. в Стокгольме Медведев показал в сумме лишь 485 кг. Он стал неотвратимо скатываться вниз со своего рекордного уровня - 505 кг. А ведь ему, тяжеловесу, не нужно было регулировать собственный вес.
Мой вывод таков: А.Медведев больше не рос потому, что не имел наработанной базы. Считая перегрузки вредными, он много думал и мало делал. Теория, конечно, важна, но помост признаёт только результат. Кроме того, сильное психологическое влияние на Медведева оказали Ю.Власов с его тренером-умницей С.П.Богдасаро¬вым.
В сборной СССР никто понятия не имел о том, что такое запас прочности. А.Воробьёв утверждал, что мы тренируемся неправильно - слишком много. Это попросту означало: не в коня корм. Воробьёв подчёркивал значимость ответной возбудимости мышц: онемевшая мышца не реагирует на приказания. Кто же мог возразить против этого?
Но здесь-то и споткнулись самозванцы от науки. Никто из них не обратил внимания на открытия физиолога Н.Зимкина, профессора Ленинградской военной академии, изложенные в его работах „Вопросы биохимии мышц“ (1954 г.) и „О физиологических основах развития выносливости“ (1956 г.). В них с помощью испытаний на животных были раскрыты физиологические характеристики силы, быстроты, выносливости и многое другое.
Аналогичные эксперименты я проводил ещё в 1952 г. в нашем спортзале на шахте № 5. Когда я рассказывал об этом А.Медведеву, он был не в силах выслушать меня до конца. По его глазам я замечал, что он думает о совершенно иных вещах, невзирая на все мои доводы о необходимости создания базы.
Стр. 562-563 img 1021
И я задал себе вопрос: а нужна ли А.Медведеву база? Что он выиграет и что потеряет от неё? Ведь пока он поднимает штангу, в стенах Института физкультуры будут грызть теорию физического воспитания, а принесённые ветром теоретики обсудят тренировки Медведева и всё объяснят своим студентам и подчинённым.
Эта история напомнила мне известный литературный сюжет о генералах, выброшенных кораблекрушением на необитаемый остров. Они умирали с голоду, хотя теоретически знали, как выжить при несчастных случаях, и командовать, как им казалось, умели превосходно. Только вот теория не увязывалась у них с практикой. Встретив рыбака, они хором стали учить его, как нужно ловить рыбу, чтобы накормить их, генералов. И как только рыбак это сделал, генералы тут же принялись хвалить свои заслуги и возвышать себя.
А.Медведеву и А.Воробьёву не нужны были открытия Н.Зимкина. Как можно было говорить „нам это не известно“, если всё уже было сказано и подтверждено практическими экспериментами? Видимо, Медведев и Воробьёв всё-таки знали об этом, но молчали.
А мне с моими неоконченными 10-ю классами высовываться было негоже. Да к тому же на мне висело клеймо „немец“. Василий Алексеев выразится на этот счёт более изящно, назвав меня „СС Владимирович“.
Видимо, А.Медведев спешил. Ему, уже титулованному атлету, нужно было перехватить кафедру тяжёлой атлетики. Вот он и экспериментировал на штангистах, находившихся вблизи, помогая воодушевить их на мировые рекорды.
Своих учеников А.Медведев не имел. Да ведь они и очень капризны, их нужно выращивать как собственных детей. В Москве было пруд пруди мастеров спорта, но с ними пришлось бы возиться не только на тренировках - их ещё нужно было обустроить в бытовом отношении. За ученика приходится отвечать с утра до вечера. Не только как тренеру в зале, но и за то, чем ученик занимается вне тренировок. Тренера могут загонять выговорами. Так не лучше ли пойти в науку?
А.Медведев вёл себя в жизни как пассивный борец на ковре: он жил на контрприёмах. В своё время он работал на заводе модельщиком - изготавливал из дерева макеты будущих чугунных деталей. Это интересная работа. Я иногда рассказывал ему о специфике шахтёрского труда, а позднее выяснил, что производственный процесс в литейном цехе не менее сложен. Но Медведеву пришлось там работать недолго. Вскоре его как штангиста поставили на стипендию - вот всё и закончилось. Далее жизнь заставляла Медведева маневрировать с учётом того, как вели себя в сборной другие тяжелоатлеты. Однажды он обронил по этому поводу известную фразу: „С волками жить - по-волчьи выть“.
А.Медведев быстро сошёл с помоста. После этого он похудел, похорошел. Лиза, его жена, говорила:
- Слава богу, что Лёша покончил со штангой! Наконец-то у меня отдохнут руки от этих сумок с продуктами. Теперь он питается очень скромно.
В моём весе А.Медведев делал ставку на какого-то атлета из Москвы, но из этого ничего не вышло.
* * *
Пегов сильно обиделся на Спорткомитет, что ему так мало заплатили за мировой рекорд. Дело было якобы в том, что он побил мой рекорд менее чем через сутки после его установления. Такую версию сочинил главный судья соревнований. В ЦК КПСС доложили, что побит мировой рекорд атлета из США. А кем и как, никого не волновало.
Осенью 1959 г. мы готовились к чемпионату мира в подмосковной Балашихе. Перед чемпионатом мира было принято выдавать членам сборной премии за установленные рекорды и за завоёванные места. Меня направили в бухгалтерию Госкомспорта СССР. Каждое моё достижение было записано на отдельном бланке, где значилась сумма прописью и где нужно было расписаться.
Не помню в точности, сколько я получил за звание чемпиона СССР 1958 г. - где-то чуть больше моей месячной зарплаты. За чемпионство в 1959 г., а также за каждый из мировых рекордов дали столько же, но за недавний мировой рекорд в толчке – вообще ничего.
Я уточнил это дело у кассирши, и она сказала, что больше мне премии не положено. Что ж, спасибо и на этом. Я никогда не поднимал штангу ради денег. Однако, вернувшись в Балашиху, где мы обосновались на военной базе, я всё же зашёл к Н.И.Шатову. Он принял меня с любопытством, выслушав внимательно и вежливо.
Стр. 564-565 img 1022
- Вы не подумайте, что я тренируюсь из-за денег, - начал я. - В забое - особенно в бригаде моего ученика Анатолия Тузова - при таких энергозатратах я могу заработать в десять раз больше. Я действительно стремлюсь к физическому совершенству. Хочу радовать в Киселёвске своих шахтёров. А то везде побеждают одни армейцы.
- Правильно, Рудольф! - сказал Шатов, едва не подпрыгнув от радости. – В нашем спорте нет профессионалов.
- Знаю, что нет. Но за победы на чемпионатах мира и СССР, за мировые рекорды вы даете деньги. Немного, но даёте. Я ведь видел на бланках вашу собственноручную подпись.
Н.И.Шатов скис.
- Да-да, - чуть ли не оглядываясь, согласился он, - но эти деньги секретные, да и отдел бухгалтерии, которых их выдаёт, засекречен. Это на тот случай, если кто-нибудь захочет с нами судиться.
- Значит, мил поросёнок - вот тебе сиська, а не мил - будешь одиннадцатым?
- В чём дело, Рудольф? - разволновался Шатов.
- Не знаю, сколько и кому вы платите, но почему же меня лишили премии за то, что я побил мировой рекорд в толчке Джима Джорджа? Вы ведь сами поднимали штангу и устанавливали мировые рекорды, так откуда такие фокусы?
- Видишь ли, К.Ф.Артемьев не составил на тебя протокол, так как твой рекорд тут же побил В.Пегов.
- Извините, но если я просто промолчал бы, то вы несомненно посчитали бы меня дураком.
- Да в этом секретном отделе нас всех считают дураками, - прошептал Шатов.
* * *
Вернусь к соревнованиям Спартакиады. 15 августа 1959 г. в спорткомплексе „Шахтёр“ выступали штангисты категории 90 кг. Это - сильные атлеты, их можно сравнить со львами.
На помост вышли 20 спортсменов изо всех союзных республик, среди них - Аркадий Воробьёв и Виталий Двигун. Здесь же выступал Василий Степанов, который в 1956 г. стал чемпионом Спартакиады народов СССР в моей весовой категории, но затем ушёл из неё.
Впервые в этом весе появился атлет из Свердловска Роберт Шейерман, о котором я уже писал. Я не видел Шейермана до соревнований и не был с ним на сборах. Но имя Роберт - моё любимое, так я мечтал назвать сына.
После поездки нашей команды в КНР и инцидента с китайской водкой между тренерами Н.И.Шатовым и А.И.Божко сложились хорошие отношения. Ходили слухи, что в своё время Божко способствовал переезду Шатова из Ленинграда в Москву, а после смерти А.Бухарова рекомендовал его на пост старшего тренера сборной СССР. Но был ещё тренер с Украины Яков Григорьевич Куценко.
В Алуште Н.И.Шатов внимательно приглядывался к А.Воробьёву. Наш старший тренер курировал на этих сборах В.Двигуна. Он в открытую давал ему добрые советы, предупреждал при Воробьёве, чтобы Виталий не разъедался: мол, держи свой вес, а то сгонять будет очень тяжело.
А.Воробьёв почувствовал, что Н.И.Шатов больше не хочет видеть его в сборной из-за диктаторских замашек Аркадия. Придирки Воробьёва были мелочными, но, как нам казалось, капитан команды поддаёт жару старшему тренеру. А.И.Божко, армейский тренер, был, конечно, заинтересован в выступлении Воробьёва на чемпионате мира в Варшаве. Однако, с другой стороны, Воробьёв лишней скромностью не страдал, и тренеры явно побаивались его. Никакой вольности быть не должно, говорил Воробьёв, тренерам нужно „режимить“ так же, как и атлетам. Поэтому тренеры молились, чтобы Двигун выиграл Спартакиаду у Воробьёва.
В 1959 г. А.Воробьёва тревожил вопрос о своих перспективах на будущее. Рядом находился А.Медведев, они оба рвались к власти. В науке Воробьёв опережал Медведева. Правда, Р.П.Мороз говорил мне:
- У нас в институте не хотят прихода Воробьёва. Наши преподаватели в большинстве своём хотят появления на кафедре Медведева.
А вот Госкомспорт СССР, а также В.Д.Алёхин желали видеть в Москве А.Воробьёва.
После своего выступления я с удовольствием наблюдал за соревнованиями. У А.Воробьёва были на весах свои люди. Они сразу же сообщили ему, что В.Двигун завесился ровно на 90 кг, согнав с себя 2 кг лишнего веса. Воробьёв взвесился на запасных весах и оказался легче. Теперь ему можно было идти на официальное взвешивание и строить свою тактику на том, что при одинаковой сумме с Двигуном он станет победителем Спартакиады.
Стр. 566-567 img 1023
Придя в зал, я предложил В.Двигуну свою помощь в тактике выступления. Тот кивнул, но показал взглядом: мол, меня выводит на помост весь Таджикистан. Это значило, что Двигун ничего не смыслит в тактике соревнований. А Воробьёв был бойцом опытным и хитрым. В итоге они оба набрали в сумме 455 кг, но по меньшему собственному весу Воробьёв стал чемпионом Спартакиады.
Однако для А.Воробьёва соревнования закончились трагично. Он сильно травмировался в рывке – у него произошёл разрыв абдукторов в паху. Я-то знал, что это такое. Тем не менее, Воробьёв показал себя мужественным атлетом и с больной ногой толкнул 172,5 кг. Воробьёв прикусил губу - видимо, чтобы заглушить боль. После толчка весь пах его почернел от разрыва мышцы, произошло кровоизлияние. Другой отказался бы от финального подхода в толчке, но Воробьёв пренебрёг своим здоровьем.
Спартакиада приобрела в массах политический подтекст. Свердловчане болели за своего студента мединститута, а затем и аспиранта. Виталий Двигун свалился на голову Аркадия Воробьёва довольно неожиданно. Тот ожидал, что в его весовую категорию перейдёт Трофим Ломакин, которому перекрыл дорогу я. Но тут нагнал страха этот парень с лицом метиса, а Воробьёв плохо подготовил базу. Видимо, учёба в мединституте отняла у него много нервных сил. Учился же Воробьёв не абы как - на “отлично”.
И вот теперь пот градом лил с А.Воробьёва. В рывке и толчке он выступал в стиле „ножницы“, поэтому нагрузка при глубоком седе приходилась на пах. Доктор М.Б.Казаков носится вокруг Воробьёва и не знал, как помочь. Применять замораживание в паху было чрезвычайно опасно - здесь находятся лимфатические узлы и половые органы. Поэтому решили не рисковать. То хромая, то прыгая на одной ноге, Воробьёв вскарабкался на пьедестал почёта всем ветрам назло: вот вам, я не сдамся!
Соревнования в весе 90 кг оказались, пожалуй, самыми интересными на Спартакиаде. Правда, Дмитрий Иванов, наш штангист-журналист, мастер описания борьбы в тяжёлой атлетике, осветил драму на помосте между А.Воробьёвым и В.Двигуном в обычном репортёрском стиле. Впрочем, Воробьёв вряд ли хотел, чтобы Дима Иванов написал о его диком подходе к своему здоровью.
* * *
Как оказалось, А.Воробьев и Д.Иванов были большими друзьями. Дмитрий Иванов, рекордсмен мира в жиме и чемпион мира 1954 г. в троеборье, был из Ленинграда. Д.И.Иванов, Н.И.Шатов, Ю.В.Дуганов - все они, как по команде, уехали из города на Неве и вольготно приютились в Москве. Многие и не знали, что они ленинградцы. Видимо, эти люди помогали друг другу. Быть поближе к тяжелоатлетической кормушке - вот что было главным для них.
Д.Иванов любил описывать всякие инциденты - разумеется, с разрешения главного редактора „Советского спорта“. Но драма Воробьёва прошла мимо миллионов читателей газеты.
Если сравнить этот сюжет с тем, как Иванов описал конфликт между мной и Василием Алексеевым в 1970-1972 гг., то можно понять, что он не хотел сталкивать лбами Н.И.Шатова, своего друга по Ленинграду, с А.Воробьёвым. Зато меня он в дальнейшем растоптал, написав неправду и не оценив моего тренерского труда.
Я посвятил себя познанию и экспериментам ради своих учеников. О своём прикрытии дипломами я забывал. Главное, считал я, - это приобрести знания и стать тренером высшего класса, а результаты моих учеников - это и есть мой диплом. Чтобы действовать таким образом у меня был запасной выход на случай, если меня выкинут из большого спорта, - моя шахта, где в личном столе меня так и не вычеркнули из списков. Себе я уделял мало внимания и плохо знал повадки людей. А о зловещей зависти и понятия не имел. Я сам не испытывал чёрной зависти и предполагал, что точно так же обстоит дело у других. Но с годами я узнал, что зависть может скрутить даже сильных здравомыслящих учёных с мировой известностью.
Почему Дмитрий Иванов защищал в печати хулиганство Василия Алексеева? Михаил Лазаревич Аптекарь на этот мой вопрос ответил так: „Ворон ворону глаз не выклюет“. А что касается от-ношения Иванова к Алексееву, то он выразился ещё проще: „Хулиган спасает хулигана“.
- Что вы, - возразил я, - какой же Иванов хулиган? Для меня он - известный в прошлом атлет, преданный штанге.
Стр. 568-569 img 1024
М.Л.Аптекарь сидел в своём подольском подвальчике под названием „Клубе культуризма“. Рядом находились два маленьких зальчика, где он тренировал молодёжь и группу здоровья - в основном тучных женщин, желавших избавиться от лишнего веса. Однажды я зашёл к нему в подвал, а вскоре он закончил свои занятия.
- Значит так, Рудольф, - сказал M.Л.Аптекарь, - история Дмитрия Иванова и сложная, и простая. Пойдём возьмём бутылку кавказского вина.
Я принёс вина, и мы с Михаилом Лазаревичем выпили по полстаканчика. Больше пить я сразу не мог - страдал болезнью желудка. Мой собеседник начал свой рассказ:
- Слушай, Рудольф Владимирович, и запоминай, почему Иванов обязан Воробьёву. А ещё знаешь кому? Юрию Власову.
М.Л.Аптекарь налил ещё граммов по 100 вина и рассказал о тёмной истории, которая произошла с Д.Ивановым.
Как-то раз в Ленинграде, родном городе Д.Иванова, проходили крупные соревнования. Он на банкете крепко выпил и потерял контроль над собой. Не заметив, что время уже позднее, Иванов решил навестить свою родную тётю Дашу. Таксист подвёз его к дому, на который указал Иванов. Тот едва стоял на ногах, денег у него не было. Он показал таксисту своё журналистское удостоверение: мол, приходи на соревнования, найди меня, и я с тобой рассчитаюсь.
Д.Иванов зашёл во двор, но не смог вспомнить, в каком подъезде живет тетя. Он ткнулся сначала в один подъезд, затем во второй: нет, никто никакой тёти Даши не знал. Иванов окончательно обиделся, встретив дворника в халате, который решил с вечера подмести двор. Когда и тот сказал, что не знает никакой тёти Даши, Иванов стал настаивать, взял дворника за грудки.
- Пока не скажешь, где живёт тётя Даша, я тебя не отпущу. Вы почему тут не знаете чемпиона и рекордсмена мира по штанге?
Но дворник раньше занимался борьбой. Он бросил метлу, оторвал руки Д.Иванова от своей груди, оттолкнул его, вытащил свисток и засвистел на весь двор. Тут же подъехала милицейская машина. Милиционер бросился унимать хулигана, а тот понёс что- то несуразное. Тогда милиционер решил отвести Иванова в отделение. Но не тут-то было: Иванов схватил милиционера почему-то снизу за брюки и разорвал их. Дворник стал заступаться за милиционера.
Тогда Д.Иванов решил использовать свои руки в боксёрском поединке. У него, как и у В.Алексеева в дальнейшем, это хорошо получалось. Сие был тот случай, когда сила штангиста накладывается на биомеханику боксёра.
Первым ударом чемпион мира по штанге врезал в челюсть настойчивому милиционеру. Он не посмотрел, что бедный милиционер стоит в солдатских кальсонах, завязанных на ногах.
Василий Алексеев, примерно так же ударив в Коряжме (Коми АССР) секретаря комсомольской организации Глазаревича, а после этого пожаловался мне в письме, что ему всё чаще попадаются люди с гнилой челюстью. Мол, о чём думает правительство - народ хилеет и хилеет. Глазаревича привели в чувство только через 10 часов и затем 16 дней искусственно кормили.
В.Алексеев настаивал на том, что в этом виноват не он, а советское правительство и коряжминский комсомол, руководимый первым секретарем ЦК ВЛКСМ Е.Тяжельниковым. Тот снял с работы журналиста Валентина Скарятина, который написал об этом инциденте, - видимо, осознав вину комсомола, не закаляющего челюсти своим секретарям.
Милиционер, получивший от Д.Иванова кулачную анестезию, присел на корточки и стал шарить руками по земле. Иванов попытался выяснить, что он ищет, но тут дворник со всего маху дал Иванову своей большой метлой прямо по подбородку. Теперь к земле припал уже и сам Иванов. Дворник опять свистнул, появились ещё два милиционера, они скрутили нашего полубесчувственного чемпиона мира и повезли в милицию.
На всякий случай они оставили его в холодной комнате без шапки и в разорванном пальто. Д.Иванов ждал, ждал, ему всё это надоело, и он стал кричать. Пришёл дежурный и спросил: чего, мол, шумишь?
- Где мой друг-милиционер? - поинтересовался Иванов.
- Поехал на место происшествия искать свои золотые зубы, которые ты ему выбил.
- А если он их не найдёт, мне что - трястись здесь от холода до утра? Дайте одеяло!
Милиционер принёс одеяло, а Д.Иванов под утро начал трезветь.
"Кроме того, центр тяжести ящика отстоит от тела на 8 см (16 см/2), что сильно утяжеляет подъём. В отличие от подъёма штанги такого же веса, гриф которой располагается к телу вплотную."
Нет, центр тяжести ящика отстоял от тела не на 8 см, а на 20 см (40 см /2). Если ставить ящики друг на друга на их узкие части (16 см), то они не смогли бы образовывать на складах достаточно высоких (иногда высотой за 2 м и больше) стопок. То есть ящики следовало класть друг на друга и, естественно, на пол или на тележку, как блины на тарелку: наиболее широкими их сторонами.
Вы также написали про способ подъёма ящика, изначально поставленного между ног:
"Это как "между ног" ? То есть Вы поднимали ящик не "перед собой", а вставали над ним, имея ноги по обе стороны от его "длины" ? Скособочивались, например, влево и тянули ящик к промежности снизу ?"
А разве можно поднять ящик такого (и даже намного меньшего) веса, поставленный перед собой? Центр тяжести системы "грузчик+ящик" тут далеко выйдет за передние границы опоры, то есть ступней. Ведь центр тяжести ящика будет на 20 см впереди края ступней. Тут даже при самой дикой силе спины от тянущего вверх движения кувыркнёшься вперёд.
Это штангу ещё можно потянуть вверх, если её гриф, как у Варданяна, находится чуть-чуть впереди переднего края ступней - поскольку её уравновешивает откинутое назад тело (и потому ОЦТ системы не выходит за границы ступней). И то на начальном участке, на первых же его сантиметрах траектория подъёма Варданяном штанги почти сразу приближалась к его голеням:
Поставленный в известность о происшествии ленинградский Спорткомитет заверил органы правосудия: Иванов ко дню суда прибудет в Ленинград. Под этим подписался и сам Иванов. Из Москвы позвонили главному прокурору Ленинграда. Тот вроде бы пообещал, что заслуги Иванова в журналистике и в спорте будут учтены и что он отделается штрафом. Но суд приговорил Иванова к трём годам заключения. Судья сказал ему:
- Единственное, что я могу сделать - это попросить оставить вас для отбытия наказания в Ленинграде. Чтобы таскать тяжёлые баки и кормить таких же заключённых-боксёров, как вы сами, товарищ чемпион мира, нужна сила. Вам надо бы не драться, а воспитывать через печать нашу молодёжь.
Рассказ М.Л.Аптекаря показался мне поучительным, и пока он звонил знакомым, я купил ещё одну бутылку вина. После суда, по словам Михаила Лазаревича, с ним, с Аптекарем, связался по телефону Юрий Власов и сообщил:
- Мне позвонил Аркадий Воробьёв: мол, так и так, наш чемпион попал вот в такую-то беду. Воробьёв разговаривал с женой Иванова, та плакала: „Он же ваш товарищ“. И Воробьёв предложил: „Поедем, Юра, выручать его!”
- Я сказал Власову: „Конечно, поезжайте и выручите его, если можно - он будет вам благодарен”, - добавил М.Л.Аптекарь.
А.Воробьёв и Ю.Власов попали на приём к первому секретарю Ленинградского горкома КПСС. Встречу подготовил председатель городского Комитета физкультуры и спорта. Их выслушали, вызвав тех, кто имел право улаживать подобные скандалы, и вроде бы пообещали, что Д.Иванова на днях выпустят.
Но тут запротестовало лагерное начальство. Они намекнули, что Д.Иванов всем им показал, как надо действовать. И вообще им не хотелось лишаться такого ценного заключённого. А городская юстиция, вопреки устным указаниям сверху, наказала Иванова рублём. Он сполна заплатил за выбитые золотые зубы, которые так и не нашлись, и за разорванную милицейскую униформу.
Всё это происходило без какой-либо огласки. Д.Иванов больше года просидел в лагере, и только когда милиционер и дворник письменно заявили, что претензий к нему больше не имеют, его выпустили из-под стражи. Вновь вступать в партию Иванову не потребовалось: партбилет ему оставили, а партийный стаж засчитывался за решёткой, видимо, как на Севере - в двойном размере.
Таким образом, у Д.И.Иванова имелись все основания сочувствовать спортсменам-хулиганам. Вот он и заступился за В.И.Алексеева, осуждённого за хулиганство на 2,5 года условно. Алексеева взяли под защиту также спортивные деятели В.Алёхин, А.Чужин и Ю.Дуганов. Алексеев тогда понял, что он со своими рекордами может позволить себе издеваться надо мной как угодно.
Правду о данном деле, как я упоминал, написал Валентин Скарятин. Он пожаловался мне, что после этого Д.Иванов обозвал его при встрече последними словами. Тогда я рассказал Скарятину историю о партбилете Димы Иванова. И когда Иванов, встретив Скарятина в коридорах Госкомспорта СССР, вновь задел его, тот спросил: кому Иванов платил партвзносы в ленинградской каталажке и кто там был у них парторгом? Иванов съёжился, а Скарятин сказал ему:
- Ты считаешь, что я написал о В.Алексееве неправду? А ведь я видел документы, что Алексеев, как и ты, был осуждён за хулиганство. Вот поэтому ты его и защищаешь. Но придёт день, Р.Плюкфельдер предъявит эти документы, и их прочтут наши дети и внуки.
Д.Иванов весь извёлся и стал допытываться у В.Скарятина: откуда тот знает о его лагерной партийности? Тогда Скарятин спросил его в упор:
- Когда ты перестанешь защищать хулиганство Алексеева?
Иванов только пожал плечами.
К изложенному можно добавить, что с тех пор Дмитрий Иванов сильно изменился по отношению ко мне. В последние годы мы даже стали друзьями.
* * *
Я выиграл II Спартакиаду народов СССР, принеся Кемеровской области немалые очки. Однако коллектив наших штангистов выступил неудачно, и всё из-за моей занятости своими проблемами. Тем не менее в Кузбассе, судя по печати, а также по тому, как встретили меня, были довольны. О плохом выступлении коллектива речь не заводили.
Наших выступивших ребят сразу же отправили домой. Со мной остался только мой верный друг Иван Кошкин. Ему еле удалось в бане привести в порядок мои сухие жёсткие мышцы, забитые перегрузками.
Стр. 572-573 img 1026
Старший тренер Н.И.Шатов искренне поздравил меня с победой и вручил мне вызов на сборы в Балашиху. Назад в Москву нужно было прибыть уже через неделю, и Шатов советовал мне слетать в Сибирь и обратно воздушным транспортом. Но я решил поступить иначе.
Перед отъездом я провёл хорошую интенсивную тренировку, кое-что купил жене, матери, брату и его жене Марии. С одеждой и вообще с потребительскими товарами дела в стране обстояли плохо. Весь дефицит люди доставали через спекулянтов. Нагрузившись мешками, я и сам стал похож на спекулянта.
Мы с Кошкиным отправились в Сибирь на поезде. Поезд хорошо расслаблял меня - я ложился в Москве и спал 12 часов подряд. В остальное время мы подолгу сидели в вагоне-ресторане. Через день Кошкин сделал мне в поезде сильный общий массаж. Иван искренне желал мне успехов, с 1950 г. он всегда находился рядом со мной. Правда, в первые годы на соревнования ездил только он, а я тренировался дома, наращивая себе базу, и тренировал подраставшую молодёжь.
В Новосибирске нужно было ждать 12 часов, и мы с Иваном, позавтракав в вокзальном ресторане, взяли такси, чтобы осмотреть город. Его окраины меня разочаровали, но зато в центре всё было замазано и вычищено. Мы доехали до спортивного комплекса „Динамо“, повыжимали там штангу лёжа, побаловались с гантелями, выпили сока - и отправились назад на вокзал.
Кошкин пошёл в кассу с моим паспортом и с газетой „Советский спорт“, где напечатали мою фотографию, и по этому случаю нам продали билеты в отдельное купе. Когда мы тронулись в путь, Иван достал из своего саквояжа трёхзвёздочный армянский коньяк. Я посмотрел на Кошкина с удивлением: уж он-то знал, как я отношусь к спиртному. Иван загундосил:
- Знаю, что ты возражаешь, но я ведь должен выпить за наши успехи и за нашу дружбу. Ты, Рудик, не пей, только чокнись со мной.
С тележки, на которой девушка развозила по поезду дефицитные продукты, Иван купил шпрот и маринованных огурцов, а затем налил коньяка себе и немного мне.
- Ну, что, Рудольф, за Спартакиаду?
- Нет, Иван, давай за наши хорошие отношения. Спасибо тебе за массаж. Я же знаю, что нелегко тебе справляться с моими жёсткими мышцами.
Затем пошли тосты за наши дела.
Я уже писал в первой книге, что семейная жизнь Ивана не задалась. В общежитии № 17, где он поначалу обитал, Кошкин сошёлся с миловидной девушкой, и она родила дочь. Но вскоре Иван понял, что его Галя не способна воспитывать детей и вообще иметь семью. Да и особой любви с её стороны не наблюдалось. „А я был не в состоянии сделать её такой, как требует жизнь“, - говорил Иван. Поэтому они тихо-мирно разошлись.
В тот день исполнилось два года, как умерла Катя, дочь Ивана, прожившая всего полтора годика. Он выпил, и на глазах у него появились слёзы. Я увидел, что Кошкин на пределе. В бутылке оставалось ещё немного коньяка, но я закрыл её и сказал: „Думаю, тебе хватит”. Иван кивнул.
Мы стали вспоминать прошлое, наши успехи на Всекузбасском фестивале 1949 года, состоявшемся ровно 10 лет назад: как нам выдали в качестве призов велосипеды, как Кошкину не засчитали рекорд. Где теперь наши тогдашние товарищи - Саша Кудрин, Иван Бурикин, Бородкин, Лапшин?..
- А где Ерёмин, он ведь жил с тобой в общаге 605-го завода? - спросил я.
- Ерёмин живой, у него теперь трое детей.
- Слушай, Иван, может, нам опять собраться? После войны наше спортивное движение было таким свежим, искренним, народным…
- Да, тогда уделяли много внимания массовому спорту. А со временем количество переросло в качество, как это видно на твоём примере.
- В последнее время на спортивных мероприятиях руководство, когда упоминает меня, хвалится: вот, мол, это мы воспитали чемпиона и рекордсмена. По правде сказать, Иван, меня уже тошнит от того, что они постоянно козыряют мной и выдают наш труд за собственные достижения. А реально о массовом спорте стали забывать. Где они теперь - Всекузбасские фестивали? На этом экономят. Молодёжь, видите ли, плохо себя ведёт на массовых мероприятиях. Я слышал от одного милицейского чиновника, что наш Фестиваль 1949 года нанёс большой ущерб Кемерову - поломали мебель в гостиницах и деревья в парках. Но ведь молодёжь всё равно надо чем-то занять. У каждого поколения своя история. Нам с тобой есть что вспомнить, а о чём вспомнит нынешнее подрастающее поколение?
Стр. 574-575 img 1027
Кошкин, выпивший почти в одиночку бутылку коньяка, начал отключаться. Я достал матрац, расстелил Ивану постель, стянул с него ботинки. Он весил всего 60 кг, и я поднял его как ребёнка, уложил и укрыл одеялом.
Спать я не мог - видимо, из-за ярких воспоминаний. За окном мелькала красивая предосенняя Сибирь. Кузбасс за последнее десятилетие сильно разросся. Новые разрезы под Ленинском-Кузнецким подходили всё ближе к железнодорожным путям.
Я увидел, как громадная стрела шагающего экскаватора с многотонным ковшом переносит грунт совсем неподалёку от полотна. Вид машины и разреза, ярко освещённых огромным прожектором, почему- то напомнил мне, что весной 1945 г., наступая на Берлин, войска маршала Жукова использовали такие же точно прожекторы. Похоже, их сохранили и снова пустили в ход, но на сей раз - для битвы за уголь любой ценой.
У Ленинска-Кузнецкого я заметил полустанок, где мы останавливались с матерью, когда в 1944 г., после побега из Нарыма, ехали в Киселёвск. Поезд шёл тихо, и я успел разглядеть знакомое место. За 15 лет вроде бы ничего не изменилось - вокруг полустанка, как и тогда, виднелись стога сена. Но нет, опять обнаружились экскаваторы, напоминающие своими длинными стрелами гусей.
Какие здесь чернозёмы! Всё, что ни кинь в землю, растёт безо всяких удобрений. А теперь плодородный грунт уничтожают ради нескольких сотен тысяч тонн угля. Тысячи лет Сибирь взращивала эти почвы - и вот, на тебе: КПСС внезапно решила догнать США по выплавке чугуна и стали, для чего понадобился дополнительный уголь.
Знали ли эти люди, сколько лет требуется природе, чтобы создать 20-сантиметровый слой чернозёма? Видимо, нет. А если и знали, то молчали. Попробуй выступи - тебе тут же скажут: ты что, против строительства коммунизма? А то, что уничтоженные гектары почвы веками кормили местное население, властям было невдомёк.
Правда, несколько лет спустя горняков начали заставлять возвращать на место после выемки угля слой земли, срезанный при этом бульдозерами. Однако, несмотря на дополнительные затраты, добывать уголь открытым способом было всё равно на 50% дешевле, чем глубоко под землей. В результате исчезли целые деревни - их просто снесли. Больно и обидно за такое разорение…
Под наплывом мыслей, которые лезли в голову, я прислонился головой к окну и задремал. Мне сильно захотелось спать, я чуть прилёг, но мы уже приближались к Киселёвску, к нашей станции Акчурла. Поезд, набравший сумасшедшую скорость после станции Трудармейская, стал тормозить.
* * *
На маленьких станциях мы почему-то стояли подолгу, а в нашем городе с населением 130 000 человек поезд останавливался всего на 3-5 минут: полный абсурд. Проводница кричала: „Скорей, скорей, мы опаздываем!” Хорошо, что Иван был одет ещё с вечера. Я побрызгал ему в лицо водой, и он вскочил.
Вещей у нас имелось прилично, но я не любил, чтобы меня встречали. Мы перенесли вещи к дороге, и тут как раз подъехало такси. Не верилось, что мы опять оказались в родных краях.
Дома мать обняла и расцеловала меня.
- Я молилась за тебя, сынок. Видишь, мои молитвы помогают.
Начало светать. Валентину и Олю, спавших вместе, я будить не стал – они всё равно скоро должны были встать. Проснувшись, дочь сразу спросила, где мои кубок и чемпионская лента. Я всё достал. Оля надела на себя ленту, успевая при этом есть шоколад „Спорт”, Лиля бегала вокруг нас. А Лида лежала в люльке и ещё ничего не понимала в происходящем - самый счастливый человек.
Да, дети - это наша совесть, они скрепляют семью, как цемент. В командировках не проходило и дня, чтобы я, скрестив пальцы, не помолился за сохранение моих детей и жены, чтобы я не жаждал встречи с ними, с матерью и с братом. Пусть он и отрицательно относился к моим занятиям спортом, но зато искренне говорил мне всё, о чём думает. Видимо, в этом-то и состоит счастье братства.
Когда я сказал, что через 5 дней улечу обратно в Москву, мать загрустила. Но услышав, что Н.И.Шатов собирается включить меня в сборную СССР на чемпионат мира в Варшаве, она успокоилась, чуть помолчала и сказала:
- Скорей выигрывай свой чемпионат мира и выходи на работу. Разве это плохо - старший электрик и чемпион мира? И всё, хватит с тебя. Сам мучаешься и нас мучаешь.
Стр. 576-577 img 1028
В пример мне мать, как обычно, привела нашего соседа Гуртового с его коровами и с продажей молока.
Когда я рассказал Валентине и матери, сколько денег мне дали за мировой рекорд в жиме, который никто не мог побить почти 10 лет, и показал вещи, купленные на эти деньги, мать опять взгрустнула. А жена сказала:
- Разве всё измеряется в деньгах? Я была на Фестивале и видела, сколько радости Рудольф приносит людям, когда поднимает штангу. Ну и что с того, что платят мало? Зато Рудольф здоровый и сильный, его все знают. А что собой представляет Гуртовой? Как увидит, что молоко у него быстро разбирают, так тут же набавляет цену. Хорошо, что у нас есть собственная корова.
- Пока что есть, - уточнил я.
- Да, пока. Но сейчас молоко стало появляться и в магазине, так что корову держать не обязательно. А для детей можно купить козу.
Я первым делом принёс из огорода свежей мяты. Мята была пахучая, не надышишься. Её запарили в кастрюле, и получился ароматный чай. Он прогрел меня, я лёг и забылся мёртвым сном, как в мешке у кенгуру.
Ощущение дома - оно неописуемо. Запах перины, моя маленькая комнатка - куда ни посмотришь, везде стены. Здесь чувствуешь себя, как в собственной берлоге. Тем более что в этих стенах мне па-мятно каждое бревно.
Для потолка я привёз на мотоцикле с лесного склада шахты сосновую чурку, за ночь расслоил её ножом и топором на длинные рейки - по-сибирски “дранки”. Затем нарубил из стального каната шпильки - это и стало моими гвоздями. Ни гвоздей, ни других стройматериалов тогда в продаже не было, но выход из положения мы, тем не менее, всегда придумывали: как говорится, голь на выдумку хитра.
Итак, у меня имелась своя нора, в ней мне был знаком каждый гвоздь, но где теперь мои друзья юности? Они, парни с проклятыми немецкими фамилиями, вкалывали где-то на далёком Севере. Из-за побоища в киселёвском общежитии, где жили молодые немцы, их бросили в теплушки и отправили в Красноярский край. Я написал об этом в первой книге. Раз не успели пожениться, то заботливая рука партии нашла утешение и для них. И следовало благодарить бога, если человек при этом оставался в живых.
Проснулся я только к обеду. Мария, жена брата, уже давно ждала моего пробуждения.
- Физкульт-привет, спортивный мученик! - услышал я от неё.
Мария улыбалась мне совершенно искренне: она знала моих конкурентов по фамилиям и сразу же спросила, почему на Спартакиаде не выступал Т.Ломакин.
- Понятия не имею. Не в моём характере разузнавать о проблемах моих соперников по помосту.
- Значит, теперь дорога на чемпионат мира открыта? - радостно кивнула Мария.
- Вроде бы да. Но мне всё ещё не верится, что там, в Москве, не придумают ещё чего-нибудь, чтобы тормознуть меня.
- Нет-нет, ты только не позволяй себя чем-нибудь спровоцировать!
Перед уходом Мария сообщила, что Николай ушёл в шахту на три смены: там оснащают новый участок. То есть брат вернётся, может быть, только ночью.
Я потянулся так, что аж кости затрещали: тренировок у меня не было вот уже четверо суток. Когда я сжимал рукой руку и сдерживал дыхание, то становилось приятно. Это означало, что организм передохнул и что его пора подзагрузить. А то мышцы просто-таки зудели. Я поделал полуприседы то на левой, то на правой ноге.
Мать приготовила обед, мы стали ждать Валентину. Я не стал говорить матери, что именно мне нужно приготовить - она этого не любила. Но я знал, что мой вес находится почти на пределе: 83,5 кг натощак. Это был внятный сигнал: осторожно, вес подпирает.
На данную тему я прочитал много литературы. Как я понял, основное значение для собственного веса имеет всё-таки не еда, а особенности нагрузок. В основном в брошюрах писали о том, как наращивать мускулатуру. При этом сообщалось, что один килограмм прироста мышц даёт по 10 кг прибавки в каждом движении. А в сумме, стало быть, 30 кг.
* * *
Стр. 578-579 img 1029
Я размышлял: а что теперь станет делать А.Воробьёв, к каким уловкам прибегнет? В Алуште он не давал ходу В.Двигуну, устраивал тому неприличные розыгрыши в столовой. Как Воробьёв мог теперь поступить со мной? Ведь он был вхож в очень высокие кабинеты. Если Воробьёв случайно заговаривал со мной, то каждое слово у него имело ехидный и далёкий прицел. К примеру, он говорил мне:
- Видишь, какая у нас великодушная советская власть? Вас, немцев, выселяли, считали врагами, а сейчас, несмотря ни на что, держат за равноправных.
Мне оставалось только молчать. Я понял: Воробьёв своими неумеренными дифирамбами в адрес советской власти провоцирует меня на выражение протеста . Помню, как в Алуште на политзанятии Воробьёв принялся хвалить Хрущёва, перекрывшего дорогу тем, кто кормил хлебом коров и свиней. Мол, индивидуализм приобрёл у нас в стране нездоровый характер. Я тут же спросил Аркадия:
- У вас ведь, Аркадий Никитович, маленькие дочери, как и у меня. Где вы покупаете им молоко?
- У одного старика, - ответил Воробьёв. - Он пасёт на поводу свою бурёнку у железной дороги.
- А почему вы не покупаете молоко в магазине?
- Да там не молоко, а вода.
- Но ведь после указаний Хрущёва старик, скорее всего, навесит корове красный галстук. То есть зарежет её. Вот вы говорили, что коровы бродят по городу и от них воняет. Допустим, теперь вонять не будет. Но что же придётся пить вместо молока вашим детям - забелённую воду из магазина?
Ф.Богдановский, сидевший рядом со мной, незаметно схватил меня сзади за руку и прижал её к стулу.
- Тихо, Рудик! - прошептал он.
Да, я понимал, что нахожусь не на шахте в Киселёвске. Здесь имелись люди с чуткими ушами и с обмаранной совестью.
Фанаберии у звёзд тяжёлой атлетики было предостаточно. Сойдя с пьедестала, штангисты в момент заражались вирусом высокомерия. Бог знает, что творилось в их головах, но то, что 90% атлетов при этом менялись и завышали себе цену - это точно. Порой это от них не очень и зависело. Сама околоспортивная реклама выставляла им проходной балл в привилегированную среду.
На тех, кто вышел из низов, с производства, высокие пьедесталы действовали меньше. Я наслышался от своих друзей, что не умею пользоваться чемпионским титулом:
-Ты используешь свой титул на пользу другим. А сам не можешь даже поставить себе телефон, не распространяясь уже о том, чтобы купить машину.
- Какую машину - швейную? - смеялся я.
И вот я сидел за столом и пытался размышлять в глобальном масштабе. Что могло меня ждать, если я перешёл бы в вес 90 кг? Мой рост и моя жировая прослойка позволяют мне в один миг набрать 5 кг веса, особенно если я начал бы применять многоразовые серийные подъёмы. Связки у меня отличались большой надёжностью: я хорошо укрепил их ещё тогда, когда работал такелажником и занимался эвакуацией из шахты отработанных машин. Впрочем, я и без этого часто применял изометрические упражнения по примеру американских атлетов.
Природа одарила меня возможностью развития силы. Кроме того, мне помогали семья и мои друзья. Мне доверяло начальство, мне позволяли изготавливать для занятий штангой всё, что я хотел. Но это было здесь, в Сибири. В Москве же силовые структуры в тиши кабинетов мыслили с точки зрения того, как угодить хозяевам из ЦК КПСС. И если Воробьёв был туда вхож, то он и являлся хозяином положения.
Если я ушёл бы в вес 90 кг ещё до Спартакиады народов СССР, то тогда точно угодил бы под воробьёвские жернова. Если перед А.Воробьёвым по стойке „смирно” вытягивался сам Н.И.Шатов, то в моём выездном деле, надо полагать, вмиг нашлись бы недочёты.
В 1958 г. Воробьёв проголосовал против моего участия в чемпионате мира, хотя я стал чемпионом СССР, а ему как капитану команды надлежало соблюдать справедливость. Вот такое лицо имел этот человек: дважды два - сколько надо.
Со мной в шахте работал бывший власовец Алексей Боков, о котором я уже писал в первой книге. Иногда мы с ним садились передохнуть или съесть свой тормозок - хлеб с салом, что горняки берут с собой в шахту. Однажды я стал читать газету, в которую был завёрнут хлеб, и обнаружил фельетон о том, как один Герой Советского Союза превратился в крупного дельца. Я дочитал фельетон до конца и протянул:
Уважаемый Составитель, вот теперь всё понятно. Я почему-то представил ящик "стоячим" - вероятно, из-за малой его толщины. За которую я принял высоту Вашего ящика.
Разъяснилось и со слоем плотно уложенных деталей. Который (10-12 см) мне показался уж очень тонким. В самом же деле этот слой занимал до 3/4 высоты ящика.
Надо сказать, что способ подъёма, применявшийся Вами, до крайности неудобный. Пусть и единственно возможный. По сути этот способ равнозначен становой тяге штанги между ног. С тою лишь разницей, что кисти Ваши были расположены перпендикулярно их положению при захвате грифа, да и ноги приходилось расставлять значительно шире.
Отстояние центра тяжести ящика от тела на 8 см или на 20 см - разница, несомненно, громадная. И если "стоячий" 190-килограммовый ящик ещё можно (при наличии страшной силы) как-то изловчиться поднять "перед собой", то "лежачий"....разве только при помощи какого-нибудь противовеса. Компенсирующего заваливание тела вперёд.
"Д.Иванов любил описывать всякие инциденты - разумеется, с разрешения главного редактора „Советского спорта“. Но драма Воробьёва прошла мимо миллионного читателя газеты."
Режет глаз такой оборот. Правильно - "мимо миллионов читателей газеты". ----------------------------------------------------------------------------------------- Так вот как всё оно было. Ай да Коммунист Никитович - на зубах, но выиграл Спартакиаду. Видимо, ждал, сколько покажет Двигун в толчке. И толкнул минимально необходимый для победы снаряд.
Увлекательно про Дмитрия Иванова. Выбил милиционеру золотые зубы и почти ничего за это не поимел - красота !
Ещё красивее красота - остался в партии, возвернулся на прежнее непыльное место работы....но как же тогда неукоснительное равенство всех советских людей перед Его Величеством Советским Законом ?
А никак. Год оттрубил Иванов в тюряге и благополучно откинулся. Хотя усожен был на три года.
А если по правде, должен был получить значительно больше. Чай не хухры-мухры натворил - не только изумлённо пьяным сопротивлялся сотруднику правоохранительных органов, ещё и приласкал сотрудника по зубам. Зубы навылет, а милиционер в глубоком нокдауне. Хорошо ещё дворник-борец не позволил Иванову приласкать милиционера добавочно.
За такие делишки Иванову могли и "червонец" впаять. Но Иванов изначально "подвергся" могучей протекции.
Такое вот "равенство" советских людей пред законом.
Интересно, в каком году произошёл этот случай ?
В "оправдание" Иванова можно добавить, что своё преступление он мог бы и не совершить. Просто, не сумел бы. Будь блюститель порядка человеком тренированным для своей опасной работы, а не каким-то обычным, физически неразвитым человеком, которого защищает форма и больше ничто.
Вон, дворник - и тот оказался борцом. Не только не поддался зарвавшемуся Иванову и нисколько от него не пострадал - ещё и съездил известному журналисту метлой по физиономии.
Милиционер же - да какая, к чертям, там у них была подготовка ! Единственный приём самбо - залом руки за спину - вот и все познания в деле противостояния стража порядка преступнику. И больше менту надеяться не на что. Ибо пистолет на дежурстве милиционеру был не положен, да и дубинка - вроде как, дубинки уже отменили к этому времени.
Василию бы Ивановичу милиционером быть - уж он бы вырубал любого преступника. Без всяких дубинок и приёмов самбо. Свинг от всей пролетарской души, и преступник уже не встаёт. А то и не дышит.
"Василий Алексеев, примерно так же ударив в Коряжме (Коми АССР) секретаря комсомольской организации Глазаревича, а после этого пожаловался мне в письме, что ему всё чаще попадаются люди с гнилой челюстью. Мол, о чём думает правительство - народ хилеет и хилеет. Глазаревича привели в чувство только через 10 часов и затем 16 дней искусственно кормили.
В.Алексеев настаивал на том, что в этом виноват не он, а советское правительство и коряжминский комсомол, руководимый первым секретарем ЦК ВЛКСМ Е.Тяжельниковым. Тот снял с работы журналиста Валентина Скарятина, который написал об этом инциденте, - видимо, осознав вину комсомола, не закаляющего челюсти своим секретарям."
Экий же демагог Василий Иванович. Ловко же он обвинил в своём преступлении партию, комсомол, а, может, даже и Генерального секретаря ЦК КПСС - за собой же вины не чувствовал. Мол, да разве ж это челюсти у советских людей ? И вполсилы ударить нельзя !
Случись у Глазаревича голова послабее, мог бы и в морг угодить прямиком. Но.....
И ведь ударил Василий Иванович не простого советского человека, а секретаря комсомольской организации. Пусть и невысокого уровня.
За это вполне заслужил бы Василий Иванович длительный срок в лагерях. Однако, не заслужил. А, подобно Дмитрию Иванову, подвергся протекции. И впоследствии не раз ещё ей подвергался. Потому и не отказывал себе никогда в удовольствии - челюсть чужую на крепость испробовать.
Уважаемый Дилетант, спасибо Вам за указание на пропущенный мною огрех в тексте. Сейчас всё исправлю. Если заметите аналогичные недочёты текста - не стесняйтесь сразу же о них сообщать.
"В 1950 году жизнь моя, прежде такая размеренная и спокойная, вступила в полосу перемен. В том году на соревнованиях в Харькове с мировым рекордом в рывке я стал чемпионом страны. Моя маленькая семья ждала прибавления. Одним ещё куда ни шло, но с грудным ребенком ютиться в неприспособленном для жилья закутке... Я искал выхода, но никак не мог найти. В этот трудный момент меня начали звать в Киев, обещали там комнату, и я совсем было согласился, как вдруг...
Я получил приглашение прибыть к Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову, который в то время командовал Уральским военным округом. С огромным волнением ступил я в его кабинет на ковровую дорожку, на другом конце которой за массивным письменным столом сидел Георгий Константинович. Сбоку стоял столик с теснящимися на нем телефонами. Увидев меня, Жуков встал, подал руку, пригласил сесть. Сам он вернулся за свой стол, я присел за маленький приставной.
Георгий Константинович поздравил меня с званием чемпиона страны, спросил, большая ли была конкуренция, как я тренировался, чтобы победить. Поначалу я волновался (Жуков слыл человеком строгим и непростым), но: он говорил со мной так мягко и доверительно, что волнение незаметно для меня самого прошло.
От тяжелой атлетики маршал перешел к другим видам спорта, называл фамилии спортсменов, вспоминал запомнившиеся ему моменты соревнований. Я с удивлением обнаружил, что Георгий Константинович хорошо разбирается в спортивном мире и судит о нем отнюдь не как дилетант. Особенно охотно говорил он о футбольных делах, о лыжном и конькобежном спорте, о лошадях. Да простится мне каламбур, лошади были его коньком."
Всегда смешило в воробьёвской книге это "получил приглашение". Так уж прямо и приглашение. Нижайшее, навязчивое, да ещё и с бантиком. Которое можно было даже и проигнорировать.
Не приглашение, отнюдь ! а приказ ! И отправился, засеменил внезапно мягкими ножками армеец Никитович к слывшему строгим и непростым маршалу Жукову с нешуточной дрожью в коленях.
Самодур и хвастун Жуков и прежде-то мягкосердечием не отличался, а опальный - того и подавно.
Оно и понятно. Не так и давно числился Георгий Константинович первым маршалом СССР, маршалом Великой Победы, и вдруг - такая вопиющая несправедливость ! - негодяй Генералиссимус товарищ Сталин (ни за что ни про что !!) выбросил Жукова из командующих оккупационными советскими силами в Германии и направил командовать сначала Одесским, а вскоре и вовсе заштатным Уральским военными округАми.
Так что униженный разобиженный Жуков пребывал, на тот печальный момент, в крайне дурном расположении духа и явиться к нему (даже и по "приглашению") было непредсказуемо чревато любыми последствиями.
"Железная игра", глава 4-я "От Мельбурна до Рима":
"Дела шли блестяще. В том же (1958-ом) году я сделал очередной золотой дубль — стал чемпионом страны и мира. На мировом первенстве в Стокгольме главным соперником, куда от него денешься, опять был Шеппард, ставший вторым. Трофим, как и я, повторил в Швеции свой прошлогодний успех.
Короче говоря, жизнь привычно катилась по ровной, накатанной колее. Будущее представлялось безоблачным. Ничто не предвещало беды. Между тем до неё оставалось сделать лишь один шаг.
Из спортивных справочников можно узнать, что в 1959 году я благополучно выиграл золотую медаль на II Спартакиаде народов СССР. Между тем именно эти "благополучные" соревнования стали началом конца моей спортивной карьеры.
Уже в самом конце борьбы я попытался поднять штангу на грудь — и упал на помост. Подняться самостоятельно уже не смог. "Скорая помощь" увезла меня в Центральный институт травматологии и ортопедии. Врачи поставили диагноз — отрыв приводящей мышцы бедра.
Мне шел 35-й год. Пока я выигрывал, меня терпели. Травма все переменила. Штангу я больше поднимать не мог. Никто из тренеров сборной на меня не рассчитывал. Поэтому они быстро сбросили меня со счетов. Так я оказался за бортом тяжелоатлетического корабля. Однако в отличие от морских обычаев кричать "человек за бортом" никто не стал.
Да, судьба нанесла мне свой удар в момент, когда я меньше всего этого ожидал. Как ни странно, даже всеми забытый, распластанный на больничной койке, я совсем не помышлял о том, чтобы бросать спорт. Правда, после того как мне стукнуло 30 лет, я не раз подумывал об уходе.
Однако думал как-то расплывчато и неконкретно, словно не всерьез. Приближались очередные соревнования и, забыв о сомнениях, я снова брался за гриф. Когда выигрываешь, трудно уходить в отставку только потому, что соперники моложе тебя. Мне везло. Я стал чемпионом даже той самой спартакиады, которая уложила меня на больничную койку.......
.................Во Всесоюзном комитете мое появление встретили молчаливым удивлением. Получив направление, я отправился в подмосковный город Балашиху, где тренировалась сборная. Там меня никто не ждал. По сдержанному приему можно было заключить, что во мне видят настырного ветерана, который, пользуясь старыми заслугами, самозванно явился на сбор. Никто не возражал, потому что формальное право было на моей стороне. Но право, сильного ещё предстояло доказать.....
.....В положении такого своеобразного подозреваемого оказался и я. Обладая титулами чемпиона Олимпийских игр, чемпиона мира и чемпиона страны, я тем не менее должен был постоянно доказывать свое право находиться в сборной. Престиж прикидок (кстати сказать, никто и никогда не устанавливал их статут и не ограничивал их число) подмял под себя авторитет чемпионатов национальных, олимпийских и мировых. Хотел я или не хотел, я вынужден был принимать это в расчет. Прикидку могли назначить на любой день и на любой час. И не всегда благоприятным для вас оказывался выбранный срок.....
.....Как бы то ни было, когда за пять дней до отъезда состоялась окончательная прикидка, я уже вышел на орбиту своих привычных весов. Я замучил себя, тренировался по два-три раза в день, но добился своего — заставил ноги крепко стоять на земле. Мой основной соперник В. Двигун тоже хватил лиха на этом сборе. Билет в Варшаву достался мне."
Мучимый скромностью Коммунист Никитович описывает своё травмирование на Спартакиаде "несколько" по-другому, нежели это делает Плюкфельдер. По Рудольфу Владимировичу, Воробьёв получил травму в рывке. Но сразу же самостоятельно поднялся. И смог ещё заштамповать подход в толчке. Кроме того, нашёл в себе силы допрыгать до пьедестала почёта.
Коммунист же Никитович, повинуясь собственной скромности, не имел ни малейшей возможности поведать читателю о травмировании своего паха в рывке. Иначе, как же тогда Воробьёв выиграл Спартакиаду ?
Поэтому водолаз-морской пехотинец передвинул травму свою на толчок. Да и то не на первый, а второй или третий подходы. ------------------------------------------------------------------------------------------ Как видно из воспоминаний Плюкфельдера, тренерами двигало не cтолько стремление выявить объективно сильнейшего, сколько дикое желание избавиться от Воробьёва. Уж так он всем надоел своими авторитарными замашками !
Плюкфельдер пишет:
"А.Воробьёв почувствовал, что Н.И.Шатов больше не хочет видеть его в сборной из-за диктаторских замашек Аркадия. Придирки Воробьёва были мелочными, но, как нам казалось, капитан команды поддаёт жару старшему тренеру.
А.И.Божко, армейский тренер, был, конечно, заинтересован в выступлении Воробьёва на чемпионате мира в Варшаве. Однако, с другой стороны, Воробьёв лишней скромностью не страдал, и тренеры явно побаивались его. Никакой вольности быть не должно, говорил Воробьёв, тренерам нужно „режимить“ так же, как и атлетам. Поэтому тренеры молились, чтобы Двигун выиграл Спартакиаду у Воробьёва.
В 1959 г. А.Воробьёва тревожил вопрос о своих перспективах на будущее. Рядом находился А.Медведев, они оба рвались к власти. В науке Воробьёв опережал Медведева. Правда, Р.П.Мороз говорил мне:
- У нас в институте не хотят прихода Воробьёва. Наши преподаватели в большинстве своём хотят появления на кафедре Медведева.
А вот Госкомспорт СССР, а также В.Д.Алёхин желали видеть в Москве А.Воробьёва."
Аркадий Никитович показал себя и действительно несгибаемым твердопламенным коммунистом. Проявив невиданное упорство и опираясь на поддержку в верхах, не доставил радости тренерам. В команде остался. К тренерскому страшному сожалению.
Выиграл Римскую Олимпиаду и вскоре двинул в науку. Нимало не оглядываясь на тех злопыхателей, которые спали и видели Воробьёва выброшенным отовсюду - из науки и спорта.
Что тут можно сказать ? Молодец Воробьёв. Именно так и надо по жизни идти. Используя всякую возможность продвинуться.
Нелишне и компроматец иметь на возможно большее множество начальников. Да и просто рядовых штангистов в команде. Компроматец - он, вишь ты, какая занятная штука, лежит себе и хлеба не просит. А потребуется - хлоп ! и начальник кувырком превращается во что-то нижестоящее. В сравнении с прежним тёпленьким креслом. Лепота да и только.
Не имеется и самых микроскопических оснований лелеять сомнения, что жёсткий неподкупный Аркадий Водолазович и в науке следовал тем же основополагающим принципам, что и в спорте.
И был кругом прав.
Не подставляйтесь ! Как подставились, к примеру, с китайской водкой оторвавшиеся и возомнившие себя выше коллектива тренеры сборной - и тогда никакого компромата и не было бы.
Воробьёв по сути своей представлял из себя "санитара леса". Одного из редких людей, благодаря которым коммунизм пусть и медленно, но неуклонно придвигался всё ближе и ближе. Борьба за чистоту рядов - разве не к ней призывала партия, призывала сама себя, на своих исторических съездах ?
Не будь воробьёвского типа людей, это в какое же рабство могли загнать советский народ обнаглевшие бесконтрольные руководители всех мастей и оттенков ? В самое ужасное. Что ни есть в природе.
Вон, как члены тяжелоатлетической сборной пресмыкались перед начальством - никто и слова вякнуть не смел. Воробьёв же....
Оттого и мечтали мелкие душами беспринципные руководители от Коммуниста Никитовича избавиться навсегда.
Да не вышло.
Дед
moderator
Сообщение: 112
Откуда: Россия Саратовская область
Отправлено: 16.09.15 19:52. Заголовок: В интернете очень ма..
В интернете очень мало информации о журналисте-штангисте Дмитрии Иванове. Где он сейчас?
Дилетант
Сообщение: 861
Откуда: Россия
Отправлено: 16.09.15 21:00. Заголовок: Уважаемый Дед, тоже ..
Уважаемый Дед, тоже когда-то интересовался этим вопросом. И навскидку ничего не нашёл. Сейчас же, использовав для поиска "вводную" "Дмитрий Иванович Иванов, заслуженный мастер спорта", кое-что о журналисте-штангисте нашёл сразу.
Уважаемый Составитель, проштудировал Ваши посты с 1489-ого по 1491-ый. Описки, недочёты и нелепости буду помечать красным. А уж Вы исправляйте их, как Вам заблагорассудится.
Буду каждый день помечать красным ошибки в 1-2 последующих постах. Помню, что ошибки встречались мне довольно часто. Заодно освежу в памяти текст.
Только смотрите внимательнее. Иногда опиской или ошибкой является единственная буква.
И, пожалуйста, не утруждайте себя благодарностями. Мне сия "ломовая работа" ничего не стОит. Просто хочу привести текст книги Плюкфельдера в совсем уже полный порядок.
А то ведь, знаете ли, этак зайдёт на форум какой-нибудь "профессор-тяжелоатлет", типа Юрия Петровича, узреет ошибки да и позлорадствует от чистого "сверхинтеллектуального" сердца - мол, .....и так далее и.....а всё туда же ! Совершенно не принимая в расчёт, что допущенные просчёты - всего лишь небрежности "перевода".
- Знаешь, Рудольф, - откликнулся Боков, - после войны выжили одни проходимцы. Эти подлецы тогда все попрятались и потому остались в живых. А теперь именно они всем командуют. Трусы подались с запада в тёплые края, в Среднюю Азию, и после войны вернулись на прежние места. А добрый честный народ погиб, попал под пули. Так что ничего не поделаешь, жизнь пошла подлая, - кряхтя, он встал с места. - Пошли, за нас никто работать не будет…
* * *
Когда смотришь соревнования штангистов, то может показаться: поднял - не поднял, ну что тут такого? Но столь однообразно соревнование выглядит с точки зрения рядового наблюдателя. А если ещё оглядеться на то, что происходит вокруг?
Тысячи людей по всему миру штурмуют эту штангу, которая позволяет надеть на себя любой вес. Сколько средств тратят государства всего мира на тренировки и на соревнования силачей… И как же скрупулёзно взвешивают штангу и участников соревнований! Мало того, что атлет установил рекорд мира - он ещё должен соответствовать правилам по собственному весу. А кроме атлета, дополнительно взвешивают и штангу.
Вот я и сидел за столом и думал: что же мне отсюда можно съесть? Дашь душе свободу - значит придётся расплачиваться в парной. Чтобы мать не обиделась, я объяснил ей, что мне можно есть и чего нельзя. А мать в ответ только удивилась: „Ты что, беременный, что ли?” Я съел кусочек куриного мяса, выпил два сырых яйца, позже - стакан холодного кофе. И двинулся на тренировку.
В тот день на неё пришли все. Как тренер я весь в распоряжении моих подопечных: кому чего нужно? Назавтра мне предстояло встретиться с заместителем начальника шахты, он мог решить все проблемы нашей секции по хозяйственной части.
Тренировка шла как по маслу. Ребята провоцировали меня на большие веса, но я на это не шёл. Нельзя привыкать к большим весам на тренировке. Нельзя приучать к ним организм как к обычным подходам. Обычный подход и должен быть к обычному весу. А предельные веса нужно поднимать только на соревнованиях.
У меня организм устроен так, что раз или два раза в год внутренняя психическая атака на вес мне помогает.
Но мой организм настолько себя перестраховывал, что не позволял мне этим злоупотреблять. Как при перегреве срабатывает тепловое реле, так и у меня организм отключался – срабатывал инстинкт самосохранения. Вот вам и волевая подготовка, о которой так много писали наши новоиспечённые научные работники. Хотя можно заставить себя через силу вести, например, утомительный бег или идти за плугом.
Помню, весной 1942 г. в селе Пьяново Титовского района Новосибирской области бригадир Самохвалов заставил меня пахать землю от темна до темна. До вечера я загнал трёх лошадей, а сам всё шёл и шёл за плугом. Лошади пахали, я только держался за плуг. За это Самохвалов выделил мне две порции молока и дал дополнительно каши. Я пахал и ел на ходу.
Здесь проявление воли расходится с тем, что происходит в тяжёлой атлетике. Штанга жестоко мстит за неготовность, из-за неё атлеты получают очень тяжёлые травмы. Поэтому верить психологам в данном случае нужно с большой осторожностью.
Я понял, что здесь весьма кстати пословица „Тяжело в учении - легко в бою“. Чтобы не рассчитывать на везение, нужно создать запас прочности. Вот тогда становишься хозяином помоста. Отсюда у меня и выработалось такое строгое отношение к себе: никакой отсебятины или вольности, которые разнесут энергию по ветру. Молодость скоротечна. Моё время уходило, я и так опоздал.
Мне нужно было предъявить вызов на чемпионат мира в нашем городском спорткомитете и взять там документы на командировку. Полагались мне и деньги, но я решил ехать на свои: дорогу мне всё равно оплатили бы потом. Я снова оказался у своего старого наставника Павла Дмитриевича Колчева.
- Знаю, читал о тебе, Рудольф, - кивнул он. - Всё правильно, веди за собой ребят! Я столько лет работаю на стадионе и давно заметил: чем больше у нас плановых игр, тем меньше в городе хулиганства. Ребят нужно отвлечь от улицы. Ты теперь куда поедешь, когда вернёшься в сборную?
Я рассказал всё по порядку.
- Ну, с богом! В Москве передавай привет Лёшке Ванину и Василию Ивановичу Анисимову.
Это П.Д.Колчев назвал именитых киселёвских спортсменов, перебравшихся в столицу. Я написал о них в первой книге. А.Ванин был известен не только как спортсмен, но и как киноартист, а В.И.Анисимов - это основоположник борьбы и тяжёлой атлетики в нашем городе.
Стр. 582-583 img 1031
На вокзале я взял билет на поезд до Новосибирска, а в центральной городской кассе - на авиарейс Новосибирск-Москва. От самолёта у меня болели уши, но так добираться до Москвы было намного быстрее.
Дома остались на меня в обиде. Наступил самый разгар уборки, брат без меня достал сено. На этот раз мы с ним виделись мало, он был занят в шахте день и ночь.
Страна требовала повышения добычи угля, строились новые заводы и другие объекты. И все давили на шахтёра: давай-давай, выжимай из себя для начальства звёздочки. Шахта послала людей на уборку в колхоз, добывать уголь стало некому. Я встретил своего начальника цеха А.Т.Клышко.
- Ох, Рудольф, знал бы ты, как нас сейчас жмут! – сокрушённо произнёс он. - Хуже, чем во время войны. В магазинах почти ничего нет, а работать - давай-давай! Хорошо, что у тебя имеется подсобное хозяйство и мать дома. А я один, у нас ничего нет, всё несём с базара. Ты же знаешь - я день и ночь на шахте…
Вечером я простился с ребятами. А.Вахонину расписал тренировки на весь месяц. Попросил его вести себя прилично - не то, мол, дисквалифицируют и отберут звание мастера спорта. Брат Николай на своём „Москвиче“ отвёз меня на вокзал.
* * *
В поезде вокруг меня были новые лица, звучали новые разговоры. О спорте, как и прежде, я старался не говорить. С новосибирского вокзала взял такси до аэродрома „Толмачёво“. Из Москвы прямиком направился в Балашиху. Там, в военном городке, уже собрались штангисты.
На станции в Балашихе меня ждало такси. Как оказалось, нас поселили в казарме. Правда, в ней имелись и отдельные комнаты на двух-трёх человек.
Первым я встретил Марка Борисовича Казакова. Для меня он был не только врачом, но ещё и хорошим психологом-наставником. Через несколько лет, когда его назначили заведовать областным физкультурным диспансером в Свердловске, М.Б.Казаков перестал появляться на наших сборах. После 1961 г. на сборах перестал появляться и А.Воробьёв, близкий друг Казакова.
Я поселился с Виктором Бушуевым и с Алексеем Медведевым. Алексей по каким-то причинам присутствовал на сборах мало. С Виктором мне было хорошо - он человек спокойный, общается почти без эмоций. На тренировке я встретил Н.И.Шатова, который пока ещё не поселился на базе.
В сборах участвовали главным образом хорошо знакомые мне атлеты - Владимир Стогов, Евгений Минаев, Акоп Фараджан, Фёдор Богдановский, Александр Курынов, Аркадий Воробьёв. Присутствовал также Юрий Расчёскин из Ташкента, выступавший в одном весе со мной. Здесь я впервые познакомился с тяжеловесом Юрием Власовым из Москвы.
Постепенно выяснилось, что удобства на базе оставляют желать лучшего. В гостиницах были общий душ и общий туалет. Мы жили в разных корпусах и вечерами собирались в основном у Юрия Власова.
Главным нарушителем спортивного режима на сборах был Ф.Богдановский, который несколько раз опаздывал к отбою, специально прихватив с собой А.Курынова. Фёдор спекулировал на том, что они оба выступали в весе 75 кг: если отчислять нарушителей со сборов, то пришлось бы отчислить обоих, чего ни один тренер делать не стал бы. Действительно, в наказании для обоих нарушителей наши тренеры ограничились выговором.
Мне до сих пор не совсем понятно, почему на эти сборы не приехал Виталий Двигун. А.Воробьёв тренировался очень осторожно, в основном расхаживал по залу: разрыв мышцы в паху явно давал о себе знать, и Воробьёв весь съёжился. Они всё шептались с М.Б.Казаковым. Воробьёв надевал на штангу 90 кг, поднимал этот вес несколько раз и уходил с тренировки. Даже А.И.Божко, человек обычно спокойный, заволновался из-за этого.
Моего казённого тренера И.З.Любавина на сборы не взяли, за мной присматривал Н.И.Шатов. Я уже писал, что всегда уходил с тренировки позже всех. А Шатову было неудобно оставлять меня одного. Однажды, когда мы с ним остались наедине, он посетовал:
- Ох, что-то неладное приключилось с Воробьёвым… До соревнований 15 дней, а он на тренировках ничего не поднимает, только крутится возле штанги. Может, ты, Рудольф, знаешь, что с ним?
- Разрыв абдукторов заживает долго, - ответил я. – В стойку он вес возьмёт, но в “ножницы” опуститься не сможет.
Стр. 584-585 img 1032
Позже я заметил, как Н.И.Шатов что-то подолгу обсуждает с А.И.Божко. Они волновались ещё и за Е.Минаева, выступавшего в весе 60 кг. Дело в том, что в этой весовой категории у нас были сильные конкуренты - Исаак Бёргер из США и Мариан Зелинский из Польши. Расчёты Шатова и Божко, подтвердившиеся позднее, показывали, что Минаев может оказаться всего лишь на третьем, а то даже и на четвёртом месте. В итоге было решено не брать Минаева и за счёт этого „сдвоить“ в весе 67,5 кг, выставив одновременно В.Бушуева и А.Фараджана.
Вскоре собрался тренерский совет, который пришёл к выводу, что положение у А.Воробьёва из рук вон плохое. Воробьёва на совете не было - он ездил на стадион лечиться. Н.И.Шатов связался по телефону со Сталинабадом. Оттуда сообщили, что В.Двигун в хорошей форме, свои семейные дела вроде бы уладил и готов хоть завтра выехать на сборы - но только при условии, что будет выступать в Варшаве.
Этот вариант Н.И.Шатова устраивал, и он напечатал заявку на чемпионат мира, куда вместо травмированного А.Воробьёва вписал В.Двигуна. Для Воробьёва это, конечно, стало трагедией. Он сам диктовал свою волю при формировании команды, а тут получилось, что с ним не посоветовались. А он ведь всё-таки пока ещё оставался капитаном сборной команды.
В те дни я впервые услышал голос Юрия Власова. Вечерами я приходил к нему в комнату, куда всегда набивалось много народа. Его умение занять людей - это просто талант. Если хоть раз у него побываешь, то будешь с нетерпением ждать вечера, чтобы снова туда попасть. Я в первый раз услышал человека, чьи слова укладывались в моей голове как на полочке. В то время я начал увлекаться философией. Ах, как здорово Власов всё рассказывал, какие чёткие определения выдавал! Он откровенно говорил, что пишет исторический роман. Однажды я пришел с опозданием, и Власов уже читал его.
Мы, штангисты, гордились Юрой - он был молод, красиво сложён, особенно по сравнению с Полом Андерсоном или с Алексеем Медведевым. Но для тренеров Власов оказался твёрдым орешком, он ненавидел коллективные гешефты.
По рассказам Ю.Власова я понял, что он воспринимает мир не в материальном, а в идеальном плане. Постепенно я узнал, что Юре 24 года, что он учился в военной академии и что был усыновлён генералом. Отец Власова уже умер. Юра не работал ни на каких стройках и забить гвоздь было для него проблемой. Он происходил из интеллигентной семьи, его опекали с детских лет, а затем он закончил суворовское училище - вот и всё. Пот Юрий проливал только от штанги, трудовую жизнь не испытал.
Сурен Петросович Богдасаров получил в свои руки удивительное существо, в котором физическое развитие гармонично сочеталось с духовным. Шагай хоть куда - тем более, что Юра не скрывал своих знаний. Старший тренер сборной РСФСР Дмитрий Петрович Поляков говаривал на сей счёт:
- Что ему делать тут у нас? Пусть идёт в Академию наук к самому Келдышу. От напряжения из него всё равно выдавятся все знания. Это то же самое, что солить огурцы в дырявой бочке - рассол обязательно вытечет.
Д.П.Поляков никогда не интересовался мнением Ю.Власова, он просто звонил С.П.Богдасарову:
- Ну, где твой Келдыш? Я назначаю ему сборы дома.
Придя в сборную, Ю.Власов узнал: здесь спекулируют на предмет того, кому позволительно выступать за команду, а кому - нет, и звание чемпиона СССР - ещё не гарантия того, что атлету доверят защищать честь страны. Он стал свидетелем случая с Е.Минаевым, а затем скандала с А.Воробьёвым. Все эти закулисные игры были Власову не по душе. Он предпочитал работать как по сценарию, написанному для театра.
Штанга никогда не находилась для Ю.Власова на первом месте в жизни. Он тратил время на тяжёлую атлетику для того, чтобы разгрузить свои мозги и снять застой крови в голове.
Ходили слухи, что А.Воробьёв возражал против тренировок Ю.Власова вне коллектива. А.Медведев, увидев Власова, вздохнул и сказал: „М-да, посмотрим...” Видимо, в глубине души он подумал: этого мне только не хватало!
Медведев целый год издевался над своим весом - голодал, а затем дал волю аппетиту. Когда вес у Медведева упал, его сила ушла куда-то в песок. Помню, Елизавета Петровна, добрая, умная и красивая жена Медведева, взволнованно сказала мне:
- Рудик, ты ведь тоже тренируешься самостоятельно, так подскажи же Лёше. А то он поднял 505 кг и больше не может повторить этот результат. Он, наверно, в чём-то перемудрил?
Казалось бы, открытость жены должна была передаться А.Медведеву, но он продолжал экспериментировать над собой скрытно. Однако Ю.Власов придавил Медведева, так и не дав ему подняться на ноги, хотя Алексей вёл целенаправленную объёмную работу.
Стр. 586-587 img 1033
А.Медведев специально не стал выступать в 1959 г., дал порезвиться С.Ромасенко, Л.Жаботинскому, Е.Новикову, Макееву, Ю.Картвелишвили и, конечно, Ю.Власову. Всю ставку Медведев сделал на Олимпийские игры 1960 года. Его сумма 505 кг стояла пока неприступно, словно скала, а раз так, думал Алексей, то можно будет скоро разослать вызовы противникам.
Выражение насчёт вызовов придумал Эдуард Бровко. Когда штангист, вышедший из игры, появлялся опять, тот спрашивал:
- Ну что, разослал свои дуэльные письма?..
* * *
Моё сердечко нет-нет, да и напоминало о себе. Мать дала мне с собой траву стародубку. Наш врач А.М.Кожевникова выписала лекарство миоль для укрепления сердечной мышцы.
Я часто нарушал написанный мной месячный план, где значилось, когда надо делать объёмные тяги и приседания, а потом расплачивался за это. Самодисциплины мне порой не хватало. Правда, на тренировках я не заводился и на большие веса не ходил.
На сборах в Балашихе мы жили как отшельники, в Москву выезжали редко. А мне нужно было купить несколько грелок.
Мой организм устроен так, что для доведения его до полной работоспособности мне нужно сильно размяться. Большинство штангистов разминались быстро - едва они начинали поднимать штангу, как у них выступал пот. А у меня этот разминочный процесс длился вдвое дольше.
Я уже писал, что изготовил ящик-солярий с 25-ю 100-ваттными лампочками. Два года назад я целый месяц проводил эксперимент - перед началом тренировки залезал в этот ящик. Пульт управления находился в моих руках, и я поочерёдно включал ряды ламп. Проходили максимум десять минут - и я оказывался весь в поту. Эксперимент показал, что это лучше, чем хорошо размяться со штангой, а потом поднимать предельные веса. Я пробовал разные варианты и нашёл главное: при использовании искусственного разогрева тратишь меньше сил, сохраняя их для подъёма рекордных весов. Но ящик с лампами на соревнования не привезёшь, и я решил купить пять электрогрелок.
Две грелки я клал на плечевой пояс, одну - на спину, и по одной - на каждую ногу. В магазине электротоваров на ул. Кирова, недалеко от главпочтамта, я купил ещё и 30 м гибкого электрошнура.
Коллеги-штангисты смотрели на мои чудачества с лёгкой усмешкой. Дело в том, что всем спортсменам сила достаётся неодинаково, особенно если дело касается атлетов, которые не штангисты по своей природе. Мне, например, надо было быть борцом или боксёром. Чтобы разогреться, я должен был пробежать в быстром темпе как минимум 500-600 метров. Не сделав этого, я не входил в состояние готовности для молниеносного возбуждения. А если я взбудораживался чисто психически, то это было чревато разрывом мышц.
Когда я принёс грелки, разложил их на полу и лёг на них, то понял, что мне ещё нужен халат. Я купил и его, но упражнялся с ним только дома и на тренировках в нём не ходил. Мне пришлось также купить хорошую асептическую изоляцию.
Здесь очень пригодилась моя специальность электрика. Я сделал на халате целую систему соединений. Четыре штепселя у грелок я выбросил, соединив их параллельно. С помощью выключателей я мог регулировать тепло от каждой грелки. К примеру, грелки на ногах и на спине были включены у меня в третьем режиме, а на плечах - во втором. Всё это я испытал в отдельной комнате, где мне никто не мешал, а затем показал своё новое устройство А.Медведеву. Он посмотрел и сказал:
- Знаешь, мне нужны не грелки, а холод. Я и так всё время перегрет.
Да, у всех всё работает по-разному и зависит от того, кто какую жизнь вёл и как зарабатывал себе на хлеб. Выработка почти марафонской выносливости далась мне когда-то очень нелегко. Потребовалось много лет, чтобы обойти всех в тренировках. Однако по сути всё было просто: шахта выжимала из меня соки, но благодаря хорошему питанию я мог работать и одновременно тренироваться. Отсюда и появилась выносливость.
Однако штанга – это не марафонский бег, здесь нужно выжать из себя всё в одну секунду. Вспышка изнутри - вот и все. Главное - поднять вес. А как достигнут этот результат, как прошла подготовка к нему - судьям всё равно. Что ж, я был рад, что мне удалось кое-что сделать. Но А.Медведев спросил:
- А ты уверен, что поедешь на чемпионат мира?
У меня чуть не остановилось сердце.
- Сидорыч, ты думаешь, что вместо меня возьмут Юру Расчёскина или Васю Пегова?
Стр. 588-589 img 1034
- Мы можем думать, что хотим, но там, в верхах, делают так, как удобно им. А ты тут уже приготовил электрический халат да разные резиновые тросы…
- Погоди, Алексей, ведь Расчёскин может запросто проиграть. Там будут американцы, поляки, да мало ли кто ещё. А я готов к новому мировому рекорду в сумме.
- Рудольф, я знаю, что ты сильный, - улыбнулся Медведев. - Я только беру пример прошлого года. Ты ведь и тогда был силён, но получился пшик. И тебе пришлось доказывать свою силу в Ростове. У нас всё могут. Ты ведь слышал, что на чемпионат мира не выставляют самого Воробьёва?
- Так ведь Воробьёв травмирован. А может, он отказался сам?
- Ну да! – усмехнулся Медведев. - Ты что, Воробьёва не знаешь? Он волевой и, если надо, доберётся до штанги ползком.
- А ты сам-то думаешь выступать?
- Нет, раз я не выступил на Спартакиаде, то пропущу и чемпионат мира.
- Правильно, я поступил бы так же.
* * *
А.Медведев редко позволял себе побеседовать со мной. Он всё время сидел в глубоком раздумье, прикидывая, где найти или как нарастить силу, чтобы нанести удар молодым и очень талантливым атлетам: Ю.Власову и мальчишке-гиганту из Харькова – Л.Жаботинскому.
Медведеву было над чем подумать. В то время я имел уже девятилетний стаж тренерской работы, а Медведев знал только себя. Вся его жизнь прошла в заботе о себе.
У него не было шахты, где двери всегда открыты, как у меня, например. Пусть меня даже отчислили бы из сборной - в личном столе шахты уже лежал документ о сохранении за мной места работы после возвращения из большого спорта. Правда, теперь мне уже не полагались оклад и льготы, но шахтёры всё равно побеспокоились обо мне.
А что имелось за душой у Алексея? Конечно, он мог бы вернуться на свой завод, где когда-то работал модельщиком, но, как я знал, Медведев хотел стать учёным. И он пробовал на себе всякие варианты, экспериментировал со сгонкой своего веса, но из этого ничего не получилось.
С Романом Павловичем Морозом, который часто давал мне добрые советы, у А.Медведева почти не было контакта. Р.П.Мороз - очень тактичный человек, он не сразу говорил Медведеву правду, а сначала смотрел ему в глаза. И только если Мороз интуитивно чувствовал, что Алексей готов воспринять его советы, то высказывал своё мнение о недочётах в методике Лёшиных тренировок. В чём заключался недостаток Медведева? Он не мог скрыть, что заранее отвергает любые советы.
Не помню, чтобы А.Медведев когда-либо жаловался на боль в спине или на перегрузку ног. А ведь это первый признак, что у атлета щадящий режим тренировок. Он сам не подозревал, что ему нужно уделить серьёзное внимание силовой подготовке.
Мой опыт не был нужен А.Медведеву. Я видел на тренировках, что в начале подъёма штанга, как маятник, отходила от Алексея на 15-20 см, а затем он её выравнивал. От данного совершенно лишнего, паразитного движения по ходу подъёма терялась сила. Это - грубейшая ошибка, тем более что у нас имелся „писчик“ конструкции Ивана Захаровича Любавина. На его наконечнике укреплялся мел, который мог показать на доске, что центр тяжести штанги отходит от точки опоры Медведева.
Такие недостатки подъёма имеются почти у всех атлетов. Но их исправление - вопрос деликатный, он требует немало упорного труда и сопряжён с риском. Если подсказка принимается во внимание и всё получается хорошо, то атлет даже спасибо не скажет. Но вдруг случится промашка и успеха не будет? Тогда - держись, подсказчик! Поэтому к Медведеву было не так-то просто подойти.
А.Медведев, как никто другой, вёл записи своих тренировок. Позже он начал собирать дневники других атлетов и анализировать их тренировки. Правда, результатов от переписанных им тренировок в виде рекомендаций со стороны Медведева никто не получал. Славик Козлов из Уфы как-то раз спросил Алексея:
- Когда же вы мне скажете что-нибудь о моих тренировках? Правильно я тренируюсь или нет?
- Эти записи - для наших потомков, - ответил Медведев.
- Для потомков? Это примерно как социализм - для строительства коммунизма? Но мне ответ нужен сейчас. А вы, часом, не вешаете нам лапшу на уши? - улыбнулся Медведеву Козлов.
- На всех на вас вешать - лапши не хватит, - парировал Медведев. - А итальянцы её к нам пока не экспортируют.
* * *
Мы жили в Балашихе в военной зоне, где часто встречались патрули с автоматами. Чуть пойдёшь гулять в лес - тут услышишь „Стой, кто идёт?“ Тем не менее, воздух и тишина располагали к хорошей подготовке.
Нашу команду цементировал врач Марк Борисович Казаков. В нём, по-моему, сочеталось всё человечное, что есть на свете. Меня привлекали в этом враче в первую очередь универсальные знания.
Чего только я насмотрелся позже от штатных врачей Госкомспорта СССР - невозможно передать. Спорткомитет набирал медиков, уже не пригодных ни к чему. Видимо, это были в основном врачи-алиментщики: им нужна была не столько зарплата, сколько поездки на сборы и хорошее питание.
Но как помочь спортсменам восстановиться? Для этого требовались деньги либо полезные рекомендации от старшего тренера. Особенно тогда, когда в разгаре был ажиотаж вокруг секретов чудо-медицины. Поговаривали, что А.Воробьёв хорошо разбирается в таблетках, выпускавшихся венгерским фармацевтическим предприятием „Гедеон Рихтер“. Но этим слухам тогда, в 1959 г., никто не верил, их считали абсурдом.
Я сидел в зале и смотрел, как тренируются люди. Где в тренировке истина и есть ли она? С изменением веса на штанге меняется сам процесс тренировки - увеличение веса вызывает рост энергозатрат.
Штанга требует максимума самовоспитания. Даже если атлет не в зале, она напоминает ему: это можно, а этого нельзя. Спортсмены-инвалиды занимаются, например, теннисом и лёгкой атлетикой. А вот штангу ни один инвалид поднимать не может. Сейчас тяжёлая атлетика как вид спорта теряет свою популярность. Почему? Да потому, что штанга слишком строга по отношению к человеку.
А.Воробьёв вернулся из Москвы весь разволнованный. С 1947 г., начав заниматься борьбой, я стал изучать движения ног борцов на ковре. Приёмов и контрприёмов в борьбе около пятисот, однако, как я убедился ещё тогда, движения борцов и вообще людей стандартны. В то же время у каждого человека они индивидуальны, равно как и его почерк. Но при получении тревожной информации у 90% людей биомеханические движения меняются.
А.Воробьёв пришел на тренировку и тут же обо что-то споткнулся. Собравшись делать тяги, забыл, где его лямки. На вопросы отвечал невнимательно. Всё это значило, что Воробьёв психически пере-гружен. Уходя из зала, я подумал: завтра что-то произойдёт, капитан нашей команды выкинет какое-нибудь коленце.
И вот мы узнали: от руководства командой СССР на чемпионате мира отстранили Николая Ивановича Шатова! Из Киева в срочном порядке вызвали в качестве тренера Якова Григорьевича Куценко. С ним я подружился в 1958 г., когда он проголосовал против моего участия в чемпионате мира и потом честно признался, что такова была установка свыше. Куценко памятен мне и по эпизоду встречи с другом своего детства на Олимпиаде-1956 в Мельбурне, который я описал с его слов.
На следующий день у нас прошло собрание. Перед этим я хотел переброситься с Я.Г.Куценко парой слов на тренировке, но увидел, что он прилип к А.Воробьёву. Значит, произошёл переворот, подумал я.
Вечером перед сном я хотел поделиться своими сомнениями с соседом по комнате В.Бушуевым, однако разговор не получился. Я высказал мнение, что в штанге нужны люди с твёрдым характером, а Виктор спросил, почему я так думаю. Он любил слушать и молчать, чтобы побольше услышать.
Закончив выступать, В. Бушуев несколько раз выезжал на 4 года работать за границу, в каком чине - не знаю. В материальном плане он ни на что не жаловался, но хорошего тренера из него не вышло. Виктору не надо было заводить себе в обузу учеников, беспокоиться о квартирах и о работе для них. Это было не по нему.
Бушуев отличался олимпийским спокойствием, никогда ни во что не встревал. Вот и вопрос о том, кто поедет на чемпионат мира 1959 г., его не волновал. Сейчас я осознаю, что он был прав.
* * *
Я.Г.Куценко собрал нас и сообщил, что возглавить команду на чемпионате мира поручено ему.
- Я ничего не хочу менять, - сказал он, - и если вы не возражаете, то прежним останется и капитан.
Стр. 592-593 img 1036
Фёдор Богдановский спросил, почему нет Н.И.Шатова. Куценко ответил, что это связано с занятостью Шатова в Госкомспорте СССР. А.Воробьёв произнёс несколько стандартных патриотических слов. К команде подключился Дмитрий Петрович Поляков, старший тренер сборной РСФСР. Зачитали список тех, кто будет выступать в Варшаве. Я облегчённо вздохнул, услышав свою фамилию.
В то время в сборной не было бюрократической системы отчётов - когда и какую тренировочную нагрузку испытал конкретный атлет. Каждый из нас тренировался и дома, и на сборах, как умел. Старший тренер сборной Н.И.Шатов не считал себя умнее самих спортсменов и их тренеров на местах. Да он и не хотел брать на себя ответственность. В случае победы Шатов как тренер получал премию, а если происходил срыв, то виноватыми оказывались спортсмен и его личный тренер.
Правда, умников и советчиков на сборах было хоть отбавляй. Но ко мне как к обладателю мировых рекордов с советами не лезли. Никаким научным институтам штанга не подчиняется. Тогда ещё ни у кого не хватало наглости на этом настаивать, делая на чужом труде кандидатские и докторские диссертации.
Команда для выступления в Варшаве состояла, как обычно, из семи человек: Владимир Стогов - категория 56 кг, Виктор Бушуев и Акоп Фараджан - 67,5 кг, Фёдор Богдановский - 75 кг, Рудольф Плюкфельдер - 82,5 кг, Аркадий Воробьёв - 90 кг, Юрий Власов - свыше 90 кг. Тренерами были названы Яков Григорьевич Куценко и Дмитрий Петрович Поляков. Нам сказали, что в Варшаву подъедут и наши судьи, а также тренер Иван Захарович Любавин.
Я был счастлив как никогда. Если я выиграл бы первенство мира, то поставил бы вопросы, касавшиеся не только меня, но и всех немцев СССР. Как сумел такое сделать немец, бывший поднадзорный спецкомендатуры, который чуть более 10 лет назад подписался под своей „добровольной“ высылкой навечно? И считает ли он себя виновным за развязанную Германией войну? Моя тётя Ольга Порш не так давно ещё сидела в лагере только за то, что когда-то уехала с военного завода к своим брошенным детям и на 24 часа опоздала на работу. Как такое могло происходить? Удивительно ли после всего этого, что в сборной никто не хотел со мной общаться?
Там просто не понимали, как вести себя со мной. Знали, что я нахожусь под колпаком, но такого закона, который запрещал бы мне заниматься спортом, в стране не было. Наш капитан А.Воробьёв, видимо, вообще не представлял себе судьбу российских немцев, ибо никогда этим не интересовался. И таким был не только он. Ну и ладно: я собирался вести себя тише воды, ниже травы - мол, делайте, что хотите.
Кое о чём меня иногда спрашивал А.Медведев. Его уже тогда интересовала научная работа, хотя её тему он ещё не выбрал. А.Воробьёв учился в мединституте и, как я понял, готовился поступать в аспирантуру. Чуть позже я узнал, что между ним и Медведевым идёт тихая карьерная война: кто раньше защитится, тот и возглавит кафедру тяжёлой атлетики в московском институте ГЦОЛИФК.
И вот после тренировок мы гуляли с А.Медведевым. Я чувствовал, что он искренне рад тому, что меня взяли на чемпионат мира. Медведев сказал мне по секрету, что органы, которые всех рассматривают под лупой, наводили обо мне справки в Спорткомитете. Но последствий это не имело: очередное проявление хрущёвской „оттепели“.
Затем А.Медведев, оглядевшись вокруг, рассказал мне о продолжении истории с китайской рисовой водкой двадцатилетней выдержки. Мы считали, что это дело завершилось при нашем возвращении из Китая, на красноярском аэродроме, когда А.Воробьёв собрал нас всех и предупредил, чтобы мы не выносили сор из избы: все, мол, ошибаются, говорил он, имея в виду главным образом Н.И.Шатова.
- Так вот, - сообщил А.Медведев, - мне рассказали, что Воробьёв добился приёма у председателя Госкомспорта СССР H.H. Романова. После этого из секретариата Спорткомитета позвонили в Пекин, разыскали там нашего китайского переводчика Чэнь Ци. Тот подтвердил, что выдал команде 30 бутылок водки, поскольку мы сэкономили на питании. Вот на этом Шатов и погорел. Он не хотел выставлять в Варшаве Воробьёва, поскольку тот не набрал нужной формы, чтобы сражаться на чемпионате мира: мол, незаменимых у нас нет. А теперь Шатова временно отстранили, и их с Божко будут разбирать на партбюро в Госкомспорте СССР. Такие вот новости, Рудольф. Только прошу тебя никому ни о чём не рассказывать.
- Спасибо за информацию, - сразу же ответил я, - но эти сплетни меня не интересуют. Мне нужно выполнить обещание, данное нашим шахтёрам, что я стану чемпионом мира вопреки своей фамилии, которая кое-кому не по нутру. Килограммы, слава богу, не имеют национальности.
Стр. 594-595 img 1037
Через несколько дней эта история „по секрету“ разошлась среди всех штангистов - только в более выразительной в отношении нашего капитана форме. Кто-то сказал: „Не имей сто рублей, а свисти как соловей“, намекая на то, что на Н.И.Шатова и на А.И.Божко „насвистели“ очень своевременно. Теперь за нашими тренировками следил с серьёзным видом красавец Я.Г.Куценко.
Я провёл последнюю тренировку с прикидкой, то есть с теми весами, которые был намерен заявить в Варшаве в первых подходах: жим – 135 кг, рывок – 130 кг, толчок - 165 кг. Далее я должен был хорошо нагрузиться и в последнюю неделю перед соревнованиями провести две щадящие тренировки.
При подъёме этих околопредельных весов я ощутил лёгкость. Я.Г.Куценко похвалил меня, посоветовав быть поосторожней и не увлекаться большими весами на следующих тренировках. Я, как обычно, закончил тренироваться последним, но он не стал дожидаться меня и ушёл. Это значило, что Куценко не хотел отвечать на мои каверзные вопросы. Впрочем, это мне и не было нужно.
Жена написала мне из дома, что стоит хорошая сухая погода и что они начали копать картошку Николая, а брат ворчит: мол, Рудольф становится чемпионом, а я тут должен работать за него. Жена Николая сказала ему на это:
- Привези нам, как Рудольф, титул чемпиона, и я тогда выкопаю картошку сама. Ты должен гордиться, что у тебя такой брат.
Валентина писала, что дети слушаются хорошо, а они с матерью молятся за меня и желают мне успеха.
За три дня до отъезда к нам заглянул Дмитрий Иванов, журналист из „Советского спорта“. Он через поляков где-то узнал, что деньги нам выдадут в долларах, причём очень мало. Поскольку в Польше всё было дорого, Иванов посоветовал нам набрать продуктов в Москве.
Мы специальным автобусом съездили для этой цели в столицу. Я купил копчёной колбасы и много разных консервов. Всё, я приготовился к бою.
* * *
В Варшаву мы приехали поездом и разместились в фешенебельном отеле. В чемпионате участвовало 85 атлетов из 20 стран.
Среди них были, конечно, и небольшие страны, но в тяжёлой атлетике это как раз не имеет особого значения. Примеры тому Польша, Болгария, Венгрия и т.д. Заметно упал интерес к штанге в США. Что касается Германии, то на этом чемпионате не было ни одного призёра из ФРГ или из ГДР.
В холле гостиницы топтались атлеты изо всех стран-участниц. Многие из них были знакомы членам нашей сборной, но я практически никого не знал. Да я и не старался загружать себя не нужной в тот момент информацией. На спортивном языке это называется „не гореть”. Нужно обладать большой силой воли, чтобы воздерживаться от лишних эмоций и сохранять хладнокровие в такой ситуации. В данном плане мне понравилось предсоревновательное поведение В.Стогова и В.Бушуева.
Совсем иначе дело обстояло с Ф.Богдановским. Когда он видел своего старого соперника, непобедимого Томми Коно из США, у него со лба лился пот, и даже ладони становились влажными. Доктор М.Б.Казаков, хорошо зная Богдановского, попытался увести Фёдора от Коно, но не тут-то было. Богдановский вроде бы уже обладал немалым опытом, но “железный гаваец” Коно действовал на него как удав на кролика.
Лично я Томми Коно увидел впервые. Рядом с ним стоял другой известный американец - Джим Джордж. Это был тот самый мой соперник по мировым рекордам. С узкими плечами и длинной шеей, но очень стройный, - и не скажешь, что это штангист мирового уровня. Правда, под брюками у него выпирали четырёхглавые мышцы бедра.
Здесь же находился и Дэйв Эшман, который как-то сразу прилип к Юрию Власову. Дэйв показал Юрию фотографию, на которой толкал 200 кг, давая понять, что он в хорошей форме. Позже выяснилось, что Эшман и не собирался выступать: он просто запугивал Власова. Юра - человек чувствительный, но всё же не Фёдор Богдановский. То есть за него можно было не волноваться.
Наших атлетов не предупредили, как вести себя с иностранцами, хотя я полагал, что нас замучают замечаниями: мол, то можно, а это нельзя. Но, как ни странно, нам не читали никаких нотаций. Только Я.Г.Куценко посматривал на нас печальными глазами.
- Что-нибудь не так, Яков Григорьевич? - спросил я у него.
- Нет-нет, я просто вспомнил, как нас обычно предупреждали перед выездом за рубеж о происках империалистов. А здесь мы, похоже, вообще никому не нужны.
- Но ведь мы в Польше - дружеской стране.
Стр. 596-597 img 1038
— Насчёт дружеской - это как сказать, Рудольф. Видишь вон там Дворец культуры и науки? Его выстроил для поляков ещё Сталин. А они хотели взорвать дворец в отместку за убийство польских офицеров в СССР перед войной. Когда-то на этом месте царь построил православную церковь. Но как только Польша после Октябрьской революции вырвалась из-под власти России, многотысячная толпа за одну ночь растащила эту церковь по кусочкам. Они точно так же расправились бы и с дворцом, но посчитали, что это окажется очень дорого. Так вот и стоит, красавец.
* * *
Состязания атлетов начались 29 сентября 1959 г. в зале „Гвардия”.
В весе 56 кг москвич Владимир Стогов легко расправился с поляком Марианом Янковским. Зал был набит под завязку - полякам очень хотелось в первый же день получить золотую медаль. Володя набрал в сумме 332,5 кг, обойдя соперника на 12,5 кг, но аплодисментов практически не дождался. Зрители аплодировали только своему Янковскому. Иностранцам всё это показалось странным. Правда, не всем - многие знали, что поляки любят только своих.
В весе 60 кг наши тренеры - ещё во главе с Н.И.Шатовым - поступили мудро, не выставив Евгения Минаева: по своим результатам в призёры он действительно не попал бы. Здесь победил польский спортсмен Мариан Зелинский с суммой 365 кг. Вторым стал мой хороший знакомый Исаак Бёргер из США - 362,5 кг.
На этот раз польские болельщики насладились сполна. Видеть и слышать это было не очень приятно. Правда, вслух никто замечаний не делал: дескать, поляков в своё время угнетали, у них остались рубцы на душе, так пусть они теперь повыпендриваются друг перед другом. К счастью, ничего, кроме шума, здесь больше и не наблюдалось. В остальном вежливость хозяев была на высшем уровне: мол, ты - пан, да и всё тут.
В весе 67,5 кг с суммой 385 кг победил Виктор Бушуев из Горького, мой постоянный сосед по комнате. Он, как и я, из рабочих. С ним в паре выступал Акоп Фараджан из Москвы, ставший вторым с суммой 370 кг.
Упорная схватка произошла в весе 75 кг между Томми Коно Из США и симпатичным парнем из Ленинграда Фёдором Богдановским. Победил Коно - 425 кг, Богдановский стал вторым - 417,5 кг. В жиме и в толчке они подняли одинаковые веса, но в рывке наш Фёдор отстал на 7,5 кг. Жаль, что он упустил золото из-за своего недостаточного внимания к рывку.
Вообще Ф.Богдановский, в отличие от меня, не превратил себя в раба штанги. Он относился к своему ремеслу тяжелоатлета со смехом, с весельем. Штанга была для него чем-то вроде танцев, он всерьёз не „режимил“. На сборах Фёдор портил настроение тренерам, вечно опаздывая к отбою. Короче, Богдановский упустил золотую медаль по собственной халатности.
* * *
Затем начались соревнования атлетов моего веса: 82,5 кг. Я пришёл на взвешивание за полчаса до начала, в моём большом чемодане лежали грелки с халатом. Наш врач Марк Борисович Казаков занял мне место в раздевалке. Он же приготовил мне крепкого чая, 100 г сметаны, кусочек хлеба и стакан гранатового сока.
Я предварительно взвесился на основных весах – у меня оказалось 500 г лишних. Через 20 минут должно было начаться взвешивание - как же за это время избавиться от полулитра пота? Казаков сказал мне, что через улицу есть сауна. Но я ответил, что сгоню вес за счёт лёгкой трусцы.
Я надел свой халат с пристегнутыми грелками и воткнул штепсель в розетку. М.Б.Казаков смотрел и не мог понять: вокруг меня змеились какие-то шнуры, в халате прятались какие-то белые „подушки“. Я включил все пять грелок на третий, на самый сильный режим. Чуть посидел и почувствовал: моё устройство нАчало сильно греть. На мне было надето хлопчатобумажное бельё - я знал, что оно хорошо впитывает влагу.
Я вручил Казакову часы и попросил его проследить, чтобы я побегал на месте со включёнными грелками ровно 15 минут. В комнате находились норвежцы, они смотрели на меня как на дикаря. Как только я начал свой бег на месте в среднем темпе, пот полил с меня градом: третий режим у грелок нагонял жару. Когда Казаков остановил меня, моё нижнее белье оказалось совершенно мокрым - хоть выжимай. А ведь во мне не было ни жиринки.
Стр. 598-599 img 1039
Я разделся и первым пошёл на взвешивание. Тогда взвешивали в том порядке, как атлеты подходили к весам. Я заявил, что взвешиваюсь предварительно. Когда весы закрыли, я не поверил своим глазам: с меня сошли не только лишние полкилограмма, но и ещё 700 г. После этого я попросил судей зафиксировать мой вес - 81,8 кг. По жребию я вытащил № 8 – значит, моя фамилия должна была значиться на большом табло восьмой.
Через час нас представили на параде. Я увидел начальные веса соперников - судя по ним, волноваться мне было не о чем. Но советские перестраховщики, трусливые тренеры сборной Н.И.Шатов и А.И.Божко, слишком долго держали меня взаперти. Меня сняли с учёта в спецкомендатуре ещё в 1956 г., однако даже два года спустя Шатов и Божко, прикрываясь для вида секретной установкой КГБ, просто-напросто выкинули меня из сборной. Этими тайными ширмами меня преследовали всю жизнь.
Ну ладно, - остановил я себя, - что теперь думать об этом? Нужно просто ждать, когда останется восемь подходов до моего вызова.
Негаданно-нежданно появился Иван Захарович Любавин.
- Хорошо, - сказал я ему, - считайте подходы.
Любавин, как всегда, оделся так, будто танцевал где-нибудь на балу и зашёл к нам случайно. А ведь он был официально зарегистрирован в Госкомспорте СССР как мой тренер, за меня ему выписывали премии. Старший тренер сборной РСФСР Дмитрий Петрович Поляков сидел рядом со мной, курил, то и дело стучал трубкой по ладони и ругался: засоряется, проклятая!
Любавин сообщил, что до моего выхода осталось 8 подходов. За сценой было довольно прохладно, тем более что я согнал с себя большой вес. Я нашёл розетку, включил грелки и надел халат. Через пять минут почувствовался прилив крови, хотя грелки работали только на втором режиме.
Мой основной соперник Иренеуш Палинский из Польши закончил жим весом 127,5 кг, а я со 135 кг только начал. За кулисами я выжал 130 кг.
В СССР тенденциозно придирались к моему жиму, и поэтому я специально старался выжимать штангу по всем правилам соревнований. Когда тренерский совет нашей сборной обсуждал кандидатуры на чемпионат, то первым аргументом А.И.Божко против меня было то, что мой жим на международных соревнованиях не пройдёт. Но всё это, как уже давно выяснилось, была ложь.
Я успешно выжал 135 кг, и через 3 минуты меня вызвали к весу 140 кг. Его я зафиксировал ещё лучше. После этого мне посоветовали пойти на 142,5 кг. Но терять мне было нечего - я уже намного оторвался от Палинского, и мы заявили 145 кг. На мировой рекорд я не пошёл - берёг силы на рывок и на толчок.
Пока вес устанавливали на штангу, я надел халат с горячими грелками. Пот пошёл с меня градом. Я выключил грелки на ногах, оставил второй режим у грелок на спине, у крестца, третий - у двух грелок на плечах и стал ходить туда-сюда по разминочному залу.
Я заметил, что когда фиксировал веса в жиме, то загорались все белые лампочки, но в зале стояла гробовая тишина. Было слышно только, как кто-то хлопает в ладоши за кулисами. Я подошёл к Я.Г.Куценко и спросил: засчитали ли мне веса?
- А как же? Кому же тогда ещё засчитывать? - удивился он.
- А почему же тогда в зале так тихо?
Куценко развёл в своей манере длинные руки, напоминая при этом самолёт.
- Мы все тоже ошарашены. Сейчас на сцене, как видишь, проверяют диски. Они вдруг решили, что вместо дисков по 20 кг по ошибке надели диски по 15 кг. Их теперь все поснимали и принесли другие, на которых написано „20 кг“. Вот почему и задерживают твой старт.
Но это было ещё не всё. Как оказалось, на судейский стол прислали записку следующего содержания: „Р.Плюкфельдер заряжает себя электричеством и выходит к штанге наэлектризованный. Просим разобраться“. Главный судья соревнований Бруно Нюберг из Финляндии принялся листать правила международных соревнований, но насчёт запрета подзарядки мышц электричеством ничего не нашёл. Тогда он, прихватив с собой переводчика, направился к нам в разминочный зал.
- Где и как вы подзаряжаетесь? - спросил меня Нюберг.
- Нигде.
Тут один незнакомый мне человек, стоявший сзади, показал судье пальцем: вон, вон, мол, в халате! Судья попросил меня раскрыть халат и увидел внутри что-то белое, от чего куда-то тянулся шнур.
- А это что такое? - спросил Нюберг через переводчика.
Стр. 600-601 img 1040
Составитель
moderator
Сообщение: 1601
Откуда: Россия, Казань
Отправлено: 18.09.15 01:55. Заголовок: Плюкфельдер в очеред..
Плюкфельдер в очередной раз изложил и обосновал свои взгляды на частоту подъёма предельных весов в классических движениях следующим образом:
"Тренировка шла как по маслу. Ребята провоцировали меня на большие веса, но я на это не шёл. Нельзя привыкать к большим весам на тренировке. Нельзя приучать к ним организм как к обычным подходам. Обычный подход и должен быть к обычному весу. А предельные веса нужно поднимать только на соревнованиях.
У меня организм устроен так, что раз или два раза в год внутренняя психическая атака на вес мне помогает. Но мой организм настолько себя перестраховывал, что не позволял мне этим злоупотреблять. Как при перегреве срабатывает тепловое реле, так и у меня организм отключался – срабатывал инстинкт самосохранения. Вот вам и волевая подготовка, о которой так много писали наши новоиспечённые научные работники. Хотя можно заставить себя через силу вести, например, утомительный бег или идти за плугом.
Помню, весной 1942 г. в селе Пьяново Титовского района Новосибирской области бригадир Самохвалов заставил меня пахать землю от темна до темна. До вечера я загнал трёх лошадей, а сам всё шёл и шёл за плугом. Лошади пахали, я только держался за плуг. За это Самохвалов выделил мне две порции молока и дал дополнительно каши. Я пахал и ел на ходу.
Здесь проявление воли расходится с тем, что происходит в тяжёлой атлетике. Штанга жестоко мстит за неготовность, из-за неё атлеты получают очень тяжёлые травмы. Поэтому верить психологам в данном случае нужно с большой осторожностью.
Я понял, что здесь весьма кстати пословица "Тяжело в учении - легко в бою". Чтобы не рассчитывать на везение, нужно создать запас прочности. Вот тогда становишься хозяином помоста. Отсюда у меня и выработалось такое строгое отношение к себе: никакой отсебятины или вольности, которые разнесут энергию по ветру."
Я, насколько сие от меня зависит, популяризирую максиму Плюкфельдера: "Тренировка заключается в подтягивании слабых мест". Благодаря моим же усилиям некоторой известностью стало пользоваться и другое утверждение: "Тренировка должна быть репетицией соревнований". Её тоже приписывают Плюкфельдеру, хотя на самом деле данная формулировка - моё сочинение.
Не в столь точной формулировке, постулирующей прямую, однозначную связь между тренировкой и соревнованием, данный принцип в той или иной мере понимают, конечно, практически все люди. Тот же самый Плюкфельдер где-то в данном тексте написал, что тренировки в преодолении разных количественных нагрузок должны различаться чуть ли не принципиально, чуть ли не качественно. То есть Рудольф Владимирович вроде бы понимает и признаёт, что правильная тренировка - это по большому счёту всегда репетиция соревнований. Понятно, что правильная репетиция предполагает вовсе не одно только целостное повторение сценического текста, но также, например, и многократное повторение его отдельных отрывков, а также продумывание, поиски, многократное повторение отдельных жестовых и мимических движений и т.д.
Но в любом случае репетиция одного спектакля - например, трагедии - не должна быть подготовкой к другому спектаклю - например, комедии. То есть тот или иной спектакль или его элементы во время репетиции должны в достаточно большом количестве повторений исполняться при адекватных эмоциях (при слезах или при хохоте), при нужном психологическом фоне. К пребыванию в рамках этого фона артист себя должен приучать – не надеясь, что на премьере нужные психологические настроения и напряжения возникнут у него сами собой. Но если верить Плюкфельдеру, то "психическая атака" - это штука нетренируемая, она может возникать только сама по себе два раза в год. Но почему? Откуда сие почерпнуто? Страшенная тайна.
А вот другой аспект различий между соревнованием и тренировкой. Теоретик тяжёлой атлетики Жеков, равно как и многие другие специалисты, обратил своё внимание на то, что штанги большого веса ведут себя в колебательном плане совершенно иначе, нежели штанги малого веса. В рамках тренировочной концепции Плюкфельдера на это различие в поведении "спокойной" на малых весах и "бьющейся в руках" на больших весах штанг можно не обращать внимание. И приучать себя к поведению бьющейся штанги всего лишь, как утверждает, Плюкфельдер, 5-6 раз в год - во время выступления "на соревнованиях", когда только и "нужно поднимать" "предельные веса". Но неужели такого количества столь сильно "размазанных" по времени повторений подъёмов предельного веса будет достаточно для формирования устойчивого двигательного стереотипа успешной борьбы со штангами предельного веса, бьющимися в руках?
Не поверивший установкам Плюкфельдера Жеков, к счастью, придумал выход их данного затруднения и предложил делать штанги малого веса сильно бьющимися за счёт закрепления дисков на самых дальних концах грифа. Только при этом условии у атлета и появляется возможность тренироваться, то есть постепенно привыкать к поведении бьющейся в руках штанги на протяжении сотен повторений. Вот это и есть нормальная репетиция того, что произойдёт на помосте в решающих попытках. А 5-6 повторений за год сразу на предельных весах - безусловно, обречённых на неудачу без адекватной подготовки - это никакая не репетиция, а сплошное формирование у атлета комплекса хронического неудачника, формирование боязни штанги большого веса.
В случае с поведением бьющихся штанг выход был найден на малых весах. Но в других случаях таких удобных выходов чаще всего, увы, не бывает. И потому для приучения себя к подъёму на соревнованиях больших весов – которые и нагружают немного другие группы мышц, нежели малые веса, и имеют другие траектории движения, нежели малые веса – нужно обязательно и по многу раз поднимать эти большие веса на тренировках.
Как мне кажется, Плюкфельдер спутал напряжение штангиста с напряжением марафонца. Но на самом деле они очень разные: предельное напряжение штангиста кратковременно и относительно мало истощает мышцы (после пяти-десятиминутного отдыха штангист может в полной мере повторить своё предельное напряжение – что, кстати, обнаружил сам же Плюкфельдер, когда после полноценного рабочего дня и не менее полноценной тренировки он и сам, и его ученики против своего желания выступили вечером перед публикой - но неожиданно наустанавливали на этом выступлении кучу личных рекордов). А вот предельное напряжение в марафонском беге выбивает атлета из строя на многие недели – судя по всему, тут в мышечных клетках происходит массовая гибель митохондрий, и потому приходится долго дожидаться, когда все они восстановятся.
У штангиста же кратковременное предельное напряжение приводит всего лишь к относительно небольшому числу микроразрывов миофибрилл. Что восстанавливается максимум через две недели.
Так что для успешных выступлений на соревновательном помосте, где требуется поднимать именно предельные веса, нужно приучать себя к подобным подъёмам, как минимум, раз в две недели. И это только в одном конкретном упражнении.
***
В отрывке, который я размещу в следующем своём сообщении, будет такой эпизод.
"Все наши тренеры поздравили меня. Я поблагодарил М.Б.Казакова за его умную ненавязчивую помощь. Последним ко мне подошёл Д.П.Поляков. Поздравив меня со званием чемпиона мира, он сказал:
- Мудришь ты больно много.
- Это вы о чём?
- Да о твоих грелках. А ведь записка пошла в судейскую коллегию от наших же злопыхателей. Пройдёт время, и я скажу тебе, кто это сделал."
Вот мы где-то тут на форуме обсуждали вопрос: насколько замечательной была жизнь в СССР? Я отстаивал ту точку зрения, что в целом советская жизнь была вполне переносимой, но всё же весьма неприятной. Мне возражали – нет, далеко не всё, мол, обстояло плохо, имелись и очень воодушевляющие моменты. Да, с этим я согласен.
Но в сборной команде какой ещё страны мира могла иметь место такая вопиющая подлость? Ни в какой. Мы тут бесспорные чемпионы.
А какой была реакция окружающих на этот акт злобного предательства интересов команды? Нормальные люди придушили бы гадёныша в раздевалке и сказали бы, что всё, мол, так и былО. Но наши спортивные руководители, судя по всему, давно уже привыкшие к подобным подлостям, малость похихикали над неудавшейся попыткой нагадить команде и стране – и разбежались по делам.
А что собой представлял в личном плане Аркадий Воробьёв – этот вроде бы совершенно замечательный человек, с детства грезивший подвигами Суворова, ставший первым нашим двукратным олимпийским чемпионом, профессор, доктор наук и вообще настоящий учёный и выдающийся популяризатор тяжёлой атлетики и просто научных подходов к делу? Тайно собрал команду как её капитан и заставил всех поклясться не стучать на Шатова и Божко – но буквально через пару недель сам же их обоих и заложил начальству. Всего лишь ради того, чтобы самому поехать на ответственнейшее соревнование с серьёзной травмой – и в итоге продуть это соревнование.
В общем, в СССР мы просто утопали в океане подлости. И, боюсь, этот океан не схлынул до сих пор.
Уважаемый Составитель, в историографии воспоминания очевидцев - самый ненадёжный источник. Тем более таких очевидцев, как Рудольф Владимирович, ненавидящий советскую власть всеми фибрами души. Как там было на самом деле, мы не сможем никогда уже узнать. Если только не проведём расследование и не опросим оставшихся в живых участников тех далёких событий.
А какая логическая связь между возможным стукачеством Воробьёва и советской властью? Если настучал конкретный Воробьёв, то неужели виновата вся советская власть? Такие утверждения - они из той же оперы, что в пьянстве, допустим, Высоцкого тоже виновата советская власть: он пил, мол, только из-за окружавшей его несправедливости и подлости, из-за якобы гонений на него. Хороши же гонения, если он из Франции не вылазил, путешествовал по США и прочим капстранам...
Составитель
moderator
Сообщение: 1602
Откуда: Россия, Казань
Отправлено: 18.09.15 09:06. Заголовок: Уважаемый Дед, для п..
Уважаемый Дед, для подтверждения своей точки зрения, что традиции подлого поведения у нас давние и прочные, я не буду обильно ссылаться на источники типа "Архипелага ГУЛАГа" Солженицына, "Острова Сахалина" Чехова, "Записок каторжанина" Якубовича, "Императорских театров в 1905 году" Теляковского и т.д.
Сошлюсь лучше на очевидный факт: наша страна - она самая богатая на свете как природными ресурсами, так и территорией. Достаточно богаты мы и генетическим материалом (у нас, например, давние проблемы с поисками легковесов, то есть мы сравнительно крупные и, значит, неслабосильные), и многонациональной культурой. В положительную сторону от многих других народов отличаемся мы и своим интернационализмом. То есть у нас имеется редкостно много факторов для опережения других стран в своём развитии. Тем не менее, живём мы на протяжении последних столетий в основном плохо. Вот разве что в последние полтора десятка лет нам повезло продавать нефть по хорошей цене более развитым странам.
Так почему же мы столетиями не можем воспользоваться своими преимуществами? Что нам в данном плане мешает?
Конечно, тут можно сослаться на огромный ущерб от ВОВ. Но мы ведь и до ВОВ как-то не очень благоденствовали. Кроме того, некоторые страны пострадали от войн не меньше нашего - например, Южная Корея, Германия и Финляндия - а живут они всё равно в несколько раз лучше нашего. Никакой спасительной нефти при этом не продавая.
Так что мой ответ на заданные выше вопросы следующий: хорошо жить нам не давали и не дают наши несовершенные общественные порядки, наши диковатые традиции. Включающие в себя, естественно, не только легко совершаемые подлости, но ещё и привычную и всеми извиняемую лень, и пропитавшее все поры нашего общества тотально поощряемое на деле пьянство.
Советский Союз, скорее всего, не виноват в существовании традиций нашего пьянства (хотя мог бы и получше с ним бороться). Но вот лень и подлость народа нашими власть предержащими точно поощрялись, специально культивировались. На подлецов и на лентяев было сделана ставка, например, при коллективизации и во времена репрессивных кампаний. И вообще советская бюрократия на деле политически опиралась в народе именно на люмпенов, на холопов, на лизоблюдов.
Само существование, сама ненаказуемость никоим образом подлецов, а тем более вхождение их в силу - как в случае с Воробьёвым - это уже достаточно веский аргумент в пользу того, что подлость у нас была поощряемой. А значит, и процветающей.
Что же касается известной шутки "врёт, как очевидец", то про подлости в исполнении Воробьёва рассказал ведь не один только Плюкфельдер. Существует ещё парочка других свидетелей - советской властью, как Плюкфельдер, вроде бы не обиженных и, по всеобщим отзывам, людей глубоко порядочных. Я имею в виду Власова и Курынова. Неужели и эти двое тоже возводили на Воробьёва напраслину?
любитель
администратор
Сообщение: 89
Отправлено: 18.09.15 12:50. Заголовок: Мне кажется, что нас..
Мне кажется, что настороженное отношение Плюкфельдера к подъему больших весов на тренировках было вызвано тем, что Рудольф Владимирович долгое время совмещал тренировки в ТА и тяжелую работу на производстве - в шахте, с одной стороны; и его четким осознанием своих возрастных особенностей, с другой. Нужно, наверное, подчеркнуть, что от тяжелой объемной работы Плюкфельдер никогда не уклонялся. Если верить его свидетельству, на проходках он поднимал, по его собственным словам, "большой вес - 90% от максимума". То есть он считал большим весом вес 90-100% от лучшего результата в каждом соревновательном упражнении (подозреваю, что во вспомогательных упражнениях наподобие тяг, приседаний и жимовых, он свой максимум не проверял - из-за полнейшей ненужности и вредности такой проверки для штангиста). В одной из глав Рудольф Владимирович заметил, что он делал тяги на три повторения - два в быстром темпе, одно - медленно опуская штангу. Можно предположить, что для сохранения скорости он избегал многоповторной работы и число повторений в подходе у него редко превышало 3. Это может подтверждаться необходимостью держать вес для категории 82,5 кг. Многоповторные подходы способствуют наращиванию мышечной массы, что Плюкфельдеру было не нужно. Думаю, он в основном работал с весами около 80-85% от лучших результатов в классических упражнениях - в рывке, толчке и жиме. Другой вопрос - как он считал нагрузку во вспомогательных движениях. В любом случае: если 135 кг (начальный подход Плюкфельдера в жиме) - это 90% лучшего результата в жиме, то 100% = 150 кг, а 80% = 120 кг. Работать с весами 120-125-130 кг на два-три повторения - вполне достаточно, чтобы, во-первых, гарантированно жать 135-140, во-вторых, не сильно травмировать спину вследствие применения срыва. Поэтому я думаю, что рекомендации Плюкфельдера избегать предельных весов - с одной стороны, трезвый учёт собственного опыта, с другой - абсолютизация этого индивидуального опыта. В одном из интервью лучший ученик Плюкфельдера Василий Иванович говорил, что его рабочими весами в рывке и толчке были 170 и 220 кг: "Можно было упереться и поднять больше. Но тогда был риск получить травму - я ведь все время был под нагрузкой". Это утверждение тоже нужно воспринимать критически: если в отношении рывка похоже - 187,5 были лучшим результатом Василия Ивановича пару лет, и 190 кг - показаны на домашнем турнире в Подольске; то в отношении толчка - очень сомнительно. Я больше склонен верить тем слухам, что Алексеев поднимал 260 кг в нескольких подходах перед Монреалем. Однако применительно к подходу Плюкфельдера свидетельство Алексеева подходит - если спортсмен постоянно испытывает большую нагрузку, выражающуюся в объемной работе для создания базы ("запаса прочности"), ему нужно избегать объединения этой работы с подъемом околопредельных (90-100%) весов на тренировках. Если же спортсмен находится в соревновательном режиме, то подъем 90%-го веса был обязателен и для Плюкфельдера. Алексеев и стал двукратным олимпийским чемпионом, поскольку репетировал и подъем 100% от максимума в соревновательных движениях.
Уважаемый Составитель, я допускаю, что Аркадий Никитович был обладателем не лучших человеческих качеств, но какое это имело отношение к делу? Ведь на кону стояло очень и очень много, а именно - честь страны. А еще я убежден, что такие люди, как Аркадий Никитович, необходимы в любом коллективе, чтобы этот коллектив не превратился в застойное болото благодушия и мирного созерцания. Члены коллектива должны находиться в постоянном тонусе, в некой "нервенности", тогда будет толк и какие-то успехи.
Я больше склонен верить тем слухам, что Алексеев поднимал 260 кг в нескольких подходах перед Монреалем
Уважаемый Любитель,откуда такие слухи?
Дилетант
Сообщение: 864
Откуда: Россия
Отправлено: 18.09.15 20:17. Заголовок: Так называемые лучши..
Так называемые лучшие человеческие качества хороши, если вдуматься, только для сказочных принцев на серебряных горячих конях и с праведными мечами-кладенцами на поясе.
В окружающей же нас действительности вся эта слезоточивость никогда не котировалась. Будь то сверхзначимые международные отношения или банальные отношения между простыми людьми.
Карьерист всегда и везде лезет по чужим головам. Не отвлекаясь на высокие рассуждения - благородно это или неблагородно. Главное - достичь вожделенной цели. Любой ценой. Вот тогда карьерист молодец. А окружающие его лохи, по чьим головам он лез - безынициативные жалкие идиоты.
В нашей стране, "настоянной" на блатной тюремной романтике и каких-то обрывках "сказочных" принципов , всё ж таки существуют ещё такие понятия, как "стукачество", "подлость", "низость", "продажность".
На Западе (который кто-то настырно боготворит) нет и того. Даже и в помине.
Использовал ВСЕ, что ни есть, возможности-средства, ради убирания конкурентов с дороги - значится, ты "SELF-MADE MAN", то бишь крутой и правильный парень. Для которого мир вращается в нужную сторону. Тебе, селф-мэйд мэну, сторону нужную, а не миру, понятно.
И все вокруг селф-мэйд мэну завидуют. И каждый никчёмный осёл желает на него походить. Вот только не может каждый лох и осёл селф-мэйд мэном заделаться. К великому сожалению для десятков миллионов ослов.
И вот сидит осёл - мечтает, слюнки пускает....эх бы и мне ухватить "злодейку"-удачу за хвост ! Да хапнуть этак миллионов с десяток хотя бы !
И в грёзах этих душезахватывающих не имеется и малейшего места пустой мандрагории - типа, всяких там благородств и прочих великодуший. Ибо как справедливо подметил ещё Мордехай Леви (он же КарлА Генрихович Маркс) нет на земле преступления, на которое ОХОТНО не решился бы капитал ради увеличения прибыли даже и на 10 %.
Следовательно, такие понятия, как "стукачество", "подлость", западному человеку просто неведомы. Хорошо БЕЗУСЛОВНО всё, что нас обогащает и продвигает. А остальное - БЕЗУСЛОВНО плохо. Почему ? Да потому что невыгодно, глупо.
Компроматом кого-то по кумполу ? Да никаких проблем с "демократической" совестью - был бы лишь компромат. "Стукнуть" на кого-то душевно ? Те же "проблемы". Шантажу подвергнуть несчастную жертву ? Да запросто ! Правда, ещё и боязно - шантаж наказуем.
Так чем же стукач и подлец Коммунист Никитович хуже западных насквозь меркантильных людишек ?
То-то и оно, что ничем.
Теперь посмотрим на только что приведённое с другой стороны.
Хорошо, Воробьёв - негодяй, карьерист. Но кто же тогда те барашки, по чьим головам он шагал семимильно ?
Благородные люди с высочайшими принципами ? Отнюдь и отнюдь не так.
Способные только шептаться промежду себя, не могущие высказать ни слова Воробьёву в лицо - кто им мешал хотя бы объединиться супротив подлеца-самодура?
Никто не мешал. Кроме собственной трусости. Будь по-другому, барашки могли бы потребовать - не хотим долее видеть подлеца капитаном сборной команды ! Вон, геть, пинком его из сборной вообще !
И - забастовка. С целью давления на верхних "присыпкиных", на которых Воробьёв опирался.
Конечно, могли бы "присыпкины" вызов "смердячий" презреть, разогнать мятежников, а вместо них, укомплектовать команду "штрейкбрехерами" - штангистами "второй очереди", обрадованными нежданному счастливому случаю посмотреть заграницу, нахватать медалей и благ.
Но если бы барашки барашками не были, они противопоставили бы немногому племени "всемогущих" "присыпкиных" единство и солидарность. Как оружие пролетариата в борьбе за своё достоинство.
И куда бы тогда деваться "присыпкиным"? Правильно. Некуда. И пришлось бы им принести Коммуниста Водолазыча в жертву. Выбросив его не только из сборной, но также из науки, в которой Воробьёв весьма преуспел. Успев насолить немалому множеству уже "научных" барашков.
Беспристрастность - основа всего. Прежде чем хаить кого-то, нужно получше всмотреться в себя. А всё ли в тебе самом принципиально и "сказочно"?
Прожив уже не так и мало на свете, к выводам этим пришёл я давно. И никаких здесь особых сложностей нет. Следует только вглядеться внимательно в окружающий мир. Не забыв и на себя оборотиться при этом.
Сплошь и рядом, и всюду-везде верховенствуют стукачи, подлецы и гниды. А поди назови их так, прямо, в лицо - что, не хватает духу ? Вот тогда себя самогО и вини. Заткнув "высокие принципы" в собственный задний проход, ибо грош им цена, принципам этим.
Так уж устроена жизнь. И нет никаких различий, где "происходит действие" - на "просвещённом продвинутом" Западе или на "варварском тёмном" Востоке.
Воробьёв же, если по-западному - крутой селф-мэйд мэн. Практически идеальный респектабельный парень. Ибо эквивалентами нашим понятиям "стукачество", "подлость", "низость" в западных языках всегда выступали словечки "немного" порадостнее. Такие как "предприимчивость", "оборотистость", "ловкость", "воля и мужество в достижении поставленной цели". ================================================ Если верить Воробьёву, то он подготовился к Варшаве не так уж и плохо.
Тогдашний его противник, Луис Мартин еле выжал из себя каких-то 445 килограммов. И Коммунист Никитович просто обязан был победить. Назло своим недругам. Пусть и с посредственным результатом.
Однако, недруги не дремали. Именно они и "зарубили" Воробьёва, лишили его законной победы.
Обратимся к воробьёвской "Железной игре". Дабы окунуться в непреложную истину. Ведь не стал бы Воробьёв клеветать на себя ! Проиграл по названным ниже причинам. Следовательно, так всё и было :
"Поединок с Мартином стоял перед глазами. Заело уже в первом подходе. Неожиданно и нелепо. Я взял на грудь 140 килограммов и приготовился жать. Но хлопок судьи — сигнал начинать упражнение — почему-то запаздывал. Сила уходила из рук, как вода из решета. Каждая секунда промедления словно утяжеляла штангу на десятки килограммов. Так и не дождавшись сигнала, я бросил штангу на помост.
Жим был моим основным козырем. Больная нога ещё давала себя знать. В темповых движениях она обязательно украдет у меня 10-15 килограммов. В жиме я чувствовал себя уверенней. Поэтому здесь я и надеялся создать задел, оторваться, уйти вперед. Это было вполне реально. Луис Мартин закончил жим с результатом 137,5 килограмма. Я со 140 только начинал.
Во второй раз я взял штангу на грудь, но судья словно задался целью сорвать мне подход. Не менее пяти секунд, считая про себя и багровея от ярости и напряжения, я держал тяжкий груз. Мысленно произнес десятки проклятий, но судью словно разбил паралич. Только на шестой секунде послышался долгожданный хлопок. Но за эти секунды руки из стальных стали железными, потом свинцовыми, чужими... Попробовал жать, но тотчас понял, что с таким же успехом мог бы поднимать небосвод.
Кольнуло в сердце — сходя с помоста, краем глаза увидел, как, буквально схватившись за голову, стоят тренеры. Они уже кляли себя, что предпочли меня Двигуну.
За кулисами я разразился забытыми матросскими проклятиями, которые не вспоминал добрый десяток лет. Если бы мои неприятности исходили от какого-нибудь иностранного арбитра, я бы наверняка подумал, что меня решили засудить. Но судья был наш, советский. И это бесило меня больше всего.
Долго-долго собирался я на последний подход. Ходил возле помоста, смотрел сквозь людей и, как мне потом говорили, был белей полотна. Трижды в гробовой тишине походил я к штанге, но, не решившись, поворачивал назад.
На третий раз хлопок не запоздал. И тотчас, как механические рычаги, руки легко подняли штангу над головой. Вспыхнули белые лампы. Засчитано. Я ушел от "баранки". Выиграл у Мартина жим.
Да, выиграл. Но сколько? Всего 2,5 килограмма, хотя по тактической партитуре мне полагалось выиграть не меньше 7,5. Но сыграть как по нотам не удалось.
Как я ожидал, в рывке больная нога сыграла роль ограничителя. Я здорово проиграл тому Воробьеву, каким был год назад. Тем не менее после рывка мне удалось довести разрыв до 5 килограммов.
Мартину удалось толкнуть 175. Этот вес давно был для меня привычным. Я поднимал и 180. В прошлом, когда был молодым. Когда мне было 34, а не 35, как в тот злополучный день. Теперь, как я ни старался, больше 170 не поднял.
Мы с Мартином закончили соревнование с равной суммой — 445 килограммов, но он, на свое счастье, оказался легче меня, и титул чемпиона мира перешел к нему. Это была катастрофа, провал. Лучше всех это понимал я сам. От отчаяния у меня потемнело в глазах.
Мартин ослепительно улыбнулся и эффектным жестом бросил свою медаль Оскару Стейту. Тот поймал и улыбнулся в ответ. На точеном теле Мартина танцевали мышцы. Он играл ими, как жонглер, и жадно вдыхал воздух победы, пахнущий растирками и потом.
Сойдя с пьедестала почета, я повертел в руках свою серебряную медаль, взглянул на тренеров и вдруг понял, что за этот несчастный вечер постарел в их глазах на десяток лет. Пока противники оставались у меня за спиной, с моим возрастом приходилось мириться. Но теперь, когда первый стал вторым, ему обязательно дадут понять, что давно пора знать совесть и уходить.
После Варшавы моя спортивная репутация, как на салазках, покатилась вниз. Печать скептически отзывалась о моих шансах на успех. По-своему все были правы. Я проиграл раз. Значит, мог проиграть и в другой. Мне было не 18 лет, а шел 36-й. В команде меня величали по имени-отчеству и на "вы", потому что старших нужно уважать."
И почему я должен хоть на йоту сомневаться в достоверности воробьёвской правды ? Чем, в принципе, она недостовернее правды воробьёвских злопыхателей, недругов ?
"В одном из интервью лучший ученик Плюкфельдера Василий Иванович говорил, что его рабочими весами в рывке и толчке были 170 и 220 кг: "Можно было упереться и поднять больше. Но тогда был риск получить травму - я ведь все время был под нагрузкой". Это утверждение тоже нужно воспринимать критически: если в отношении рывка похоже - 187,5 были лучшим результатом Василия Ивановича пару лет, и 190 кг - показаны на домашнем турнире в Подольске; то в отношении толчка - очень сомнительно. Я больше склонен верить тем слухам, что Алексеев поднимал 260 кг в нескольких подходах перед Монреалем. Однако применительно к подходу Плюкфельдера свидетельство Алексеева подходит - если спортсмен постоянно испытывает большую нагрузку, выражающуюся в объемной работе для создания базы ("запаса прочности"), ему нужно избегать объединения этой работы с подъемом околопредельных (90-100%) весов на тренировках. Если же спортсмен находится в соревновательном режиме, то подъем 90%-го веса был обязателен и для Плюкфельдера. Алексеев и стал двукратным олимпийским чемпионом, поскольку репетировал и подъем 100% от максимума в соревновательных движениях."
А вот другой лучший ученик Плюкфельдера - Давид Адамович - был бы и рад поднимать на тренировках "100-процентные веса", да ничего у него не ладилось. Это, конечно, если судить по мемуарам Ригерта.
Зато на соревнованиях на Давида Адамовича нисходил могучий кураж. И Ригерт расправлялся с такими снарядами, о которых накануне даже и не мечтал.
Каждый человек индивидуален. Поэтому сугубо научный подход не способен всего объяснить и всё разложить по полкам.
Допустим, кураж Ригерта при выступлениях на публике являлся каким-нибудь сверхмощным выплеском резервов внутренней силы, сродни тому, что наблюдается у людей только в состоянии сильнейшего аффекта.
Ну, и как после этого подходить к рекордам Давида Адамовича с примитивными нынешними научными мерками ?
Уважаемый Дед, слухи о толчке Алексеевым 260 кг на тренировках накануне Монреаля я видел в комментариях к его толчку 255 кг на youtube:
Комментарий:
цитата:
Anthony Troia 5 лет назад David Rigert once told a close friend of mine that a few weeks before the 76 Games, Alexeev clean & jerked 573 lbs (260 kilos) for 5 singles in less than an hour. (Whenever VA set a WR, he liked to have "more in reserve.") And he front-squatted 606 lbs (275 kilos) for many sets of 2, poppping out of the low position very fast. Little doubt in my mind that he could have C&J'd 600 before his bad injury.
Тот же пользователь в комментариях к другому видео писал:
цитата:
Anthony Troia 4 года назад Reding had more raw strength than Alexeev at this time, but Alexeev's power was amazing, and later grew to gigantic levels. As Taranenko and Rigert and others said, one RARELY saw Alexeev do his really serious workouts, as he liked to train alone at home, or in the gym at 4 in the morning. Several team-mates reported seeing him C&J 567-580 on a few occasions shortly before the '76 Games. He was always good for more than he did in meets.
Вот этот ролик:
Понятно, что это не документальное свидетельство. Просто едва ли 255-256 кг были предельными весами для Алексеева. Он обычно имел "запас прочности" в толчке - до 1978 года.
Уважаемый Дилетант, в ответ на мои слова "жду Ваших материалов" Вы спросили меня:
"Вас не устраивает мой способ пометки ошибок в тексте отрывков из Плюкфельдера ?"
Нет, всё устраивает. Просто я из-за своей невнимательности, увы, не сразу понял Ваше предложение. Тем более, что Вы сами немного сбили меня с толку: пообещали показать неправильности вроде бы в публикуемом сейчас тексте Плюкфельдера (и одну из них даже показали), но затем в ответ на моё горячее согласие принялись разбирать текст Воробьёва, уже давно находящийся на сайте "Проблемы тяжёлой атлетики" в рубрике, специально озаглавленной "Нередактированные книги о силачах".
Уважаемый Дилетант, я уже сообщал Вам в личной переписке: на эти тексты я не собираюсь обращать внимания - их слишком много и они слишком несовершенные. В них кучи недочётов, и на исправление или на подробное комментирование их уйдёт слишком много времени: годы и годы. При всём при том, что сами по себе эти тексты не представляют для меня такого интереса, как, например, книги о Варданяне или об Алексееве.
Составитель
moderator
Сообщение: 1604
Откуда: Россия, Казань
Отправлено: 19.09.15 03:41. Заголовок: Уважаемые Дед и Диле..
Уважаемые Дед и Дилетант, в своих сообщениях под номерами, соответственно, 115 и 864 вы написали о таких странных вещах, что эти ваши сообщения лучше всего счесть не самыми удачными попытками похохмить. Рассказывать же вам здесь всерьёз об элементарных этических нормах - это, по-моему, будет просто унизительно для обеих дискутирующих сторон.
В принципе, я ведь и сам не прочь полностью оправдать подлость - например, я сделал это в тексте "Люди после капитализма":
"...те качества людей, которые перечислены выше вроде бы с осуждением ("Какими эгоистичными, вороватыми, инертными, беспринципными, склонными к обману ближнего пустышками мы, люди, были в своей массе вчера — такими же точно неприятными субъектами мы, люди, являемся в своей массе сегодня и, судя по всему, останемся завтра."), на самом деле до поры до времени оказываются вполне положительными. Поскольку они специально выработаны эволюцией, во-первых, для самых тяжёлых условий выживания в дикой природе, а во-вторых, для существования в рамках тоталитарных порядков, в рамках чисто силовой иерархии, в рамках людоедских нравов, являющихся наилучшими при первобытном и при натуральном хозяйствованиях, то есть при тотальной раздробленности производителей. Если у наших предков не было бы достаточного объёма подлости, неблагородства, готовности к предательству, боязни начальника и т.д., то их, наших предков, не смогло бы объединить даже насилие. А значит, они совершенно не реагировали бы на угрозы и на применение насилия. И тогда организованное объединение наших предков — главное средство их защиты от неблагоприятных воздействий внешней среды — просто не смогло бы существовать."
Но ведь это у меня оправдание подлости не при всех условиях, а только при состоянии дикости, при отсутствия развитой материальной цивилизации. В условиях же достаточной цивилизованности положительный потенциал у подлости исчезает, конечно, начисто.
"А вот другой лучший ученик Плюкфельдера - Давид Адамович - был бы и рад поднимать на тренировках "100-процентные веса", да ничего у него не ладилось. Это, конечно, если судить по мемуарам Ригерта."
В мемуарах Ригерта, напротив, упоминается о толчке со стоек 255 кг примерно в 1975 году - что тогда было намного выше результатов даже для супертяжеловесов. А при личном общении - см. "Впечатления от чемпионата России 2006 года в отдельных упражнениях" - Ригерт всерьёз рассказывает о ещё бОльших своих внесоревновательных достижениях:
"Потом я увязался за Ригертом и задал ему следующий вопрос:
— Давид Адамович, в вашей книге "Благородный металл" опубликован ряд ваших силовых показателей. Что касается сведений про вашу толчковую тягу в 515 кг, то это, конечно, опечатка, поскольку данному результату почти 100 кг уступает даже нынешний абсолютный рекорд в становой тяге. Не является ли такой же опечаткой и информация про то, что вы толкали со стоек 255 кг, ведь на соревнованиях вы не поднимали больше, чем 230 кг?
Ригерт в ответ наговорил мне такого (вроде бы на полном серьёзе), что, похоже, только окончательно запутал вопрос.
1. — Я не знаю, что там написано в этой книге. ("Это ваша собственная книга, Давид Адамович, — успел напомнить я, — она называется "Благородный металл". Вы написали там, что когда толкнули со стоек 255 кг, на вас начал озадачено коситься сам Алексеев.")
2. — Своего предела в тяге я вообще не знал.
3. — 255 кг я толкал со стоек при собственном весе 90 кг, при собственном же весе 100 кг мой максимум в толчке со стоек был 265 кг.
4. — Да, на соревнованиях я действительно никогда не толкал больше 230 кг, но уже в самом конце своих занятий штангой за день до того, как у меня лопнула печень, я на тренировке при собственном весе 103 кг толкнул с помоста 260 кг.
"В одном из интервью лучший ученик Плюкфельдера Василий Иванович говорил, что его рабочими весами в рывке и толчке были 170 и 220 кг: "Можно было упереться и поднять больше. Но тогда был риск получить травму - я ведь все время был под нагрузкой""
Лично я не верю вот этим словам:
"Можно было упереться и поднять больше. Но тогда был риск получить травму - я ведь все время был под нагрузкой""
из которых по всем нормам русского языка вытекает, что Алексеев на тренировках вообще никогда не поднимал больше 220 кг. Я не верю этим словам потому, что для установления рекордов, которые выше упомянутых тренировочных весов на 25-35 кг, Алексееву было необходимо худо-бедно репетировать эти рекорды. А средняя разница 30 кг - она слишком велика для предельных результатов в тяжёлой атлетике. 220 кг отличаются от 256 кг как небо от земли.
В 1976-1077 гг. Алексеев вообще попытался всех уверить, что достиг своих результатов, поднимая в рывке примерно 100-120 кг на 5 раз, закачивая спину через козла и делая толчковые тяги в районе 200-230 кг - см. нижнюю половину http://olympic-weightlifting.ru/alexeev3.htm.
Уважаемый Составитель, я великолепно помню, что Ригерт, временами, что-то рекордное поднимал на тренировках. Но сам же Ригерт признаётся в своих книгах, что на сих тренировках, очень часто, особенно перед соревнованиями, ему не поддавались серьёзные веса и даже несерьёзные веса он вырывал-толкал с превеликим трудом.
Но это якобы никого не обманывало. Ибо друзья-спортсмены и тренеры знали - если Ригерта чуть не придавливает на тренировках совсем небольшой (в сравнении с последним рекордом, естественно) снаряд, то на соревнованиях можно смело прибавлять к снаряду такого веса 15-20 кг дисков - и это уже для первого подхода ! Не говоря о последующих.
Сочиняет или не сочиняет Давид Адамович - этого я знать не могу. Но твёрдо уверен, что подобные чудеса вполне вероятны. Настрой способен добавлять силу прилично. В первую очередь тем спортсменам, которые обладают определённого рода психикой - впечатлительной, непокорной, внушаемой.
В то же самое время - и Ригерт пишет об этом - имеются на свете атлеты, которые ни за что не подойдут на соревнованиях к весу, который они никогда не поднимали на тренировках. Будь на карте хоть золотая медаль, хоть ещё что-нибудь. Догадываюсь, что психика подобных атлетов должна быть, скорее всего, скучноватой и уныло рациональной. Не способной ни на взлёты, ни на самопожертвование. Поэтому в схватке с сильным смелым бесшабашным противником такие спортсмены зачастую обречены на проигрыш.
И вновь обращаю Ваше внимание - пост мой был ответом на послание уважаемого любителя, в котором он рассуждал о снарядах предельного веса - максимума. Но что такое максимум ? Не что иное, как вес, равный рекорду атлета на последних соревнованиях или на тренировке.
Можно, понятно, обозвать максимумом предельные возможности атлета на какой-то конкретный, "сегодняшний" день. Но это было бы не корректно. Только представьте Вахонина или Ломакина, заявившихся в зал поутру с жесточайшего похмелья, не могущих нормально поднять даже и "половинный" снаряд - и как прикажете обозначать сей текущий "максимум" в тренировочном журнале атлета ? ------------------------------------------------------------------------------------------------------ Другой лучший ученик Плюкфельдера - Василий Иванович - отличался от Ригерта тем, что был много хитрее, расчётливее. В этом убеждает хотя бы второй ролик уважаемого любителя в его 90-ом посте.
Василий Иванович изображён на видео цветущим и молодым - как помнится, дело происходило в Лиме, столице Перу, летом 1971 года - Алексеев здесь в возрасте Иисуса Христа. Василий Иванович только что "выжал" 500-фунтовый (227,5-килограммовый) рекордный снаряд. На этом бы и успокоился, удовлетворённый.
Но Рединга дёрнул чёрт Василия Ивановича посрамить - чудом "пожал" 228-килограммовую штангу. И даже какие-то минуты счастливо осознавал себя сильнейшим "жимовиком" на планете.
Алексеев мог бы ответить "жимом" 228,5-килограммового веса. Так бы и сделал он при других условиях. Но здесь был случай особый - наказать прилюдно дерзкого Рединга, подавить, если и не навсегда, то надолго, его волю к сопротивлению. Кроме того, 228,5 кг Алексееву ничего не давали, кроме очередного рекорда. 230-килограммовая же зачётная штанга прекрасно "ложилась" в сумму.
Как бы то ни было, но неразумный Рединг фактически украл у Алексеева аж целых четыре "натужнейших" "жимовых" мировых рекорда - 228 кг, 228,5 кг, 229 кг, 229,5 кг. Это сколько бы времени Василий Иванович шагал к круглой 230-килограммовой "цифре" ! Не забывая заглядывать после каждого из этих свершений в "партийную" кассу. За очень хорошими денежками. Да ещё и читал бы превеликим наслаждением, в свою честь, каждый раз, панегирики в центральных газетах. И не только советских - мировых !
Забавно смотреть, как Алексеев настраивается на рекорд в чудовищные 230 "жимовых" килограммов. Старательно изображая смятение, робость, настройку организма на подвиг - поднять или умереть !
Можно было бы и обмануться всем этим. Но никак не вяжется с притворством Василия Ивановича произошедшее уже через какие-то секунды.
Словно пушинка штанга взлетает на грудь и - чуть более тяжело - Алексеевым от груди "выжимается". Явно демонстрируя зрителям, что могла быть весомее даже и на 10-15 килограммов.
Притворяться хорошо перед подъёмом. Во время подъёма же - притворство опасно. Вот Алексеев и не притворяется. Исключая случайный срыв. В самом деле, обидно случайно не поднять не так и тяжёлую штангу, если запасом прочности подготовлен к значительно бОльшим весам !
И свой предел Алексеев отлично знал. Притворяясь только для зрителей. --------------------------------------------------------------------------------------- Как не подивиться алексевской страшной силушке, сравнивая Василия Ивановича с современными сильнейшими людьми той же самой планеты, на которой обитал Алексеев ! 230 килограммов - всё ближе то время, когда сейчашние "мастодонты" будут считать их весом не стыдным и достойным во всех отношениях.
Печально на это глядеть. А ведь Алексеев просто играл штангами такого пошиба аж 44 года назад, и даже их не толкал - "выжимал" !!!
Уж какое там притворство. Теперешним "исполинам" быть бы живу даже и напрягаясь последними силами. Из подседа подняться - и то задача нелёгкая.
Имён не называю. Догадаться совсем несложно, надеюсь. ======================================= Вы, уважаемый Составитель, неисправимый идеалист. Невзирая на Ваше неверие в Бога.
Цивилизованность - только налёт. Под налётом же - ШКУРА.
Но даже и при нетронутости налёта, цивилизованные людишки - сплошь эгоисты. Способные на любую мерзость и пакость. Совершенно не считаясь ни с чьими интересами, кроме любимых своих.
Оглянитесь вокруг - неужели всё то, что я абсолютно явственно вижу, скрыто от Вас пеленой ?
Помню, в юности, смотрел я в главном нашем городском кинотеатре "Современник" какой-то зарубежный фильм. И там, некий работодатель буквально втаптывал в грязь, унижая морально, наёмного своего работника - "офисного планктона" - и даже и сам поражался готовности служащего буквально на всё, лишь бы не лишиться "достойной" работы.
А Вы говорите "В условиях же достаточной цивилизованности положительный потенциал у подлости исчезает, конечно, начисто."
Да он, "достойный" "гордый" "планктон" маму родную с потрохами продаст, только бы босс не разгневался. И не отнял у "планктона" благополучие, сытость, положение в обществе. Перед которыми всё остальное - НИЧТО.
Я ответил, что к халату у меня изнутри пришиты электрические грелки. И сразу испугался: может, правила и в самом деле запрещают штангисту искусственно подогревать себя? И.З.Любавин и Я.Г.Куценко стояли в стороне, будто в рот воды набрав. Бруно Нюберг просунул руку в халат и сказал по-фински что-то резкое. Но потом показал мне большой палец: мол, всё о’кей - и ушёл.
Меня тут же вызвали к весу 145 кг. Я вышел обозлённым. Сосредоточился, взял штангу на грудь в „ножницы“ очень легко. Теперь главным было не потерять глазами место, выбранное мной для опоры. Раздался громкий хлопок судьи, и я сильно подхватил штангу руками. Вес был большим, за счёт толчка корпусом его не выжмешь. Пришлось две трети расстояния жать одними руками.
В результате получился самый лучший мой жим на этом чемпионате. Когда я вышел за кулисы, Я.Г. Куценко только пожал плечами: фантастика!
М.Б.Казаков унёс мой халат в нашу раздевалку. Все разошлись, остались только я и доктор.
Начался рывок. Мой польский соперник закончил весом 130 кг, я с него начал. Халат я спрятал, но шнур от розетки не отключил. Я надел халат только к третьему подходу - на 140 кг. Зафиксировав этот вес, я обошёл в рывке ближайшего соперника на 7,5 кг.
Выступление в толчке я закончил весом 172,5 кг, не заметив, что И.Палинский толкнул 175 кг. Это оказалось сенсацией. Зал зашумел так, будто Палинский выиграл всё соревнование. А может быть, поляки благодарили меня за то, что я отдал им победу хотя бы в толчке.
В итоге я поднял 145+140+172,5=457,5 кг. Иренеуш Палинский занял 2-е место - 127,5+130+175=432,5 кг. Третьим стал Джим Джордж из США - 122,5+132,5+162,5=417,5 кг.
Меня наградили золотой медалью. Правда, золото оказалось символическим: на самом деле это была обыкновенная бронза, то есть сплав олова с медью. Но дело не в металле, а в том, что я вписал своё имя в историю мировой тяжёлой атлетики. Может, внуки когда-нибудь прочтут и удивятся, что такое произошло с их дедом Рудольфом Плюкфельдером. Видимо, я так далеко оторвался от своих конкурентов из-за страха.
* * *
Все наши тренеры поздравили меня. Я поблагодарил М.Б.Казакова за его умную ненавязчивую помощь. Последним ко мне подошёл Д.П.Поляков. Поздравив меня со званием чемпиона мира, он сказал:
- Мудришь ты больно много.
- Это вы о чём?
- Да о твоих грелках. А ведь записка пошла в судейскую коллегию от наших же злопыхателей. Пройдёт время, и я скажу тебе, кто это сделал.
Когда он ушёл, я почувствовал сильный табачный запах. Поднёс к носу свою руку - это несло от неё. Д.П.Поляков долго держал меня за руку и пропитал её ароматом своего курева насквозь. Я несколько раз принюхался, и запах казался мне всё более приятным. Но-но, так ты ещё и курить начнёшь! - подумалось мне.
В гостинице наши ребята поздравили меня с успешным выступлением и с мировым рекордом в сумме. Я помылся в душе и отправился в гостиничный ресторан. Друзья остались в гостинице, и я сидел в гордом одиночестве. Думал о Валентине, об Оле и Лиле, о Лидочке, которой исполнилось всего полгода.
“Вот приеду домой, - думал я, - и решу: продолжать ли мне совершенствоваться в тяжёлой атлетике? В Сибири отношение к ней совсем особое, это как бы священный вид спорта, люди будто ощущают наши килограммы на себе. Теперь весть о моей победе наверняка дошла и к нам в Киселёвск. В нашу мойку, где можно услышать все последние новости, придёт смена. Надевая робу, шахтёры скажут: „Вот чёрт Рудольф, всё-таки стал чемпионом мира!“ А другие добавят: „Он мечтал стать лучшим в мире борцом. Но ничего, первенство в штанге не менее почётно. Приедет - встретимся в клубе“.”
А пока я сидел за столом и едва лишь прикрывал глаза, как казалось, что штанга вроде бы ещё давит на меня.
Официант вежливо принял у меня заказ. Для начала я взял бутылку чешского пива. До чего же оно было вкусное! Всё воспринимается в зависимости от потребности: чтобы ощутить отдых, нужно как следует устать, а чтобы насладиться вкусом воды - почувствовать жажду.
В тот момент я чувствовал удовлетворение моей жажды победы. Но немного портило настроение то, что я хорошо чувствовал, кто рад моей победе, а кто - наоборот. Есть такие люди, которые не могут скрыть своей неприязни к чужим победам. Они лишены способности радоваться им, и этих людей можно только пожалеть. А таких у нас, по моим наблюдениям, чуть ли не 80%.
Поэтому я и сидел один, наливая пиво в стакан потихоньку, не торопясь, дабы не поднять пену. Я слышал, что чешское пиво так хорошо оттого, что варится на особой воде.
Стр. 602-603 img 1041
Официант принёс мой заказ. Рядом со столом стояла тумбочка, он поставил поднос на неё и для начала взял с подноса красный вымпел.
- Пан - чемпион, и я ставлю пану на стол этот флажок. Так распорядился наш босс.
Для уверенности официант переспросил на смеси польского и украинского языков:
- Пан правда чемпион мира?
- Es stimmt,* - ответил я.
- О, пан розмовляет по-германски!
Официант подсел ко мне, пугливо осмотрелся по сторонам, и объяснил, что был в плену у немцев вместе с русскими солдатами. А затем добавил:
- Ich kann gut fluchen auf Russisch.**
Затем он опять оглянулся.
- Warte mal,*** - и стал перечислять запомнившиеся ему матерные и прочие ругательные русские слова.
Я переводил их на немецкий, и официант всё понимал. Мы застряли только на слове „быдло”, и мне пришлось сдаться:
- Этого, Януш, я по-немецки не знаю.
Мы с официантом вдоволь посмеялись. Я спрятал вымпел за бутылку посередине стола, где стояла ваза с конфетами и со сладостями. Принявшись за первое, я был вынужден признать: да, поляки умеют варить украинский борщ!
* * *
Долго задерживаться в ресторане мне было нельзя - скоро на старт предстояло выйти нашему ветерану, капитану команды Аркадию Воробьёву, воспитаннику Вооружённых Сил из Свердловска. Перед ним стояла крайне трудная задача. В отличие от людей килограммы на штанге не болеют, а уменьшаются разве что на Луне. К тому же здесь приходилось выступать перед публикой, не очень приветливой в отношении представителей СССР. _______________________________ * Верно. ** Я хорошо умею ругаться по-русски. *** Подожди. _______________________________
Кроме того, Воробьёв мог столкнуться со следующей проблемой. Варшавский соревновательный помост был изготовлен из брусков с квадратным сечением, стянутых очень длинными – четырёхметровыми - болтами. Когда штанга падает на такой помост, то одни бруски смещаются вниз, а другие, напротив, оказываются наверху. Значит, если бруски не поправлять, то поверхность помоста делается волнообразной. Тем, кто применяет для уходов „разножку“, то есть низкий сед, всё это почти безразлично. Но вот я, Воробьёв, Бушуев, Богдановский и Власов рвали штангу в „ножницы“, поэтому нам такие неровности помоста мешали, и ассистентам приходилось всё время поправлять помост. Когда я, уходя под штангу, разбрасывал ноги в „ножницы“, то они не летали по воздуху, как у Воробьёва, а двигались почти впритирку с поверхностью, почти скользили по помосту. Поэтому лучший помост для меня - это фанера.
В большинстве своём атлеты, настраиваясь на вес, ничего не видят и не слышат. Но я, например, видел всё, что происходило в зале. У меня организм начинал отключаться и взрываться только тогда, когда я брался за гриф штанги. Поэтому во время своего выступления я вовремя замечал, если ассистенты выравнивали помост с помощью ударов дисками не совсем так, как мне хотелось.
Когда на этих соревнованиях меня вызвали по громкой связи на первый подход, я направился на помост не мешкая. Он уже стал корявым до ужаса: один бруски располагались ниже, другие выше. Если по такому помосту покатать штангу, то она гремит, будто едет по стиральной доске. Я сам взял 20-килограммовый диск и его ударами быстро выровнял помост.
Я решил поскорее прийти на соревнования и предупредить А.Воробьёва о возможной волнообразности помоста. Поскольку знал: Аркадий на помосте чрезвычайно сосредоточен и может не заметить неладное. Но мои опасения оказались, к счастью, напрасными: устроители соревнований наконец-то подложили под помост ровные бруски, а не мягкие гимнастические маты. И теперь он уже не становился волнообразным от ударов штанги.
Я зашёл за кулисы, где переодевался Воробьёв. Всё его тело покрывали волосы - я почему-то раньше не замечал, что на нём растёт столько шерсти. Сперва я хотел пошутить: что-то, мол, ты, Аркадий, давненько не стригся в парикмахерской, - но вовремя вспомнив, что Воробьёв всегда старается держался от меня подальше, прикусил язык. Аркадий был настолько взволнован, что шептался только с нашим врачом М.Б.Казаковым. Я понял: мне лучше уйти и смотреть на происходящее со стороны. Если Воробьёв меня не заметил и не поздравил с победой, то, значит, столкнулся с какими большими проблемами.
Оно было и неудивительно. На тренировке Воробьёв имел печальный вид. Он явно ощущал адскую боль в паху. Я сам испытал, что такое разрыв абдукторов. Это может выдержать только такой волевой человек, как Воробьёв. Знаю по себе, как сильно он должен был нервничать.
Стр. 604-605 img 1042
Взвешивание уже состоялось. Воробьёв пил горячий чай, стараясь не отвлекаться и сосредоточиться на выступлении на чемпионате мира 1959 года, которое он организовал себе сам. Теперь ему требовалась предельная собранность.
Наш врач М.Б.Казаков дал Воробьёву обезболивающее лекарство. На всякий случай у доктора были приготовлены ещё и ампулы с замораживающим средством. После чая Воробьёв съел что-то лёгкое. Казаков, лучший друг и земляк Воробьёва, от волнения обливался пОтом.
Серьёзными противниками Аркадия на этом чемпионате являлись только Луис Мартин - могучий негр из Великобритании, и Чеслав Бялас из Польши. Правда, полагали, что мог хорошо выступить ещё кто-то из Венгрии.
Состоялось представление, Воробьёв на нём по-прежнему выглядел подавленным.
В жиме Воробьёв поднял 140 кг, Мартин - 137,5 кг. В рывке Аркадий тоже выиграл у англичанина 2,5 кг - они подняли соответственно 135 кг и 132,5 кг. Что ж, пока дела шли неплохо - Воробьёв оказался впереди на 5 кг. Но опасность состояла в том, что Мартин завесился на 100 г легче. И вот началось соревнование в решающем движении – в толчке.
Здесь могла играть какую-то роль тактика, но неизмеримо более важным было то, какие ещё физические возможности имелись у капитана нашей команды. Знаю по его прошлым высказываниям: он обычно объяснял поражения тем, что у спортсменов не хватило мужества и воли к победе. Однако тут получилось так, что Луис Мартин толкнул 175 кг, а А.Воробьёв - только 170 кг. Это был предел - дальше адская боль перечёркивала все намерения волевого атлета Воробьёва, исключив возможность взятия штанги на грудь.
Защитные функции организма – это наше счастье. Но А.Воробьёву так была нужна победа! Ведь Н.И.Шатов и А.И.Божко не хотели брать его на соревнования и в случае его проигрыша теперь сказали бы: „Вот видите, мы же знали, что Воробьёв не в форме!”
Спор между А.Воробьёвым и Л.Мартином решили 100 г собственного веса. Оба атлета набрали в сумме 445 кг, но Мартин был легче, и золотая медаль торжественно уплыла в Великобританию. Красивый и мускулистый негр Мартин, жуя резинку, красовался с медалью на шее в зале, в фойе и на улице. О чувствах Воробьёва оставалось только догадываться.
Вечером нас собрал Я.Г.Куценко, и меня поздравили. А капитан нашей сборной А.Воробьёв, который гипнотически давил на всех, требуя дисциплины, на этот раз на собрание не явился. Видимо, ему действительно помешала боль в паху, но ведь людей можно было и предупредить. Мы прождали Аркадия около часа. Ю.Власову всё это сильно не понравилось, он сказал: „Капитану команды так вести себя негоже“.
В Москве внимательно следили за выступлением А.Воробьёва. Если он выиграл бы, то Н.И.Шатова, неправильно определившего возможности Воробьёва, следовало снять с работы. Но теперь, что называется, и ежу стало понятно: Шатов и Божко были правы изначально. В итоге уцелели все, хотя Шатов схлопотал строгий выговор по партийной линии. Ему сказали:
- Иди работай, Коля, но водку больше не вози. Или раздавай её всем поровну. А кое-кому, может, и чуть больше.
На следующий день, в воскресенье, сражались тяжеловесы. Основными соперниками были: Джеймс Брэдфорд из США - собственный вес 130 кг, Юрий Власов - как и я, дебютант, завесившийся ровно на 115 кг, а также болгарин Иван Веселинов - 104,8 кг.
Юра выглядел прекрасно. Его выступление стало началом разгрома тяжеловесов с большими животами. Я имею в виду то время, когда штангу поднимали ещё без стероидов.
Власов закончил жим на 160 кг, негр Брэдфорд поднял 170 кг. В рывке Власов одолел 147,5 кг, Брэдфорд же остановился на 145 кг. Толчок Брэдфорд завершил на 177,5 кг, а Власов здесь зафиксировал 192,5 кг. Таким образом, Власов повторил лучшую сумму троеборья А.Медведева на чемпионатах мира - 500 кг – и стал вторым пятисотником в нашей стране. Не зря сказано: незаменимых у нас нет.
Поляки приветствовали Юрия Власова стоя. Правда, „Сто лят“, как своим атлетам, не спели.
После победы Власова американской тяжелоатлетической команде Боба Гофмана было о чём поразмыслить. Тем более что её былой фаворит Пол Андерсон ушёл в приют директором, продолжая лишь изредка выступать в цирке.
Тяжёлая атлетика развивалась стремительно, субъективное и объективное при этом перемешались. Объективное - это результаты и медали.
Стр. 606-607 img 1043
На чемпионате мира в Варшаве сборная СССР значительно опередила всех, завоевав 4 золотые медали. Команды США, Польши и Великобритании получили лишь по одному золоту. В общекомандном зачёте вторыми стали поляки, а прежние мировые лидеры американцы откатились на третье место.
* * *
Грандиозное торжественное закрытие чемпионата, как обычно, увенчалось банкетом. Здесь было неприятно наблюдать, как наши спортивные начальники всех мастей расшаркиваются перед иностранцами, тем самым, на мой взгляд, унижая себя. Я подумал тогда: советская власть травила меня с детства и до сих пор не возместила тот громадный ущерб, который нанесли нашей нации кремлёвские мудрецы - но мы, российские немцы, перед властями не унижались. А тут что творится?
Я увидел, как один из членов нашей делегации – по слухам, засекреченный субъект из КГБ – сперва ходит на цыпочках перед ведущим деятелем австрийской тяжёлой атлетики, затем достаёт свёрток, держит его на ладони и передаёт. В свёртке, видимо, находилось что-то ценное.
Я толкнул коленом Виктора Бушуева: мол, смотри - мы, штангисты, разыграли семь комплектов медалей, проливали пот, а в банкетном зале нет и половины нас. Зато сколько здесь людей, примазавшихся к штанге, которые и не нюхали её! Штангистов в нашей делегации было семеро, но кроме нас в её число входило ещё 14 человек. Откуда они понабрались? Я их прежде не видел. Какие же средства выделялись на ублажение их аппетитов!
Помосты и вообще организация соревнований в Варшаве оставляли желать лучшего. Зато какой банкет закатили организаторы и как угодничали на нём представители соцстран! Я закрыл глаза, и мне показалось, что рядом уже нет нашего гебистско-штангистского деятеля.
Это случилось в начале войны, возле Енакиевской тюрьмы, где гебист с наганом на боку заталкивал людей в машину типа „чёрный воронок“. Их тогда увезли и всех убили выстрелами в затылок „по законам военного времени“ на горе под городом Сталино.
Деятели такого сорта были по-прежнему востребованы. Наш гебист говорил, что поднимал штангу, но М.Л.Аптекарь перерыл весь свой тяжелоатлетический архив, а его следов не нашёл. Этого деятеля все называли непотопляемым, он подстраивался под любые перестройки.
Я.Г.Куценко пребывал в Варшаве как бы на подхвате, ибо от его республики - Украины - здесь не выступал ни один штангист. Поэтому Яков Григорьевич старался держаться на чемпионате и на банкете после него по возможности корректно и нейтрально.
На следующий день поляки организовали обследование штангистов - не только советских атлетов, но и всех остальных участников чемпионата мира. Мы прошли все измерения, после чего у нас проверили сердечно-сосудистую систему. А через час нас повезли на автобусе знакомить с достопримечательностями Варшавы.
После выступления капитана нашей команды А.Воробьёва мы ни его, ни доктора М.Б.Казакова больше не видели. Наверное, Воробьёв сильно травмировался. Уверен, он пожалел, что решил выступить в Варшаве. На чемпионате Союза он выиграл у В.Двигуна по собственному весу, а здесь точно таким же образом проиграл Л.Мартину.
Всё неслось скоротечно, но колбаса, захваченная нами из Москвы, уже начала плесневеть. Журналист Дмитрий Иванов, который посоветовал нам взять её с собой и которому сообщили из Польши о прискорбном итоге, извинился перед нами. Но в его оправдание можно сообщить, что он написал обо мне хорошую статью.
* * *
Из Москвы до Новосибирская я добрался самолётом. Мои ученики А.Коржов, Н.Малинин и И.Кошкин справились с уборкой нашей картошки. Я подоспел только к её сортировке, а также к засолке арбузов и капусты. Кроме того, требовалось привезти сено.
Настроение у меня было хорошим, но спина побаливала, и мне пришлось подвергнуть себя прогреваниям в своём ящике. С моим возвращением наши тренировки стали заметно интенсивней. Мышцы у ребят заныли капитально. Они пожаловались начальнику мехцеха А.Т.Клышко, что я увеличил нагрузку на их ноги и на спины.
Вскоре на шахте прошло профсоюзное собрание. Я сначала выступил с трибуны, а затем разделся и продемонстрировал своё любимое упражнение - рывок. Потом на штангу установили 175 кг - мой рекордный вес в толчке, - и я пригласил шахтёров просто попытаться сделать тягу. В итоге только два человека сумели поднять эту штангу до колен.
Стр. 608-609 img 1044
- Теперь вы знаете, что происходит в мировой тяжёлой атлетике, - сказал я. - Как видите, на нашей киселёвской шахте № 4-6 есть люди, которые сильнее всех в мире.
Присутствующие, конечно, аплодировали. Наша сотрудница Алина Ендерякова забросала меня из зала вопросами.
- Откуда у тебя такая сила, Рудольф? - спросила она для начала.
- Я тренируюсь 9 лет.
- А разве твоя сила не от природы?
- От природы тоже, но в основном от интенсивной тренировки.
- А зачем тебе эта сила, если она не естественная? Ведь такая сила как пришла, так и уйдёт.
- Все люди теряют силу в некоторых случаях - например, когда лежат в больнице. В такой ситуации она уйдёт и у меня, но не так быстро, как у других.
- Рудольф, моему сыну 8 лет, и он часто дерётся, - продолжала Алина. - Я вижу, что у него много силы. Мне хочется, чтобы ты передал ему свой опыт и чтобы он, как и ты, мерился силой со штангой, а в будущем тратил бы её на производстве. С каких лет можно поднимать эту вашу штангу?
- По-разному. Но обычно с 14 лет.
- А что же ему делать до этого - испытывать свою силу на слабых?
- Нет, нужно в школе загрузить его физкультурой. Озорники обычно обладают природной силой, и только школа может избавить их от агрессивности, в которую воплощается избыток силы.
Люди аплодисментами приветствовали мои слова, хотя они были всего лишь догмой или, выражаясь проще, болтовней. Этого не бывает со штангой на помосте, где правда подаётся прямо в лоб. Весы показывают конкретный вес штанги, и догмы здесь неуместны.
Человечество часто спекулирует на том, чего нельзя увидеть. Например, оно создало религию, которую коммунисты назвали опиумом для народа. Может, оно и так, но это утверждение коммунистов не проверишь, хотя звучит оно красиво - „опиум для народа“. А чем занимались сами коммунисты? Вешали людям на уши то, что точно так же недоказуемо. Сам их коммунизм вполне можно назвать описанием движения в никуда.
Обещать - не железо поднимать. Вот тут-то штангисты как раз на высоте. Штанга лежит посреди помоста 4 на 4 метра. Её можно покатать туда-сюда, можно сказать ей: поднимись, мол, дайся мне в руки. Ах, ты не понимаешь? Значит ты, штанга, не читала Гегеля, Маркса и даже Библию. Ты вообще необразованная, с тобой коммунизма не построишь, да и сильно верующей ты не станешь.
Подтасовать можно вроде бы всё. Даже при взвешивании атлетов можно подкрутить весы в ту или иную стороны. Всё это я видел. Но когда-то пребывал в заблуждении, что штанга - это самый честный вид спорта, что она не подчиняется никакой философии: ни идеалистической (журавль в небе), ни материалистической (синица в руках). Потому что, мол, штангу защищает всемирный эталон весов - и баста. Да, так я и утверждал, выступая перед своими шахтёрами в 1959 г. в клубе шахты № 4-6. Но в человеческое сознание может вселиться проказа, вирус, разбойным образом отметая всё.
- Да здравствует отрицание! - говорит хулиган-философ. – Не верю ничему, всё фальшь и ложь!
Почему я вбил себе в голову, что кто-то хочет меня обмануть? Хорошо, думал я, может, криночники тоже осознАют правду и прекратят вставлять мне палки в колеса? Криночник, объяснял я А.Ендеряковой, - это тот, кто в кринке или в кувшине снимает сверху сливки. А остающееся обезжиренное молоко - это и есть пролетариат. Москва - она криночная. Не рыночная, а именно криночная. В какую лукавую философию там верят? Не стесняются, обманывают по-научному, не моргнув глазом.
А мы, шахтёры, погибаем в шахте субъективно - сам нарушил правила, вот и попался. Так, будто шёл по дороге. „Дорога - это цель“, - иронично утверждал И.Кант. Вот человек и шёл к цели. Одним словом, сплошная муть.
В тот морозный день я тоже шёл по дороге - домой из клуба шахты № 4-6. Людям можно доказывать и показывать: вот они, весы, вот штанга, а вот я захватываю гриф с острой насечкой голыми руками. Захватываю большим пальцем, затем накрываю этот большой, основной палец, указательным и так сжимаю, что когда поднимаю штангу, то едва терплю боль. Кожа рвётся в клочья, кровь брызжет из-под пальцев, но подрыв удаётся на славу. Как говорится, охота пуще неволи.
"Меня наградили золотой медалью. Правда, золото оказалось символическим: на самом деле это была обыкновенная смесь бронзы с медью."
Что-то уж сильно умствует Рудольф Вольдемарович. Смесь бронзы с медью - а разве бронза уже не смесь (сплав) меди с другими металлами ?
"Бро́нза — сплав меди, обычно с оловом в качестве основного легирующего компонента, но к бронзам также относят медные сплавы с алюминием, кремнием, бериллием, свинцом и другими элементами, за исключением цинка (это латунь) и никеля (это мельхиор). Как правило в любой бронзе в незначительных количествах присутствуют добавки: цинк, свинец, фосфор и др."
Конечно, можно уже готовую бронзу смешать (сплавить) с медью. Но для чего ? С целью повысить в сплаве содержание меди ? А не проще ли было тогда изготовить "золотые" медали из чистой меди ?
"Из какого металла делают олимпийские медали?
Казалось бы, ответ на этот вопрос очевиден: золотые из золота, серебряные из серебра, а бронзовые, соответственно, из бронзы. Однако, это не совсем так. Несмотря на то, что размер и масса медалей на разных Олимпиадах отличается, их состав закреплен в правилах Международного Олимпийского Комитета.
Начнем с бронзовых медалей. Тут не никаких хитростей. Бронзовые медали состоят именно из бронзы, которая по своему составу обычно является сплавом меди с оловом. Олимпийские бронзовые медали состоят из 97% меди, 2,5% цинка и 0,5% олова. Если исходить из стоимости компонентов, то бронзовая олимпийская медаль стоит всего 5-10 долларов, в зависимости от размера.
Серебряные олимпийские медали должны быть сделаны из серебра не ниже 925 пробы (стерлингового серебра). В нем 92,5% чистого серебра, около 7,5% меди и незначительное количество других элементов. Проба серебра может быть и выше. Стоимость такой медали от 200 до 500 долларов. Каков же состав олимпийской золотой медали?
Золотая олимпийская медаль тоже сделана, как ни странно, из серебра 925 пробы или выше. По сути, это те же серебряные медали. Единственное отличие – сверху на них наносится 6 грамм чистого золота. Стоимость золотой медали около 800 долларов.
Игры в Сент-Луисе в 1904 году стали во многом знаковыми — впервые трем призерам вручались золотые, серебряные и бронзовые медали. При этом, золотые медали впервые были сделаны из чистого золота. Медали победителей изготавливались целиком из золота только до Олимпийских игр в Стокгольме в 1912 году, а затем стали лишь покрываться шестью граммами золота."
Медали чемпионатов мира и Европы изготавливаются, вероятно, ещё более скромными. Да это и не важно. Главное - как медаль называется, а не из чего она состоит. ========================================== Эта же фраза просто загадочна:
"Деятели такого сорта по-прежнему востребованы. Наш гобоист говорил, что поднимал штангу, но МЛ."
Уважаемый Дилетант, Вы попытались просветить меня следующими словами:
"Цивилизованность - только налёт. Под налётом же - ШКУРА.
Но даже и при нетронутости налёта, цивилизованные людишки - сплошь эгоисты. Способные на любую мерзость и пакость. Совершенно не считаясь ни с чьими интересами, кроме любимых своих.
Оглянитесь вокруг - неужели всё то, что я абсолютно явственно вижу, скрыто от Вас пеленой ?
Помню, в юности, смотрел я в главном нашем городском кинотеатре "Современник" какой-то зарубежный фильм. И там, некий работодатель буквально втаптывал в грязь, унижая морально, наёмного своего работника - "офисного планктона" - и даже и сам поражался готовности служащего буквально на всё, лишь бы не лишиться "достойной" работы.
А Вы говорите "В условиях же достаточной цивилизованности положительный потенциал у подлости исчезает, конечно, начисто."
Да он, "достойный" "гордый" "планктон" маму родную с потрохами продаст, только бы босс не разгневался. И не отнял у "планктона" благополучие, сытость, положение в обществе. Перед которыми всё остальное - НИЧТО."
Судя по всему, Вы, уважаемый Дилетант, имели в виду фильм "Игрушка" с Пьером Ришаром в главной роли Франсуа Перрена - журналиста, пытающегося устроиться и затем закрепиться на рабочем месте репортёра в газете, принадлежащей некоему богачу по фамилии Рамбаль-Коше. Этот самый богач, господин Рамбаль-Коше, по сюжету слывёт диким самодуром, и данное самодурство является сюжетообразующим фактором: Рамбаль-Коше дарит своему сынишке в качестве игрушки живого человека – журналиста Франсуа Перрена.
В одной из сцен фильма богач-самодур Рамбаль-Коше решает некоторым образом обелить себя. Для начала он приказывает главному редактору своей газеты - судя по всему, очень высокооплачиваемому сотруднику - прилюдно раздеться. Но когда тот после колебаний и в самом деле начал раздеваться, господин Рамбаль-Коше останавливает своего главного редактора и говорит ему примерно следующее.
- Я знаю, что все вы считаете меня самодуром, заставляющим вас выполнять самые нелепые мои приказания. Но почему у всех у вас - без исключения - не хватает мужества в конце концов отказаться и не выполнять эти мои дурацкие приказания? Как видите, в моём самодурстве, в успешности его существования как системы виноват не только я, но и все вы.
По сюжету в конце фильма Пьер Ришар (то есть журналист Франсуа Перрен) всё-таки набирается мужества и отказывается быть игрушкой.
Если я не ошибся в своих догадках, то Ваш, уважаемый Дилетант, пример имеет достаточно отдалённое отношение к обсуждаемым случаям со стукачеством Воробьёва и с чьей-то подлостью в отношении сборной СССР (в случае успеха «злопыхателя» сборная СССР получила бы баранку в категории 82,5 кг).
Сообщённая же Вами, уважаемый Дилетант, мне истина, что все живые существа эгоистичны - это, увы, всего лишь тривиальность, общее место. А посему не стоит никого пытаться просветить данной совершенно очевидной информацией. Лучше будет самому просветиться, например, следующими сведениями.
Побеждает – сильнейший. Но отдельный человек с его эгоизмом и Вашей "ШКУРОЙ" - это вовсе не сильнейший, а как раз, напротив, слабейший. Сильнейший же в сравнении с отдельным человеком – коллектив. Поэтому коллектив почти всегда побеждает отдельного человека. И именно поэтому в коллективе торжествуют не отдельные шкурные интересы – пусть даже и обусловленные очень сильными инстинктами, - а всеобщие интересы коллектива. Если же дело будет обстоять противоположным образом (то бишь если в коллективе индивидуальные интересы начнут побеждать интересы общие), то коллектив, понятно, распадётся, исчезнет. Вместо него возникнет безвольная, нецентрализованная, аморфная толпа. Или даже просто пустота - в случае смерти всех индивидов от воздействий агрессивной внешней среды.
Обычная, тривиальная эволюция, то есть видоизменение на основе отбора по положительному, по полезному для выживания признаку, привела к тому, что выжили именно наши с Вами, уважаемый Дилетант, предки. Главным орудием для противостояния агрессивной внешней среде у которых был именно коллективизм, именно способность к коллективным отношения. А вот те обезьяньи особи, которые не вооружились способностью образовывать коллективы – сдохли, не оставив потомков.
Наши же, повторяю, с Вами, уважаемый Дилетант, предки передали нам, их живущим поныне потомкам, по наследству – и по генетическому, и по культурному, то есть "обученческому" - коллективизм, то есть и врождённую, и ещё специально натренированную, усовершенствованную готовность подчиняться общественным потребностям. Поэтому для Вас, для живущего сегодня потомка победно выживших коллективистов, выдвижение на первый план эгоизма-"ШКУРЫ", тем более с чувством первооткрывателя – это проявление недостаточной ориентированности в окружающем Вас мире.
Ещё раз: если какая-то особь считает наиважнейшими для себя собственные интересы, то она по идее, по логике своей шкалы ценностей (собственные "шкурные" интересы – главное, интересы коллектива – отстой) должна полностью очистить себя от коллектива и удалиться от него, например, в дикую природу. И принять там, понятно, быструю смерть. Но если особь хочет выжить (в рамках дальновидного, а не бестолкового подчинения своему эгоистическому инстинкту самосохранения), то ей придётся признать, что главное орудие её выживания – это коллектив. И что с потребностями, с особенностями этого своего главного орудия выживания нужно считаться в самую первую очередь. И, например, нужно при получении соответствующих контактных сигналов подниматься в атаку на пулемёты фашистов или кидаться на защиту своих родителей и детей от преступников.
Или - в полном противоречии со своими индивидуальными желаниями-нежеланиями - снимать с себя подштанники по приказу руководителя, то есть центрального управленца коллектива, носителя его, коллектива, общей воли или даже его, данного коллектива, создателя, главного организатора.
Но всё это, повторяю, не имеет никакого отношения к стукачеству – например, к стукачеству Воробьёва. Стукачество - это апелляция к начальству в коллективах с большим объёмом самоуправления. То есть стукачество - это вовсе не индивидуально-шкурный, а вполне коллективистский акт. Это не самостоятельный от начала до конца акт типа убийства других членов коллектива своими собственными индивидуальными руками, а включение неких (просто неправильных, неадекватных в данной ситуации) коллективных механизмов. А то, что в основе таких неправильных действий всегда и у всех оказываются чисто индивидуальные желания – это, повторяю, общее место. Типа "лошади едят овёс, а Волга впадает в Каспийское море".
И ещё раз специально для тех, кто считает себя знатоками индивидуализма. Когда жертвующий своей жизнью герой бросается под танк или на амбразуру, то им тоже движет именно обычный эгоизм, обычное желание чувствовать себя любимого как можно лучше, получать как можно больше чисто индивидуальных удовольствий и как можно меньше чисто индивидуальных неприятных ощущений. В момент совершения подвига герой просто ощущает, что остаться ещё на какое-то время в живых за счёт несовершения подвига будет для него невыносимым мучением. Позором, бесчестием на всю жизнь и т.п.
Так что рассказывать про лежащий в основе всех людских действий эгоизм - не нужно. Нужно рассказывать о каких-то более отдалённых результатах следования этому эгоизму. Ибо в одних ситуациях это одни результаты, а в других ситуациях это другие результаты.
Что касается редактирования текста Плюкфельдера, то я по-прежнему очень, очень ценю Вашу, уважаемый Дилетант, помощь. Но предлагаю Вам, дабы у нас с Вами не было двойной и параллельной работы, заниматься пока только самыми последними отрывками из книги Плюкфельдера - как Вы это только что и сделали. (И я уже поправил всё указанное Вами.) Но первые и последующие главы я и сам помаленьку читаю и правлю по второму разу. И потому Ваши находки и труд слишком часто оказываются бесполезными.
Давайте я перешлю Вам для редактирования текст Плюкфельдера уже после моего вторичного редактирования (и после его полной первой публикации здесь). Тогда мы с Вами, во-первых, не будем заниматься параллельной работой, а во-вторых, выловим значительно больше ошибок.
Но это, разумеется, только предложение. Я буду, повторяю, рад и любой другой исходящей от Вас помощи.
С рационализмом следовало кончать. Иначе я зашёл бы слишком далеко, и криночники делали бы со мной, что захотели. Тем более что они уже дали мне издевательскую стипендию, которую считали секретной. Помимо скрытого ока КГБ, на моих ногах повисла ещё одна секретность. Правда, избавиться от неё можно было очень легко, без бюрократических проволочек. Стоило снизить результат на двух-трёх соревнованиях, потерять первое место - и стипендию тут же сняли бы: мой возраст был бесперспективным, даровые силы у меня давно ушли.
Когда Н.И.Шатов ходатайствовал насчёт моей стипендии, меня долго игнорировали. Мой результат их устраивал, а возраст - нет. Будто Москва вложила в меня средства или не могла снять меня со стипендии, как только захотела бы.
Там всё никак не могли сбросить с себя закостенелый победный триумф и продолжали путать меня с позавчерашним врагом.
Ну что ж, тогда я вопреки всему решил мельтешить перед Ю.Дугановым и А.Воробьёвым. Н.И.Шатов был за меня, но он всего боялся. Кроме того, его могли нарочно завести - с юмором у Шатова дела обстояли неважно, и в будущем в этом отношении ничего не изменится. Выходило, что он - тяжелоатлетический государственный вожак, управляемый дилетантами. Поистине: ты начальник - я дурак, я начальник - ты дурак...
Тем не менее всё крутилось, и машина Госкомспорта СССР сполна расходовала свой огромный бюджет. Попробуй не истратить выделенные деньги - за это снимали с работы.
Плановики Спорткомитета не имели понятия о развитии спорта. Сборы планировались не специалистами, которые могли бы увязать их с теорией и с практикой повышения спортивных достижений. Планы сначала составлял главный бухгалтер, затем их утрясали с конкретными федерациями. Н.И.Шатов, может, и хотел приурочить сборы к спортивным мероприятиям, но смета ложилась ему на стол, и оставалось только плясать так, как спланировали дилетанты от спорта. Чтобы что-то изменить, нужно было скандалить, но как и с кем?
По этому поводу я впал в немилость у Федерации тяжёлой атлетики.
- Нет, - нередко сообщал я, - на эти сборы я не поеду. Я и так мало бываю с семьёй, а семья для меня - святое.
Вокруг меня продолжали собираться штангисты. Так, к нам приехал с Украины Слава Кащенюк - хороший спортсмен, всесторонне развитой, в том числе и по части логического мышления. Он изъявил желание учиться в институте физкультуры. Как я уже упоминал, Роман Павлович Мороз предупредил меня:
- Если у тебя появятся ребята, которые захотят учиться у нас в ГЦОЛИФКе, то пожалуйста - только напиши рекомендательное письмо или позвони мне.
Вскоре В.Кащенюк оказался в Москве и стал там прилежно учиться. Позже стал работать и учиться, закончил второй институт. Он всегда встречал меня после чемпионатов мира. С ним было приятно пообщаться: привлекал диапазон его знаний. Мы беседовали с ним о значении культуры в рабочей среде. Слава боялся, что потеряет работу по специальности, и поступил в третий вуз на заочное отделение.
- У меня горе от ума, - смеялся он.
Кащенюк знал, что у меня ещё нет аттестата за среднюю школу, и как-то деликатно напомнил мне об этом. Я пообещал закончить 10 классов после Олимпийских игр 1960 года.
- Хорошо, я проконтролирую, - сказал Слава.
* * *
После моего возвращения из Варшавы мать созвала нас в субботу на ужин. Я привёз Николаю египетскую шкатулку, его жене Марии - то, что она заказывала.
На чемпионате мира нас почти не финансировали. Спорткомитет где-то допустил перерасход и решил воспользоваться придавленностью Н.И.Шатова. А тут ещё навалились неприятности с А.Воробьёвым, после которых Шатов стал временно невыездным. Поэтому суточные нам выдали мизерные.
Я долго ходил по Варшаве, дабы найти что-нибудь подходящее для Валентины. Денег нам выдали почти ничего, что на такую сумму купишь? Я заглянул в парке в какой-то ларёк и увидел продавца, похожего на нашего начальника транспорта Фармана. Перерыв весь его товар, я уже хотел уйти. Но, зная, что многие евреи знают немецкий, решил всё же спросить продавца по-немецки: нет ли у него подходящего свитера?
Стр. 612-613 img 1046
- О, du sprichst auf Deutsch! - удивился продавец и показал жестом: мол, заходи за прилавок. - Wieviel Geld hast du?*
Я показал свои несчастные капиталы.
- Ja, das ist nicht fett,** - констатировал он, собираясь распечатать коробку с надписью „USA“.
- Hör mal zu,*** - спросил затем продавец, - какой цвет глаз и волос у твоей жены?
Я сказал, он тут же отбросил коробку и нашёл другую, где были свитера светло-вишнёвого цвета. Увы, их цена не совпадала с моим капиталом. Продавец спросил, какой у жены размер, и нашёл другой свитер - но тот оказался ещё дороже.
- А ты где живёшь в России? - поинтересовался он.
- Я сослан в Сибирь.
- Ах так, что ж ты сразу не сказал?
Я похвалился, что стал чемпионом мира по тяжёлой атлетике, и сообщил, что продавец очень похож на одного моего сибирского знакомого.
- Да-да, - сказал продавец на ломаном немецком, - настоящие евреи не вступают в смешанные браки, и мы все похожи друг на друга.
Продавец положил он мою покупку в целлофановый пакетик с указанием: стирать в горячей воде нельзя, гладить - тоже. Впрочем, свитер был таким мягким и нежным, что то и другое с ним, возможно, и не надо было делать.
Я скрутил покупку, сжал её в одной руке и подумал: вот тебе и чемпионат мира! Шахтёры мне опять не поверят: „Да обманываешь ты, Рудольф, что тебе платят так мало премиальных!“
Колпаков, мой бывший напарник по шахте, помнится, говорил мне, что спорт существует у нас для прославления советской системы. А я утверждал, что бюджет выделяет деньги на спорт для отвлечения хулиганов с улицы.
- Может быть, - сказал Колпаков, - но ты уже перерос рамки улицы. После чемпионата вам могли бы подарить и что-нибудь стоящее. _______________________________________________ *О, ты говоришь по-немецки! Сколько у тебя денег? **Да, не густо. *** Слушай. _______________________________________________
Это так, но в нашем доме и за столом у нашей матери не было принято жаловаться на зарплату или спрашивать: а что тебе дали за звание чемпиона мира? Бог собрал нас вместе - вот это и есть счастье.
Я рассказал за столом всё до мелочей. Мой брат Николай как-то заёрзал, поглядывая по сторонам. Я почувствовал, что ему мои рассказы не интересны. Оно было и понятно: процесс подготовки и выступления на любом соревновании почти одинаков. Меняются только соперники. Да и близкие знали, что я отношусь к жизни просто. Самому усложнять её было нельзя - власти и без того постоянно занимались этим.
Брат разлил пиво, приготовленное им из каких-то корней с нашей реки Чумыш. Он утверждал, что от этого пива не болит голова. Его жена возразила, что у неё голова разболелась от одной стопочки.
Пришёл Иван Кошкин - наш частый гость. При нём мы, конечно, прекратили общаться на немецком. К столу подставили табуретку, Николай налил гостю.
- За чемпиона мира, Иван Григорьевич, надо выпить!
Иван рассказал обо всех новостях, включая и новые проделки Алексея Вахонина. Природа наградила этого человечка весом 55-56 кг чудо-талантом, вернее - возможностями для развития. Когда Кошкин рассказывал, я подумал: если сейчас оставить Вахонина без внимания, то советская тяжёлая атлетика потеряет необработанное золото.
Для повышения спортивных результатов требуется время. А для выполнения Алексеем предписанных мной тренировочных планов нужно было, чтобы он не разбрасывал свою нервную энергию на ветер, а сконцентрировал её на восстановлении силы.
* * *
Подчеркну: тренерская работа может иметь успех лишь в том случае, если она сочетается с контролем над учеником и охватывает не только область техники и биомеханики, но и процесс восстановления. А восстановление скрытой силы зависит не только от правильного чередования упражнений, когда работа одной группы мышц способствует быстрой зарядке другой их группы. Всё это мы в какой-то мере уже нащупали. Теперь главным было, чтобы Вахонина никто не провоцировал.
Стр. 614-615 img 1047
Алексей, выходя из зала, сразу же забывал о штанге. Такая способность - великий дар природы. Можно удивиться: что, мол, тут плохого, если атлет несколько роботизирован? Плохого тут, может, и нет, но Алексей напрочь забывал ещё и том, что через день у него опять стоят в расписании две тренировки - утром и вечером.
Отвлекаться штангисту не мешает, однако ему нужно помнить о необходимости правильного поведения. А в жизни Вахонина чередовались драки, поездки в тайгу, простуды, скандалы с женой Зиной. Друзья звали его на дни рождения и затевали там с ним потасовки: с Алексеем все почему-то хотели побороться. Что и приводило к частым травмам. Все эти явления не способствовали совершенствованию Вахонина как спортсмена.
И вот я сидел над планами тренировок А.Вахонина. В течение трёх лет я изучил возможности Алексея. Его мышцы стали мне известны, я просчитал, до какого предела их можно нагрузить.
Тренерская работа - это не философствование с кафедры. Студенту достаточно записать слова мудрого педагога и усвоить их. А атлеты в интеллектуальном плане все разные, и работа тренера зависит от того, до какого уровня поднят результат ученика, а также в какой среде он находится.
Приметив А.Вахонина на соревнованиях в Сталинске в первый раз, я сразу же подумал: вот он, сибирский самородок. Как я уже писал, Алексей тогда тренировался в Гурьевске у Ивана Жукова, и тот с ним измучился.
На собрании нашего коллектива штангистов мой ученик Анатолий Коржов спросил меня: где я ещё видел такого одарённого от природы атлета, как Вахонин? Я откровенно ответил, что нигде. Когда после Гурьевска Вахонина пригрели в Белово и он был уже без пяти минут мастером спорта, Коржов опять задал мне вопрос в упор:
- В чём дело, почему мы не берём Вахонина к себе? У нас ведь нет перспективного атлета в весе 56 кг, а Леонид Лопатин уже столько лет топчется на месте. Нам хочется знать, чем мы можем помочь тебе, Рудольф. А то Кузбасс потеряет способного штангиста.
Уже наслышанный о похождениях Вахонина, я сказал, что хулиганов и пьяниц брать в коллектив не намерен, с ними один позор. Коржов не совсем согласился с этим.
- Если бы не ты, Рудольф, - сказал он, - то я сидел бы сегодня не здесь, а на казённых харчах. Пусть из меня и не получился атлет высшей категории, но я стал мастером спорта и, как видишь, всё осознал. Штанга - это надежда, она отвлекает человека от всяких тёмных дел. Нельзя же бросать Вахонина на произвол судьбы! Разве мой талант сравним с талантом Алексея?
И мы всё-таки взяли Вахонина к себе. Прошли годы. Я стал в весе 82,5 кг первым номером в СССР, а Вахонин по-прежнему требовал к себе постоянного внимания.
Я сказал старшему тренеру сборной Н.И.Шатову, что несу ответственность за команду шахты № 4-6: мол, шахта меня воспитала и теперь хочет иметь от меня отдачу. Тот ответил:
- Ничего не знаю, ты - член сборной и обязан выполнять то, что мы тебе предложим.
Я рассказал об этом А.Коржову, который много лет болел душой за наш коллектив, особенно за А.Вахонина, и Анатолий обратился к Николаю Малинину. Николай работал в мехцехе с Вахониным на пару, начальник цеха А.Т.Клышко называл их „Пат и Паташон“. Малинин в свойственной ему неторопливой манере поддержал озабоченность Коржова судьбой Алексея и добавил:
- Если Вахонин потеряется как штангист, то сопьётся и погибнет. Думаю, общими усилиями мы сможем сохранить его как человека и спортсмена.
Все наши ребята без голосования поддержали эти мысли.
* * *
Хотя я подолгу отсутствовал, жизнь в нашем спортзале кипела. Люди приходили сюда не только совершенствовать свои тела, но и просто пообщаться. Особенно выделялся в этом смысле уже неоднократно упомянутый мной Девис Черентаев. Он жил далеко, в центре города, но наша команда штангистов составляла смысл его жизни.
Девис, отличаясь наивностью, на тренировках всё говорил вроде бы в шутку. Но на самом деле он накрепко запоминал все упражнения, которые я рекомендовал атлетам в первую очередь. Иногда я забывал включить в набор какое-нибудь полезное упражнение, но Девис оказывался тут как тут: мол, прошло уже более 10 дней, как мы его не выполняли.
Стр. 616-617 img 1048
Я уже упоминал о странном пристрастии Д.Черентаева к стрельбе из рогатки. Рогатка у него была отменная, с красной мягкой резиной. Он рассказывал, что купил на базаре автомобильную камеру со „Студебеккера“, нарезал американскую резину узкими полосками, наделал с десяток рогаток и продал их мальчишкам, полностью возместив свои затраты. Рогатки он продавал с условием, что ребята будут стрелять из них по воробьям в сквере возле нашего горисполкома.
У Леонида Лопатина имелось совсем другое увлечение - работа на производстве. Его жена Людмила была гораздо старше Леонида, её первый муж попал под поезд.
Я давно знал Люду - мы с её сестрой были кумовьями у моего товарища Ивана Вагнера. Узнав, что мне нужно закончить 10 классов, Люда решила взять надо мной шефство, чтобы я сдал экзамены экстерном. Мы вроде бы договорились, но тут произошло несчастье с её мужем.
Не знаю, как случилось, что Леонид женился на этой очень симпатичной, но довольно зрелой женщине. Перед этим Люда встретила в магазине мою жену Валентину и рассказала ей:
- Леониду всего 22 года, а моей дочери – уже 16 лет. По возрасту он больше подходит дочери, чем мне. Но Леонид будто сошёл с ума. Я сказала ему: мол, сходи посоветуйся с Рудольфом, твоим тренером, и он скажет тебе, что ты совершаешь большую глупость.
Лопатин пришёл ко мне, и я стал говорить ему: дескать, подумай ещё, ты ведь молодой красивый парень. Леонид был действительно симпатичным, кудрявым и воспитанным - правда, небольшого роста: 1,62 м.
- Знаете, - ответил он, - у меня две любви - Люда и штанга.
* * *
Вскоре я потерял Л.Лопатина из вида. Люда всё-таки досталась ему, заслонив собой штангу.
Правда, его результат в тяжёлой атлетике всё равно был запрограммирован природой. Сколько я ни прилагал усилий, чтобы как-то расшевелить мышцы Леонида, из этого ничего не получилось: его организм не реагировал на раздражители. Однако при выступлениях за коллектив он гарантированно выдавал 110 кг в жиме, 90 кг в рывке и 120 кг в толчке. Лопатин оказался единственным атлетом, встретившимся мне в жизни, у которого ответная реакция на нагрузки отсутствовала полностью, какую методику ни применяй.
Через 20 лет я побывал у Лопатиных в гостях. Они построили себе большой дом возле клуба шахты № 4-6. Люду я совершенно не узнал.
- Да, Рудик, это то, о чём ты говорил Лёне: я состарилась, и ты тоже, - сказала она, положив мне руку на плечо. - А Лёня всё ещё свеж как огурчик, он у меня за сына. Конечно, я не хотела этого брака, да и ты был против. Но что поделаешь - любовь...
Тут на машине подъехал Леонид – всё тот же кудрявый красавец, но только с сединой и раздавшийся в плечах.
- Ну как твоя сила? - спросил я его.
- Свои 90 кг в рывке и 110 кг в жиме я выдаю всегда, - засмеялся Леонид.
- Но ведь раньше ты ещё и толкал 120 кг?
- Ну и память у тебя, Рудольф! Нет, 120 кг я толкать больше не могу, боюсь травмы. Я на пенсии, но продолжаю работать. Мы с Людой часто вспоминаем о тебе и спрашиваем себя, как ты поступил бы в определённой ситуации.
Л.Лопатин вспомнил и о том, как я устраивал его работать на транспорт нашей шахты № 4-6. Заместитель начальника транспорта поставил условие: если я увезу на своей „Победе“ его больного сына в Сталинск, к профессору по глазным болезням, то он возьмёт к себе моего Лопатина.
В 6:30 утра мы уже должны были быть на месте. Но в ту ночь ударил мороз за 40°, и ранним утром я с большим трудом завёл машину. Несколько раз пропустив через охладительную систему кипяток, я уже хотел отказаться от поездки, но жена сказала мне:
- Рудольф, сделай людям добро. Мальчик, я знаю, очень больной.
Я заехал за Л.Лопатиным - ему еще нужно было рассчитаться с работы в Прокопьевске, расположенном по пути в Сталинск, затем мы забрали начальника с сыном. Мороз свирепел так, что пришлось закрыть радиатор картонкой и накинуть на капот тёплое одеяло.
Стр. 618-619 img 1049
Когда мы подъезжали к Сталинску, окна замёрзли - в салоне никак не могла набраться нужная температура. Машины с приличным накатом потоком шли через железнодорожный переезд. Вдруг автобус передо мной резко затормозил. Я надавил на тормоз - машина не слушалась. Я потянул за ручной тормоз - задние колёса пошли юзом, и мы врезались в нижнюю часть автобуса.
Моей машине процарапало радиатор вентилятором от двигателя и разбило все фары. До железной дороги оставалось метров двадцать. Я отсоединил от вентилятора ремень, завёл машину и сдал назад, освободив дорогу.
Что следовало делать? Я проявил находчивость - привязал за переднюю решётку „Победы“ трос, завёл машину и оттянул пробитую решётку вместе с крыльями вперёд. Раздался трескучий хлопок, и радиатор, который залез на двигатель, вернулся на своё место. Я снова надел ремень на вентилятор.
На улице была стужа, всё вокруг побелело, и носы тоже моментально белели. В Нарыме я застал подобные морозы, но в Кузбассе такого ещё не видел. Начальник, накрыв своим телом мальчика, страшно переживал, что опоздает на приём к профессору. Я накинул на капот своё пальто, чтобы на машину было не так страшно смотреть, и мы поехали. К счастью, профессор тоже опоздал на приём из-за мороза.
Через два часа мы вернулись из Сталинска вдвоём с Лопатиным. Мальчика положили в больницу, а начальник больше не рискнул ехать с нами.
И вот мы вспоминали с Л.Лопатиным этот случай.
Да, большого атлета из Леонида не получилось - внешние данные часто бывают обманчивыми. Лопатин и сам не знал, что у него за организм. Причём он не чувствовал усталости не только на тренировках, но и на работе. У него никогда не бывало такого, чтобы он был смертельно утомлён.
* * *
Однако вернусь к А.Вахонину, вокруг которого крутилось всё в нашей секции. Я снова собрал ребят, чтобы не потерять его.
Как я уже писал, в 1959 г. Вахонин стал на Спартакиаде народов СССР шестым. При этом в толчке он оказался даже вторым вслед за Бакиром Фархутдиновым с результатом 122,5 кг, в рывке также вошёл в тройку призёров. Я расписал в нашем зале на доске его результаты, и мои штангисты увидели, что стОит Вахонину добавить в каждом движении по 5 кг, как он станет чемпионом СССР.
- Скажите, у кого из вас есть такая перспектива? - обратился я к присутствующим.
- Ты будешь последний дурак, если не используешь свой шанс, - сказал Вахонину Геннадий Ащеулов. - Ты ведь, Лёша, моложе всех своих конкурентов.
Г.Ащеулов, Н.Малинин, И.Кошкин, А.Тузов так повлияли на А.Вахонина, что он встал и пообещал усиленно тренироваться. Я впервые увидел, чтобы он покраснел. Раньше мне казалось, что у Вахонина вообще отсутствует логическое мышление. А тут я понял, что нам удалось на него подействовать.
В зале я распорядился не занимать штангу А.Вахонина, когда он тренируется, тем самым дав ему понять, что с ним все считаются. Я вообще запретил насмехаться над ним, хотя поводов для этого было предостаточно. Я никому не позволил топтать и унижать Вахонина. В своё время один шут пытался это делать, но мы этого смутьяна, слава богу, убрали.
На работе я поговорил о перспективах А.Вахонина с начальником нашего мехцеха А.Т.Клышко. Я рассказал, что Алексей прошёл у меня тест на развитие и на восстановление мышц, выявивший у него заметный рост, и что теперь всё зависело от его поведения. Главное, что Вахонин в большинстве случаев подчинялся коллективу, а нам он был тем более не безразличен. Мы долго беседовали с Клышко, который согласился со мной.
Психология у всех людей разная. На странностях А.Вахонина не следовало заострять внимание. Некоторые провоцировали его на силовой конфликт, и тогда он мог защитить себя. Но Алексей, к счастью, не любил драться. Для этого у Вахонина было слишком много внутренней жалости.
В общем, имелись все возможности незаметно внушить, что начальник цеха не даст в обиду нашего маленького, но удаленького самородка.
Уважаемый Составитель, согласен c Вами, так, наверное, будет лучше. Присылайте, если пожелаете, мне текст после Вашего вторичного редактирования, а я его проверю "свежим незамыленным" взглядом. Хотя, мне кажется, после двойного Вашего редактирования ошибки вряд ли останутся.
Но Бог с ним, с текстом. Отвечаю на Ваши аргументы по поводу эгоизма-стукачества.
Фильм "Игрушка" ? Видимо, да. Фильм этот особенного впечатления не оставил, да и смотрел я его мало не 40 лет назад. Поэтому и не помнил, где конкретно я видел эпизод с "исполненным высочайшего человеческого достоинства" работником пред грозными очами работодателя-благодетеля.
Но это и не существенно. Ибо я привёл в доказательство самое первое, что в голову мне пришло. Но мог бы привести и несметное множество других примеров. Точно такого же толка.
Цивилизованный человек, к сожалению, всё более мельчает. Сила воли его почти уже отмерла за ненадобностью. А заодно отмирает и способность сопротивляться невзгодам-лишениям-трудностям. По этой причине на "общечеловека" очень легко надавить. Поставив его перед выбором - или он подчиняется или лишается привычного комфорта и благ. Жизнь без которых для "общечеловека" представляется непереносимо смертельно ужасной.
И близок тот день, когда цивилизованный тепличный цветок таки превратится волей хозяев планеты в описанного Вами жучка-паучка. С полностью зависимым и управляемым кремнийорганическим "мозгом". На который хозяевам даже и давить уже не придётся как-то хитроумно и трудозатратно. А только короткий повелительный молниеносный сигнал - приказ одного из хозяев планеты - настигает жучка хоть где, не исключая сортира, и жучок-паучок, внезапно почуяв в себе непреодолимую жажду к великим свершениям, с неистовым рёвом бросается бить, калечить, кромсать подсказанных приказом врагов.
Хотя какую-то секунду назад, млея добродушием-кротостью, неторопливо опорожнял кишечник. И даже муху боялся обидеть. Летает муха перед носом, жужжит, отвлекает от здорового опорожнения не менее здоровый кишечник - да и пусть себе. Не убивать же муху за это !
Вы пишете:
"И ещё раз специально для тех, кто считает себя знатоками индивидуализма. Когда жертвующий своей жизнью герой бросается под танк или на амбразуру, то им тоже движет именно обычный эгоизм, обычное желание чувствовать себя любимого как можно лучше, получать как можно больше чисто индивидуальных удовольствий и как можно меньше чисто индивидуальных неприятных ощущений. В момент совершения подвига герой просто ощущает, что остаться ещё на какое-то время в живых за счёт несовершения подвига будет для него невыносимым мучением. Позором, бесчестием на всю жизнь и т.п."
Я и сам не раз думал над этим. Однако, не всё так просто. Герой может совершить подвиг и неосознанно - даже и сам не зная, почему и зачем. Сумасшествие, временное помешательство, вызванное упоением боем. Или какой-то свыше настойчивый голос - иди и закрой собой амбразуру. Или взорви танк.
Кроме того, не исключён вариант, когда герой, отринув всякие свои эгоизмы, проникается такой нестерпимой жалостью к погибшим и могущим погибнуть товарищам, с которыми мысленно он неразрывен и составляет как бы единое целое - что, воображает себя либо орудием мести, возмездия, либо применяет своё тело как заслон от грозящей опасности. Не себе самомУ - а всему коллективу. Неотделимой частью которого он (герой) и является.
Вы скажете, последний пример - всё то же по сути потакание собственным чувствам, желаниям. И с этим я соглашусь. Предыдущие примеры всё же удачнее. ------------------------------------------------------------------------------------------- Стукачество - понятие спорное. Практически нет на земле людей, никогда не стучавших. В детском уже саду - "я про тебя скажу" - именно эта фраза применялась, к примеру, в "застойные" годы.
Взрослея, люди всё так же стучали. Или слегка постукивали. И если бы этого не было, правил бы миром закон непролазных джунглей. Ибо преступникам только того и надо, чтобы никто на них не стучал. А молча сносил унижения, побои, грабежи и убийства.
Преступники и сами отнюдь не безгрешны. Но преступники сильнее толпы. Поди уличи в стукачестве сильного - вот и я о том же. Ибо сила всегда права. Хоть какой она будет грешною.
Слабый же - на него и все шишки. В чём хошь уличат, обсмеют, проклянут. Даже и если всё уличение построено на клевете, оговоре.
Шатов и Божко, умыкнувшие водку тоже были ничуть не прочь трусливого молчания коллектива. На него (на молчание) и надеялись.
Однако, нашёлся один человек - Воробьёв, кто не побоялся возвысить голос. И голос этот послужил коллективу на благо. Правда, коллектив так и остался бессловесно трусливым, а Воробьёв же - нешуточно рисковал. Как рискует каждый "стукач" или стукач - и риск здесь несомненен и безусловен.
Часто бывает - молчать безопаснее. Погружаться всё дальше в рабство, но зато голова цела. Голова всё более рабская. А вот Воробьёв был не рабом. Сознательно шёл на риск - а кто ж его знает, как карты лягут уже и завтра ? - и тем не менее рисковал. Во имя не только себя, но и коллектива. И уже этим Воробьёв коллектива лучше.
Я уже писал, что такие люди, как Воробьёв, просто необходимы. Без них - повальное рабство.
Ну, а то, что Коммунист Никитович на Плюкфельдера стукнул - так ведь слаб человек. Крайне мало людей, кто может радоваться чужому успеху, если сам в неуспехе погряз. Вот Воробьёв и облегчил душу свою - вроде и мелочь, а всё радость.
Что до эволюции, то эволюция и прочий прогресс истребляют как раз самых смелых, достойных и непокорных. Особенно, в периоды мировых "очистительных" войн.
Давно известно, что на войне неизбежно погибают самые смелые, достойные, непокорные. Остальные - погибают уже не сплошь.
А вот самые "эволюционно" хваткие, ловкие - "победно всегда выживающие коллективисты" - ошиваются по средним азиям и прочим "за десять тысяч километров от фронта". Пережидают в тепле и сытости жестокую бойню. Потом возвращаются. Руководить прореженной - почти лишённой самых непокорных и достойных - толпой. И с каждой войной (ну, или ещё там какой "перестройкой") - непокорных и достойных всё меньше.
Человеку свойственно не замечать ничего за собой - исключительно за другими. Так называемый обиходный моральный кодекс гласит: никогда не говори о человеке "за глаза". В первую голову, не самое лестное. Если всё же сказать не терпится - скажи человеку в лицо.
Ну, и что ? Моральный кодекс есть, но следование ему отсутствует практически начисто.
Принято считать, что только бабы, по природе своей, болтливы. Однако, мужики в болтливости бабам нисколько не уступают. А может, даже и превосходят.
И как же это низко, отвратительно, подло, трусливо промывать человеку косточки "за глаза", трепаться о нём, высмеивая его "за дело и просто без дела". Что говорить, даже и врождённые физические недостатки человека, в которых человек совершенно не виноват, являются предметом весёлых вышучиваний и издёвок со стороны так называемых настоящих мужчин. Лишённых чести, совести, великодушия, сострадания....
И это люди ? И это мужчины ? --------------------------------------------------------------------------------- Писал уже на форуме как-то - не защищаю я ни власовцев, ни прочих предателей, омерзительно их защищать. Тем не менее, беспристрастием "мучимый", внесу небольшую ясность.
Кто были эти власовцы ? В большинстве своём - простые солдаты. Попавшие в окружение. И сдавшиеся в фашистский плен. По вине, прежде всего, своего командования. А ещё и командования самого верхнего.
Не попади они в безнадёжное окружение, так бы дальше и воевали они с врагом. И кое-кто из них добился бы звания даже и Героя Советского Союза. Но....
Не так и мало было солдат-офицеров, которые, случись им попасть в такую же ситуацию, в точности повторили бы власовцев путь. Но они в такую ситуацию не попали. Поэтому презирают власовцев от души.
Я уже и не говорю о тыловых "фронтовиках". Попрятавшихся правдами и неправдами по средним азиям и дальним востокам. Успешно воевавших с самогоном, хорошей закуской и женщинами, оставшимися без мужчин.
Кто были эти "фронтовики" ? В подавляющем большинстве - настоящие шкуры, гниды и крысы. "Отвоевали" войну по глубоким и глубочайшим тылам, но "совесть" свою считали ничем не замаранной. Более того, презирали не только власовцев, но и всех остальных, прошедших войну, солдат-офицеров.
Играя в высокие словеса, пролезли на хлебные должности. На которых, помимо прочего, поучали достойных людей, как надо им правильно работать, энтузиазмом гореть и беззаветно любить советскую Родину.
Смотришь на всё это....но так уж устроен сей мир подлунный. Погрязший и утопленный в лицемерии, фальши и - мягко сказать - в ужасающей несправедливости.
Представляю почти любого из "фронтовиков"-глубочайших тыловиков. После войны тралялякающих о вечных незыблемых истинах, самопожертвовании, мужестве и - тех же власовцев клеймивших позором.
Сама-то - что бы такое сделала подобная бесчестная крыса ? Угодившая, к великому своему несчастью, на фронт и, в составе армии Власова, угодившая в лапы фашистам ? Неужто бы смерть предпочла служению злобному ворогу ?
Вопрос риторический. ---------------------------------------------------------------------------------------------------- Вывод - неплохо было бы каждому сначала себя РЕАЛЬНО в чём-то проверить и ТОЛЬКО УЖЕ ПОТОМ увлечённо языком тралялякать, кого-то позором клеймя.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 87
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
