Отправлено: 10.08.15 23:12. Заголовок: Р.Плюкфельдер "Чужой среди своих" Книга II "Из Киселёвска вокруг света" (продолжение)
Этой публикацией я попробую пойти по стопам уважаемого Дилетанта.
Событиям, описанным в этой книге, предшествовало следующее: какой-то начальник послал Рудольфа Плюкфельдера, тогда ещё неокрепшего мальчика из немцев-спецпоселенцев, в шахту с достаточно вредными условиями. Примерно через неделю работы в этих условиях Рудольфу стало так плохо, что врачи еле его откачали и дали инвалидность. Но мальчика вернул к жизни спорт. К концу 1940-х - началу 1950-х годов Плюкфельдер стал одним из лидеров СССР по классической борьбе в своей весовой категории (скорее всего, 76 кг). Однако в связи с тем, что ему не давали спортивно расти из-за его неподходящей национальности, Плюкфельдер переключился на тяжёлую атлетику, где также начал добиваться всё бОльших и бОльших успехов.
РУДОЛЬФ ПЛЮКФЕЛЬДЕР ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ КНИГА II ИЗ КИСЕЛЁВСКА ВОКРУГ СВЕТА МОСКВА 2009
УДК 054.6 ББК 63.3 П40
Р.В.ПЛЮКФЕЛЬДЕР Чужой среди своих. Книга II. Из Киселёвска вокруг света
Ред. В.Ф.Дизендорф. М.: Центр немецкой культуры, Общественная академия наук российских немцев: - 2008. - 848 с.
ISBN 978-5-93227-013-4
Настоящее издание - вторая книга воспоминаний выдающегося спортсмена-тяжелоатлета, олимпийского чемпиона, неоднократного чемпиона мира, Европы и СССР, заслуженного мастера спорта СССР и заслуженного тренера СССР Рудольфа Владимировича (Вольдемаровича) Плюкфельдера (Пфлюгфельдера), с 1991 г. проживающего в Германии. Издание охватывает основную часть его активной спортивной карьеры (1954-1961 гг.), начавшуюся для автора с дебюта на чемпионате СССР и завершившуюся завоеванием им второго титула чемпиона мира. В этот период автор жил в г. Киселёвск Кемеровской области. Книга предназначена для всех читателей, интересующихся спортивной жизнью, а также отечественной историей, в частности - историей российских немцев.
Первая книга воспоминаний «Невыездной», посвящённая детству и юности автора, вышла из печати в Москве в 2008 г. Последующие автобиографические книги Р.В.Плюкфельдера охватят период его тренерской работы (с 1965 г.), когда он, став ведущим специалистом в своём виде спорта, воспитал многих прославленных советских спортсменов-тяжелоатлетов.
Издание осуществлено Центром немецкой культуры в РНД (Москва) Общественной академией наук российских немцев при финансовой поддержке Министерства внутренних дел Федеративной Республики Германия через АНО «Брайтенарбайт»
Стр. 3 img 184 ГОД 1954-й: АНЖЕРО-СУДЖЕНСК - ПЕТРОЗАВОДСК
Весной 1954 года нас, кузбасских тяжелоатлетов, собрали в Анжеро-Судженске. На основании определённых нормативов в сумме троеборья здесь производился отбор для участия в чемпионате СССР.
В итоге отбора по всей стране было допущено 158 атлетов от 16 команд спортивных обществ. Соревнования должны были пройти 10-13 мая 1954 г. в Петрозаводске, тогдашней столице Карело- Финской ССР.
Для меня, до сих пор „невыездного“ немца-спецпоселенца, это было грандиозное событие. Мы с Иваном Кошкиным, моим другом и учеником, радовались как маленькие дети.
От Кемеровской области на чемпионат попали в основном ребята из шахтёрских городов. Иван Кошкин, еле согнав вес до необходимого уровня, выступал в легчайшем весе (56 кг). Чемпионом здесь стал Бакир Фархутдинов („Динамо“, Москва): жим - 95 кг, рывок – 95 кг, толчок – 120 кг, сумма троеборья - 310 кг. Кошкин занял 9-е место, подняв соответственно 85+75+100=260 кг. На соревнования попал и самый мой молодой ученик - Анатолий Коржов. Он выступил слабо, но был в восторге, увидев собственными глазами многих атлетов, о которых раньше только читал в газетах.
Как и он, я был на таких больших соревнованиях „белой вороной“. Двери в гостиничных номерах часто бывали открыты, и я мог видеть через коридор, что в номере напротив лежит на кровати человек, задрав ноги к стене. Это был будущий чемпион 29-го лично-командного первенства СССР 1954 года Владимир Пушкарёв. Выступая в среднем весе (82,5 кг), он поднял в жиме 117,5, в рывке – 125 кг, в толчке - 162,5 кг, в троеборье - 405 кг. Второе место в этом весе занял Николай Меркулов (Вооружённые Силы, Киев), поднявший 125+120+155=400 кг. Третьим был Трофим Ломакин (Вооружённые Силы, Москва), набравший в сумме 395 кг. Став чемпионом СССР в 1953 г., этот кряжистый атлет, выходец из Алтая, год спустя выступил неважно, не дотянув до своего прошлогоднего результата в рывке 7,5 кг, в толчке - 12,5 кг, а в троеборье - целых 20 кг.
Стр. 4-5 img 185 В будущем Трофим Ломакин станет моим главным соперником. Но в Петрозаводске я был далёк от соперничества с корифеями, передо мной стояла совсем другая задача - не „светиться”, чтобы, не дай Бог, не обратить на себя ненужного внимания. Выступать в полную силу не советовал мне и мой друг Иван Кошкин. Ещё слишком свежо было в памяти, как в декабре 1947 г., на соревнованиях в г. Копейск Челябинской области, меня, „невыездного” немца, пытались сдать в милицию мои земляки с Украины, дабы избавиться от лишнего конкурента. Этот неприглядный эпизод я описал в первой книге своих воспоминаний.
Вот и в Петрозаводске я боялся, что всё это может повториться: в то время драконовские нормы спецучёта ещё распространялись на нас, российских немцев, в полной мере. Поэтому я ходил по Петрозаводску как глухонемой. С людьми общался мало, стремился избегать контактов с навязчивыми собеседниками и побольше увидеть город.
Меня поразили его крупные современные здания. Было видно, что они построены совсем недавно, уже после войны. Большим и величественным показался мне местный драмтеатр. Создавалось впечатление, что война совсем не затронула эти места.
А в основном я, конечно, старался посмотреть соревнования от начала до конца. Даже штангисты небольшого роста, весом 56 кг, выходя на сцену, смотрелись из зала гигантами. Большое значение имела и обстановка, максимальное внимание к такому трудному виду спорта, как тяжёлая атлетика, которое чувствовалось здесь. Я особенно хотел увидеть на этих соревнованиях своего любимого атлета Григория Новака. К сожалению, он в Петрозаводске не выступал, по какой причине - я так и не смог узнать.
Просмотрев две первые весовые категории, я с точки зрения техники мало что для себя почерпнул.
В полулёгком весе (60 кг) чемпионом стал Рафаэл Чимишкян („Динамо”, Тбилиси) с результатом: жим - 102,5 кг, рывок – 105 кг, толчок - 137,5 кг, сумма - 345 кг. Он и произвел на меня наибольшее впечатление. Большинство штангистов имеют с анатомической точки зрения непропорциональное сложение: либо сильный плечевой пояс, но слабые ноги, либо наоборот. А вот Чимишкян от рождения обладал полной телесной гармонией. Жаль, что в те годы печать ни слова не писала о красоте фигуры штангистов.
Правда, с технической точки зрения мне в этом весе больше всех понравился Иван Удодов („Динамо”, Ростов-на-Дону), хотя он и занял только 3-е место с суммой 332,5 кг. В технике жима у меня с Иваном было полное совпадение. В этом упражнении он отстал от Чимишкяна всего на 2,5 кг, опередив на 5 кг серебряного призёра в общем зачёте.
Вообще, после этих соревнований к жиму перестали придираться так строго, как раньше. Видимо, судьи, да и тренеры решили считать жим техническим упражнением. Простой примитивный жим был под силу только Григорию Новаку, но и он отличался мощным первоначальным ускорением. Остальные атлеты старались придать штанге ускорение внизу за счёт сжатия своего тела, как бы катапультируя снаряд вверх.
Проблема была в том, что не каждому удавалось выполнить этот прием в привычной классической манере. Позднее я выяснил, почему. Оказалось, что если предплечья атлета от природы удлинены, то за счет сжимания плечевого пояса создается мощное усилие вверх. Теперь, если штанга уже вышла на уровень глаз, то остаётся только ее дожать. В эти тонкости никто вникать не хотел. А я и тогда знал, что в жиме имеются большие резервы.
Но борьба за чистоту жима не прекращалась. Особенно спекулировали на этом судьи, поднимая тем самым свою значимость. Перед соревнованиями - как у нас, так и за рубежом - шло предварительное задариванье судей. В СССР никто не знал заранее, кто и какой вес будет судить. Зато на чемпионатах мира или Олимпийских играх всё было известно за год вперед: фамилия судьи, страна, которую он представляет, весовая категория. Многие спортсмены считали, что судьи судят по своему усмотрению, то есть в зависимости от симпатии или от антипатии к данному атлету.
В 1964 г. на Олимпиаде в Токио мой результат при подходе в жиме к весу 155 кг зависел от чехословацкого судьи. Судьи не засчитали мне вес: двое - против, один - за. На банкете я спросил у чеха:
- Вы смотрели видеокассету с моим жимом?
- Да, смотрел, всё было хорошо, - ответил тот. - Но я получил установку от нашего коллектива: судить советских спортсменов по всем правилам. Ваш тренер Аркадий Воробьёв придрался к нашему Гансу Здражиле за повязку на пальцах и тем самым сбил ему настрой на вес. Воробьёв это сделал умышленно, вот я и нажал на красную кнопку. А так как это жим, то тут 50 на 50 - можно засчитать, а можно и нет.
Стр. 6-7 img 186 Если мне тогда засчитали бы 155 кг в жиме, то я установил бы в троеборье мировой рекорд. Но, как видно, не суждено.
Вот и за 10 лет до этого я всё ходил вокруг атлетов и не мог понять: почему одним засчитывают вес, а другим - нет? Я пришёл к выводу, что нужно сильно фиксировать ноги, чтобы они не „гуляли” во время мощного начала жима.
Лёгкий вес (67,5 кг) в Петрозаводске выиграл Дмитрий Иванов („Спартак”, Москва), известный в будущем журналист газеты „Советский Спорт”: жим – 115 кг, рывок – 115 кг, толчок - 142,5 кг, сумма - 372,5 кг. Среди полусредневесов (75 кг) первенствовал Юрий Дуганов („Искра”, Ленинград) - соответственно 115+127,5+150=392,5 кг. Вторым здесь был Фёдор Богдановский (Вооружённые Силы, Ленинград), самый молодой тогда атлет: 120+115+145=380 кг.
Я выступал в весе 75 кг, подняв в троеборье небольшой вес, и во время соревнований смотрел, как разминался Ю.Дуганов. Юрий был красиво сложен, а его техника рывка была такой своеобразной, что уму непостижимо, как он поднимал штангу. Тем не менее Дуганов установил в этом движении 9 мировых рекордов: начав в 1950 г. со 127,5 кг, он в 1955 г. в Подольске довёл свой результат до 133 кг. Дальше его пошёл только в 1958 году, в Стокгольме, Томми Коно из США - 133,5 кг.
Дуганов был тогда самым плодовитым из мировых рекордсменов. Но его технику рывка не принял на вооружение никто. Эксперимент, который провёл в этом отношении я, оказался катастрофически неудачным. Только такой талантливый и неповторимый атлет, как Юрий, мог работать этим стилем. Он обладал и рекордом в рывке одной рукой, доведя его до 98 кг.
В следующей весовой категории (82,5 кг) мировой рекорд в рывке установил в Пекине в 1956 году Аркадий Воробьёв - 136,5 кг. Затем его опередил Джим Джордж из США - 137,5. 28 сентября 1958 года, в Ростове-на-Дону, я „снял” рекорд Джорджа - 138 кг. Перед этим тренеры сборной Н.И.Шатов и И.З.Любавин вкупе с „компетентными органами” бессовестным образом решили не брать меня на чемпионат мира в Стокгольм. А свой последний мировой рекорд в рывке - 142 кг - я установил 21 декабря 1961 года в Днепропетровске.
В весе 82,5 кг, как я уже писал, в Петрозаводске выступал Николай Меркулов, красивый стройный атлет, который сражался за победу с В.Пушкарёвым, но проиграл. Выступив в своем весе, я имел возможность наблюдать за кулисами, как разминаются атлеты. Мне понравился Меркулов. После выступления я решил поговорить с ним на волнующие меня темы - как подводить себя к соревнованиям, за сколько времени нужно снижать нагрузки и т.п. Николай согласился поделиться со мной. Я дал ему свой адрес, он гоже хотел дать мне свой, но сказал, что в армии ему пообещали жилье и скоро у него будет новый адрес.
Через год я узнал, что в квартире Меркулову отказали. К тому же он поссорился со своей невестой и решил уйти из жизни. Съездив на соревнования за границу, он нелегально купил себе пистолет. Этим оружием Николай и попытался покончить с собой. Он приставил пистолет к виску и нажал на спуск. Пуля прошла сквозь голову, но мозг каким-то образом остался невредим. Однако Николай Меркулов ослеп на всю жизнь. Он все-таки женился на своей тогдашней невесте и, насколько я знаю, живёт в Киеве до сих пор.
Этот печальный случай, увы, далеко не единичен в среде наших штангистов. Покончит жизнь самоубийством Григорий Щеглов (Вооружённые Силы, Москва), занявший на чемпионате в Петрозаводске 2-е место в лёгком весе с суммой 360 кг. Вскоре точно так же уйдёт из жизни А.Жгун, затем - Е.Кацура. Я ещё вернусь к трагедиям Анатолия Жгуна и Евгения Кацуры. Чем объяснить всё это? Быть может, тем, что штанга притягивает к себе очень азартных людей?..
В Петрозаводске я впервые увидел Аркадия Воробьёва (Вооружённые Силы, Свердловск). Он стал чемпионом в полутяжелом весе (до 90 кг) с результатом 130+135+170=435 кг.
Победитель в тяжёлом весе (свыше 90 кг) Алексей Медведев (собственный вес 104,4 кг) показал результат 142,5+137,5+170=450 кг. В 1953 г. Медведев также стал чемпионом СССР, но с суммой 427,5. Таким образом, за год он поднял свой результат в троеборье на 22,5 кг! Высвечивался новый супертяжеловес. Тем не менее, тренерский совет сборной не выставил Медведева на чемпионат мира 1954 года в Вене.
Стр. 8-9 img 187
Как ни парадоксально, расчёт тренеров оказался правильным. Вместо тяжеловеса был выставлен второй, наряду с Р.Чимишкяном, полулегковес - И.Удодов. Они оба подняли по 350 кг, и схватка у них получилась довольно забавная. В жиме Иван опередил Рафаэла на 2,5 кг, в рывке такой же перевес был за Чимишкяном, а в толчке они подняли одинаковый вес - по 137,5 кг. Теперь всё зависело от собственного веса. Чимишкян и Удодов вместе сгоняли вес в бане, но при взвешивании Иван оказался тяжелее. Таким образом, в этом весе команда СССР завоевала и золотую, и серебряную медали.
А Медведев на победу в Вене рассчитывать не мог: чемпион мира Норберт Шемански из США победил здесь с результатом 150+150+187,5=487,5 кг, превысив сумму чемпиона СССР на 37,5 кг.
В итоге сборная СССР победила в командном зачете, завоевав 3 золотые и 3 серебряные медали. У команды США оказалось 3 золота, 1 серебро и 1 бронза. Самым именитым атлетом на этом чемпионате стал Р. Чимишкян, установивший 3 мировых рекорда. Так завершился для нас, штангистов, год 1954-й.
* * *
После Петрозаводска меня встретили в г. Киселёвск Кемеровской области, где я тогда жил, весьма торжественно. Я не занял призового места, но сумел добраться из Сибири даже до Ленинграда.
Мой киселёвский жизненный наставник, профессор А.А.Гинке, о котором я написал в предыдущей книге, много рассказывал мне о своём родном Санкт-Петербурге, однако этот город оставался для меня загадкой. По пути в Петрозаводск мы останавливались в Ленинграде, но стояли там недолго, и куда-то сходить у меня не было возможности.
Снова в вагон, опять стук колес, который настолько впитался в нашу плоть и кровь, что казался чем-то очень знакомым и естественным.
В этой поездке я отвечал не только за себя, но и за своих учеников - Кошкина и Коржова. Иван Кошкин не вызывал у меня особого беспокойства, но за молодого Анатолия Коржова я волновался. Он с таким любопытством и с такой жадностью смотрел на людей, что готов был идти куда и к кому угодно.
Нам выдали на поездку командировочные, но это были настолько мизерные суммы, что позволить себе за счет этих денег мы практически ничего не могли. А Анатолий всё время сидел в вагоне-ресторане и попивал пиво „Жигулевское”. По всему было видно, что его не интересуют новшества тяжёлой атлетики, проблемы ее техники или стратегии. Распишешь ему тренировки, а он заранее говорит:
- Это я выполнить не смогу.
На вопрос „почему?” следует ответ:
- Нет желания.
Постепенно я установил, что у Анатолия нет внутренней тяги к штанге, нет потребности вознаградить себя за предыдущие нагрузки. Не ощущая мышечной радости от подъема веса, он все время недотренировывал свой организм. Здесь важную роль играл психологический фактор.
Я не решился насиловать атлета: в те годы судьба штангиста мало зависела от его результатов - штанга предназначалась прежде всего для успехов на производстве и для заполнения пустого свободного времени.
В то же время я знал: тело должно трудиться, правильные целенаправленные тренировки, без насилия над организмом, постепенно и незаметно приведут к цели, и тогда тренировочный процесс станет благом, а не болью и наказанием.
Порой атлет замечает, что он все тренируется, а результаты стоят на месте. Тут возникают сомнения и разочарования. Анатолий Коржов доверялся мне во всем. Он проявлял активность в организации тренировки, причем у него, такого молодого, было поведение взрослого человека. И я тоже верил в него. Вот и на чемпионате в Петрозаводске Анатолий прибавил в сумме троеборья, хотя и занял последнее место в своем весе.
Главным его достоинством было то, что он мог собраться в кулак и реализовать свои возможности независимо от того, на какого масштаба соревнованиях выступал. Я размышлял, как найти у него резервы силы. Как-никак, это был первый мой ученик, ставший в будущем мастером спорта СССР.
С Иваном Кошкиным были другие проблемы - у него от природы не было включения в локтях, и из-за этого он не мог реализовать свои возможности. Он брал на грудь на 20 кг больше своего лучшего результата, но поднять этот вес от груди не мог.
Стр. 10-11 img 188
Чтобы мобилизовать все силы, требуется еще и дисциплина. Дисциплина во всём. Организм особенно не терпит, когда над ним издеваются, что принято называть нарушением спортивного режима.
* * *
У Анатолия Коржова не было отца, только мать и брат, но его нельзя было назвать „человеком с улицы“. Он тренировался уже 3 года. После того, как Анатолий попытался совершить самоубийство, которое не удалось ему по чистой случайности, я проникся к нему особым сочувствием и вниманием. В то же время я не хотел отнимать у него то, что он считал для себя самым важным.
Трёх лет достаточно, чтобы понять, в каком направлении человек может пойти. Но только в Петрозаводске я окончательно убедился, что Анатолий любит жизнь, не желает отказывать себе ни в чем и хочет иметь все немедленно, сегодня. А того, что за его занятия спортом, который и мобилизует, и отвлекает человека от всяких непристойностей, платит общество, - этого он понимать не желает. Живя как бы в кредит, взаймы, он считал, что так и должно быть, и стремился переложить свои проблемы на другие плечи.
Вижу, Анатолий после соревнований опять сидит в ресторане. Я подсел к нему и спрашиваю:
- Как ты думаешь, почему я не сижу в ресторане?
- Не знаю, наверно жадничаешь, - пожал плечами Анатолий.
- Ну хорошо, скажи, сколько суток мы ехали от Сибири до Петрозаводска?
- Около пяти, - насчитал Коржов.
- И сколько ты за это время израсходовал своих денег, так называемых командировочных?
- Не считал.
- А сколько у тебя осталось в кармане?
Анатолий сунул руку в карман, прикинул.
- Да, - говорит, - что-то мало остается на обратный путь. - Он опустил глаза. - Черт побери, так хорошо было сидеть в ресторане, а ты тут мне испортил настроение!
Подошла официантка, несет еще 4 бутылки пива, заказанные Анатолием. Он спрашивает:
Рудольф, будешь пить?
- Нет, - сказал я, - у меня едва хватает денег на обратный проезд.
Коржов отнес бутылки за другой столик и принес назад деньги, уплаченные за пиво. Сидим, молчим. Я подумал, что он сейчас уйдет от меня, такого назойливого тренера. Но нет, сидит. Затем говорит:
- Ну, до Сибири как-нибудь доеду.
- А ты когда-нибудь голодал в своей молодой жизни? - спросил я.
- Зачем тебе это? - взвинтил глаза Анатолий.
- Ты скажи, да или нет?
- Нет, - четко отвечает Коржов.
Я ничего не говорю, жду его дальнейших мыслей. Тут Анатолий наклонился к столу и со смешком сказал:
- Если мы будем ехать в одном купе - ты, Кошкин и я - неужели вы меня оставите голодным?
- Значит ты преподносишь нам свои ресторанные удовольствия как свершившийся факт? Вроде с тобой произошел несчастный случай, а теперь, Иван и Рудольф, поделитесь с Анатолием? Выходит, ты живешь во благо своему рту, а мы, если откажем тебе в еде или не дадим денег, будем черствыми и жадными людьми?
Тут я подумал, что Анатолий, видимо, считает: мол, не дадут поесть, ну и ладно, не умру же я с голоду.
- Может, ты и прав, - сказал я. - Нужно обязательно обжечься, чтобы понять, как это больно.
- А ты голодал? - вдруг спрашивает Коржов.
- Да, - отвечаю я коротко.
- И сколько же дней? - вежливо продолжает расспрашивать Анатолий.
- Совсем без еды я оставался 5 дней, а частично - целый год.
- Ну и как? - со смешком поинтересовался он.
- Об этом я спрошу тебя, когда мы приедем в Киселёвск. А теперь продолжай развлекаться, но смотри, чтобы в 11 вечера был в номере, иначе мы без тебя не уснем.
** *
Стр. 12-13 img 189 Назавтра мы сели на поезд Петрозаводск-Москва. Устроились с Кошкиным в одном купе, ждем Анатолия. Он не спешил - видно, разглядывал на перроне голубей и все остальное, что двигалось вокруг. Я волнуюсь, видя, что моя опека над Коржовым принимает нежелательный оборот. Кошкин смотрит в окно и приговаривает:
- Вот засранец, где же его носит?
Поезд трогается, Анатолия нет. Вагон все чаще стучит на стыках, и мое сердечко, слышу, тоже набирает обороты. Не находя себе места, я вышел из купе. Стоим с Иваном в коридоре, и на уме у нас только одно. Чемпионат в Петрозаводске ушел куда-то далеко, будто с воза упал.
У Кошкина от природы был дефект речи, а когда он волновался, то так гундосил, что нужно было внимательно прислушиваться, чтобы понять, о чём он говорит.
- Видишь, какой он, Коржов, думает только о себе! - сказал Иван. - Сколько ты с ним возишься, а он всё не понимает, что мы за него переживаем.
Я мысленно ругал себя, что не осадил Анатолия железной рукой. Сам ведь думал, что в таких случаях доверять ему нельзя. Слишком он еще молод и теперь может влипнуть черт знает куда.
Иван зашёл в купе, а оттуда вышел пассажир, тем временем подсевший к нам, - молодой мужчина лет 25-27. Он приблизился ко мне и шепотом спросил:
- Вот с нами едет человек - он что, больной? Почему он говорит через нос?
Мои мысли были далеко, и я не сразу понял, о чём идет речь. А когда попутчик настойчиво переспросил, я, как бы между прочим, брякнул:
- Вы правы, у него запущенный сифилис, он ездил в Петрозаводск на спецлечение.
Вижу, товарищ заволновался, стал топтаться на месте. А меня понесло, и я с серьезной миной прошептал:
- Вы руку ему не подавайте и держитесь от него подальше.
- А как же вы сами? - ужаснулся попутчик.
- Я его сопровождаю, у меня есть специальные таблетки против заражения.
Не дослушав, мой собеседник помчался к проводнице, она открыла ему соседнее купе.
Избавившись от нежелательного в этой ситуации соседства и устав ждать в коридоре, я опять вошел в купе. И тут вдруг появляется Анатолий. У меня будто сняли с плеч несколько пудов. Кошкин сильно ругал Коржова, сказал ему, что он эгоист.
А я наконец осознал, что Анатолий не стремится шаг за шагом повышать свое спортивное мастерство. Стало быть, он в каком-то смысле эксплуатирует и спорт, и меня. Или тут было примешано что-то ещё, чего я не мог уловить? С этого дня я окончательно уяснил: сколько тренер ни приложил бы сил и желания, чтобы воспитать чемпиона СССР или мира, если сам атлет не согласен с этим на все 200%, то ничего из этого не выйдет.
Анатолий понял, что мы с Иваном сильно на него обиделись. Он стал оправдываться, а потом залез на верхнюю полку, где уже лежала постель, и забылся мёртвым сном.
Мы с Иваном ходили есть в вагон-ресторан. В Москве купили пахучего чёрного хлеба, отломили краюшку и положили Коржову под нос. Он проснулся, съел хлеб и снова уснул. За четверо суток пути от Москвы до Сибири он съел всего 200 граммов хлеба.
В Киселёвске, на станции Акчурла, когда мы вышли из поезда, Анатолия от слабости качнуло. У него закружилась голова, но я успел его подхватить. По дороге к автобусной остановке Коржов страдающим голосом сказал:
- Теперь я понял, как тяжело не есть несколько суток. Спасибо, Рудольф, вы преподнесли мне урок. Я запомню его на всю жизнь.
Так оно, видимо, и было.
Вскоре Анатолий ушел служить в армию. Там он тоже выступал, но его результаты по штанге застопорились. Они и не могли вырасти, так как у него не было возможности систематически тренироваться. А если и была, то ему мешало врождённое нежелание напрягаться. Правда, благодаря прекрасной нервной системе, он всегда подтверждал норму мастера спорта, пока планку мастерского норматива не подняли.
Долгая дорога в Петрозаводск и обратно выбила меня из привычного ритма восстановления силы. При остановках в пути я делал пробежки, сажал на плечи Кошкина и приседал с ним.
Мы обошли вокруг парка и сели на скамейку. Позади нас росли огромные деревья, на спины нам падали каштаны.
Мы посидели и едва успели встать и отойти, как подъехала полиция. Полицейский, выйдя из машины, указал нам на табличку с надписью „Privat“: дескать, скамейка принадлежит определённому хозяину.
- И что же? - спросил я.
- Хозяин позвонил нам, вот мы и приехали, - объяснил полицейский.
Я представил олимпийского чемпиона Юрия Власова. Полиция предложила подвезти нас до гостиницы. Мы с Власовым переглянулись.
- Ну их, - помотал головой Юра, - лучше пойдём пешком. Вот так: здесь нужно постоянно смотреть под ноги, дабы не наступить на частную собственность.
Затем Власов рассказал, что позавчера с ним произошёл такой же точно инцидент.
- Видимо, за нами откуда-то следят, - заметил он, потирая бёдра. - Знаешь, мышцы чешутся, это хороший признак. Значит, будет легко вставать с весом.
Мы ускорили шаг и вернулись к разговору о предложении С.Бондарчука.
- Он сказал, что позвонит сегодня в 18-19 часов, чтобы узнать мой ответ, - пояснил Власов.
- Смотри сам, Юра, - сказал я. - Конечно, киносъёмки - это хорошо, но про людей вроде тебя после этого по-немецки говорят „abgenutzt“: то есть использовали и выбросили, а что дальше - никого не касается. Ты - военнослужащий, закончишь выступать - можешь пойти в тренеры. К тому же, через три года опять пройдут Олимпийские игры.
- Вот и Сурен Петросович не советует мне соглашаться...
* * *
В гостинице я быстро перекусил в ресторане и еле успел на автобус, отправлявшийся на соревнования. Мне очень хотелось увидеть, как выступит А.Воробьёв.
За два дня до соревнований с ним на тренировке произошло нечто необычайное: он несколько раз подряд безуспешно пытался выжать 150 кг. Такого он себе ещё не позволял: в подобной ситуации вполне достаточно было выжать вес в пределах 130 кг.
На той тренировке присутствовало много советских начальников. Были здесь и люди из организации, о которой всем желательно знать поменьше и не задавать лишних вопросов. Пришли генералы, которых интересовали свои - спортсмены из Вооружённых Сил и из “Динамо“. Из-за обилия начальства атлеты находились на взводе. Н.И.Шатов отирался возле высоких гостей и комментировал происходящее. Меня он представил только после того, как его спросили: „А это кто?“
Я разминался в обычной своей манере. Не знаю, почему А.Воробьёв на закате своей карьеры решил сделать то, чего не делал никогда. На глазах у всех он, очень психологически устойчивый человек, вдруг повесил на гриф предельный для себя вес 150 кг, и затем пять раз взял его на грудь, но выжать так и не смог.
А.Воробьёв поддерживал хорошие отношения с Михаилом Михайловичем Громовым. Герой Советского Союза, один из первых лётчиков, проложивших путь через Северный Ледовитый океан в Америку, участник Великой Отечественной войны, награжденный 28 боевыми орденами, чемпион СССР 1923 г. по штанге в тяжёлой категории, председатель Федерации тяжёлой атлетики СССР - словом, Громов являлся легендарной личностью. А главное - Громов был интеллигентным человеком, замечательным собеседником, обладавшим универсальным энциклопедическим мышлением. В те годы он, кроме того, страстно увлекался лошадями. Конечно, А.Воробьёв очень старался иметь с М.М.Громовым хорошие отношения.
Наблюдая за той тренировкой Воробьёва, Громов ужаснулся:
- Аркадий, ты что делаешь? Тебе ведь через два дня выступать! Я своих лошадей накануне бегов никогда не стал бы загонять.
После третьей безуспешной попытки Воробьёва Громов не выдержал и вышел из зала в тревоге, весь красный.
- Аркадий сошёл с ума, - с болью сказал он. - А если он всё же победит, то мне придётся пересмотреть свои взгляды о сходстве между людьми и лошадьми.
Всё это я наблюдал своими глазами. Меня удивило, что Воробьёв явно надсадился, а наш доктор Михаил Борисович Казаков не особо возмущался по этому поводу. Он не стал вмешиваться в ход тренировки, только сказал:
- Придётся Аркадию принять на ночь хорошие восстановительные препараты…
Стр. 812-813 img 1148
Я подумал: если мышцы так надсажены, то двух дней для восстановления окажется явно мало.
И всё равно мне хотелось увидеть, как выступить Воробьёв. Когда я пришёл в зал, соревнования ещё не начались, шло ещё только представление участников. В категории 90 кг завесились 15 атлетов.
А.Воробьёв закончил жим с результатом 145 кг, показанным в первом подходе. Такой же вес поднял Л.Мартин из Великобритании, старый конкурент Воробьёва. Зато поляк И.Палинский, мой бывший соперник, выжал 147,5 кг. В рывке все трое, будто сговорившись, подняли по 137,5 кг. В толчке Палинский поднял 190 кг, Мартин – 180 кг, а наш Воробьёв сник и осилил только 175 кг. В сумме первым стал Иренеуш Палинский - 475 кг, вторым Луис Мартин. А Аркадий Никитович Воробьев - ха-ха – оказался лишь третьим – 457,5 кг.
С грустью (странноватая это какая-то у Рудольфа Владимировича грусть: через весьма злорадное “ха-ха”. – Сост.) смотрели мы на нашего капитана команды. Видимо, тяжелоатлетический климакс взял над ним верх. Никто не упрекал и не критиковал нашего капитана. Да и рискованно было наводить критику на А.Воробьёва. Н.И.Шатов в душе, видимо, радовался. Он даже утешал Воробьёва: мол, всё равно, Аркаша, ты не выиграл бы.
Аркадий Воробьёв ушёл с помоста побеждённым. Будь он поумнее, этого не случилось бы.
На сей раз А.Воробьев не закрылся на замок в гостинице и не ушёл в себя, как он сделал это после поражения в Варшаве в 1959 г.
Тогда мы ездили по всяким мероприятиям, и там спрашивали, где наш Воробьёв, а Н.И.Шатов ссылался на то, что тот болен. Такого в команде никто себе позволить не мог. Если я или кто-нибудь ещё так поступил бы, Воробьёв не упустил бы повода и провёл бы соответствующую воспитательную работу. Подобные случаи были, помню, на сборах с Ф.Богдановским. Тогда Воробьёв говорил:
— К этому нужно привлечь внимание коллектива. На ошибках одного можно воспитывать других.
Теперь же А.Воробьёв воспринял своё поражение как должное. И правильно сделал. А М.М.Громов, лишний раз убедившись, что физиология людей подобна физиологии лошадей, держался подальше от бронзового призёра. Громов наблюдал во время тренировок за Воробьёвым и установил, что тот нарушает предсоревновательный тренировочный процесс.
- И вот вам пшик… - вот буквальные слова Михаила Михайловича.
Я видел, как после соревнований, на банкете в советском посольстве Воробьёв и Громов долго беседовали. Видимо, Громов предполагал, что Воробьёв выступит совсем плохо, а тот всё же зацепился за третье место.
Всё имеет начало и конец. И когда Воробьёву в конце карьеры не хватило духа и самоанализа, ему об этом кто-то должен был сказать. Искажениями восприятия так или иначе страдают все соревнующиеся штангисты. В такой обстановке трудно распоряжаться своей судьбой.
А.Воробьёв наметил себе цель - стать учёным. Может, и не великим, но с профессорской бородкой - это точно. Великая учёность - сие зависело не от Воробьёва, а от того, как на это посмотрят „партия и народ”. Пока что судьбу Воробьёва двигали сумма троеборья и самодисциплина, да ещё известный закон жизни в курятнике. Желал ли он им руководствоваться? Видимо, да. Что ж, в добрый путь.
В Вене Воробьёву, ещё не остывшему от удара, нужны были рядом люди. Теперь ему предстояла борьба не за сумму в троеборье, а за место под солнцем в нашей дорогой Москве. Так сказать, Drang nach Moskau.
На чемпионат мира в Вене понаехало как никогда много начальства - примерно по трое на одного выступавшего штангиста. То ли это была для них поощрительная поездка, то ли они ездили за свой счёт, но начальники всё время находились рядом с нами. А мы не спешили оставить Вену и после завершения соревнований.
Последним из нас выступил Юрий Власов, завесившийся на 124,9 кг. Его основной соперник Ричард Зёрк из США оказался чуть легче - 122,5 кг. Юра сумел набрать 180+155+190=525 кг. Зёрк отстал на целых 50 кг. Титул Власова - абсолютный чемпион мира - в то время звучал гордо.
В командном зачёте СССР и США заняли два привычных первых места. Третьими на сей раз стали венгры. Под занавес всех нас, чемпионов, наградили памятными призами. Я получил большой красивый кубок, а от организаторов - радиоприёмник, который у меня украли вскоре после того, как я переехал на Дон.
** *
Стр. 814-815 img 1149 ПЕРЕСКОК
Затем нас возили по ресторанчикам, где нам подавали много пива. У меня есть интересные фотографии, где Ю.Власов запечатлён пьющим пиво из стеклянного сапога.
В связи с удачными итогами чемпионата нас оставили в Австрии, чтобы мы выступили в городке под Веной, где до 1955 г. размещались советские войска. Тогда Австрия, равно как и Германия, была разделена на оккупационные зоны, включая советскую. СССР много чего понастроил в том городе, в том числе и большой драматический театр, где нам предстояло выступать.
Сергей Лопатин и Евгений Минаев были недовольны своими выступлениями на чемпионате, и тренер А.И.Божко пожелал им успеха на этих соревнованиях.
Через день после окончания чемпионата мы всей делегацией выехали на автобусе в 10 утра из Вены. Нас провожали аплодисментами. А на месте нас даже не разместили в гостинице. Мы должны были выступить и в тот же день вернуться в Вену. Переодевались мы в хороших гримёрных комнатках на двоих. Всё шло бурно и в то же время, если можно так выразиться, величественно. Бургомистр города поднял на ноги всё население.
Если по правде, то мне выступать не хотелось. Но раз надо - значит надо. Перед парадом массажист нас растёр. Но я любил тепло и попросил его натереть меня ещё какой-нибудь мазью.
Не каждый массажист мог хорошо меня промассировать. Некоторые после меня сильно уставали - я переносил очень жёсткий массаж. Вообще, многие массажисты отказывались работать у нас в сборной, поскольку штангистов массировать тяжело. У нас работал старик Смирнов – он единственный, кто любил меня массировать. Остальные, пока меня массировали, теряли в весе до 1,5 кг.
Теперь мной занимался массажист, с которым у меня уже случались конфликты. Он не массировал, а халтурил, и я опять сказал ему об этом. Но он давно работал с теннисистами, затем с гимнастами, и его направили к нам. Массажист скорчил недовольную гримасу, и я сказал ему:
- Ладно тебе, закусил удила. Ты натри меня мазью - и всё.
Массажист сообщил, что достал хорошую мазь - финалгон. Я не знал, что это за средство. Массажист обмазал меня всего таким слоем, как кладут штукатурку по стене. Едва массажист закончил мазать мне ноги, как нас под аплодисменты вызвали на парад. Я вскочил, на ходу надел форменную куртку с надписью „СССР“ и встал в строй.
Нас всех представили. Зал был полон народа, все нас приветствовали. Слово взял бургомистр. И тут меня начала жечь растирка. Поначалу горело более-менее выносимо. Бургомистр принялся хвалить советских солдат: они, мол, и помогали населению, и построили элеватор, и пустили очистные сооружения, и провели новый водопровод из Вены, а некоторые даже стали здесь отцами.
- За всё за это мы, австрийцы, благодарны советским войскам, - возвестил бургомистр. - Они не так давно ушли, а мы по ним уже скучаем.
Приветственная речь затянулась. Бургомистр говорил очень сладко, и если я с неё ушёл бы, то это выглядело бы так, будто я недоволен словами бургомистра. А я уже едва не падал, из последних сил держался за Сашу Курынова. От боли перехватывало дыхание. Ох, как я проклинал нашего массажиста!
Наконец речь закончилась. Я закричал: „Где у вас душ?“ Австрийцы сказали, что в театре душа нет. Я перебежал через дорогу, заскочил в подъезд четырёхэтажного дома, поднялся на второй этаж и позвонил в первую попавшуюся квартиру. Открылась дверь, я извинился и объяснил, что массажист по ошибке натёр меня не той мазью. Австриец провёл меня в ванную и сказал:
- Bitte, bitte, machen Sie, was Sie wollen .
Я залез под холодную воду и отдышался. Потом хорошо намылился, сделал воду чуть теплей. Потом опять намылился, пустил холодный душ, ещё раз намылился и позвал на подмогу хозяина. Но он куда-то ушёл, и на мои крики явилась женщина. Она ужаснулась, увидев, что я выгляжу как варёный рак, и я объяснил, что мне нужно намылить спину. Женщина намылила её душистым японским мылом и сказала:
- Das hilft gut**.
Хозяйка оставила мне полотенце, я наскоро вытерся и убежал обратно в драмтеатр.
Соревнования уже шли полным ходом. До моего выхода оставалось 7 подходов. Я принялся срочно разминаться, а Н.И.Шатов, ждавший меня, сказал:
- Рудольф, ты же их земляк, так побей свой мировой рекорд в жиме. Тем более, что здесь все судьи - международной категории. Ты только выжми чисто, и тебе засчитают рекорд.
__________________________________________ *Пожалуйста-пожалуйста, делайте, что хотите.
**Это хорошо помогает. _______________________________________ Стр. 816-817 img 11490 НЕДОСКОК
На чемпионате мира я выжал в третьем подходе мировой рекорд - 150 кг, но в тогдашней суматохе судьи его не засчитали.
К счастью, у меня хорошее дыхание, поэтому я могу разминаться быстро. И вот на штангу поставили мой начальный вес - 140 кг. Я выжал этот вес в первом подходе и сразу попросил установить 150 кг. На грудь взял хорошо, и судья тут же дал хлопок. Я выжал вес, но мой правый носок приподнялся, а отрывать от пола носки или пятки строго запрещено.
За кулисами стоял А.И.Божко. Я ещё не опустил штангу, как он, донельзя разволновавшись от зависти, выбежал прямо на помост и замахал рукой: дескать, вес засчитывать нельзя! Я взял его за руку и показал на табло, установленное позади меня, где ярко горели три красных лампочки - вес и без того не был засчитан.
Австрийцев возмутило поведение Божко. Возмутился даже сам Н.И. Шатов с его всегдашней выдержкой:
- Ты что, Саша, - сказал он Божко, - совсем спятил? Как ты себя ведёшь? Ты ведь не у себя дома.
- Я думал, что они не заметят нарушения и засчитают вес Рудольфу как немцу, - попытался оправдаться Божко.
Позже Шатов говорил, что зависть связана с чёртом, а Божко, мол, чёрт попутал.
- Теперь ты знаешь, как тебя любит Божко, - посочувствовал он мне.
В рывке я легко поднял 135 кг, в толчке – 165 кг. На тех соревнованиях Владимир Стогов попытался установить мировой рекорд в толчке. Он взял рекордный вес на грудь, но от груди, увы, не толкнул. Неплохо выступили Евгений Минаев и Сергей Лопатин. Красиво завершил соревнования Юрий Власов. Им, равно как и Александром Курыновым, зрители были особенно довольны.
Довольным выглядел и старший тренер сборной Н.И.Шатов. Его многие хотели спихнуть, на этот пост претендовали двое - А.Н.Воробьёв и A.C.Медведев. Все ждали, когда сборная проиграет командное первенство на чемпионате мира. А она, как нарочно, всё выигрывала. Дела у Шатова шли хорошо, ставились мировые рекорды. Но к нему всё равно придирались, пока Николай Иванович не ушёл с поста сам. На его место, как и ожидалось, поставили Воробьёва.
** *
После соревнований всех нас пригласили в посольство СССР на большой банкет. Главной фигурой здесь оказался, конечно, Михаил Михайлович Громов, который действительно отличался ото всех от нас. Сюда же почему-то были приглашены и атлеты из США. От гостиницы до посольства нас довезли на автобусе.
На том банкете М.М.Громов рассказал, как его принимал И.В.Сталин. Я сидел напротив Громова и всё слышал. Сталин, по его словам, всё время переставлял рюмки: отдавал кому-нибудь свою, а сам брал чужую. У Громова спросили, как советских лётчиков с ним во главе встретили в США. Он подробно рассказал и об этом. У меня осталось о Михаиле Михайловиче самое хорошее впечатление.
Через час после начала банкета наши русские мужики начали шуметь. Разразился спор между А.Воробьёвым и К.Ф.Назаровым, который ведал в Федерации тяжёлой атлетики СССР международными связями. Воробьёв был очень своеобразным насмешником. Он сказал за столом, что Назаров походит на обезьяну.
- Это ты, Аркаша, сам похож на обезьяну, - тут же отреагировал Назаров. - У тебя чёрных волос больше.
- Не мне судить, - парировал Воробьев. - Вон там есть большое зеркало. Давай мы оба разденемся и встанем перед ним. Пусть нас народ и рассудит.
- Хорошо, пошли, - согласился Назаров.
Всех нас как ветром сдуло из-за стола: мы бросились за ними. За углом у выхода из большого банкетного зала, рядом с туалетом висело зеркало почти во всю стену. Встав перед ним, Воробьёв продолжил подначивать Назарова:
- Ну что, Костя, струсил?
- С чего это ты взял? - возразил тот.
- А если не струсил, то почему не раздеваешься?
- Я-то разденусь, но раздевайся и ты.
Подошли сотрудники посольства, набежало много чужих людей. Воробьёв, тем не менее, снял с себя рубашку. Назаров - тоже.
- Ребята, я сейчас сниму брюки, - обратился к нам Воробьёв, - а вы держите Назарова, чтобы он не сбежал.
- Не волнуйся, - сказал кто-то, - мы сами снимем с него штаны.
Воробьёв, снявший брюки первым, стал смотреться в зеркало и приговаривать:
Стр. 818-819 img 1150 ПЕРЕСКОК
- И с чего это ты, Костя, взял, что я похож на обезьяну?
Тут кто-то сказал Назарову:
- Как видите, Воробьёв разделся. Нехорошо вам, руководителю Федерации, обманывать людей: спор есть спор.
Назаров тут же расстегнул ремень и спустил брюки. Раздался дружный смех. Воробьёв взял нашего президента под ручку и подвёл к зеркалу. Мне показалось, что оно преувеличивает: в нём виднелись два человека, которые обросли волосами как обезьяны и с интересом осматривали друг друга. От неожиданности даже прекратился смех.
- Ты что, Костя, совсем в парикмахерскую не ходишь? – с ухмылкой спросил Воробьёв.
- Я же старше тебя, поэтому и волос у меня побольше, - нашёлся тот.
Зал долго аплодировал этой незабываемой сцене. Затем нам сказали:
- Спускайтесь в подвал, там можно попить водочки. Американцы уже ушли туда.
Все разбрелись. Юрия Власова окружили люди, которых я не знал. Мне не хотелось видеть эту пьянку, поэтому я вышел и уговорил шофёра уехать на 10 минут раньше.
Мы жили вчетвером в комнате, где стояли две двухэтажные кровати. Когда я проснулся утром, то почувствовал густой специфичный кислый запах, нередкий после больших попоек. Как оказалось, мой сосед снизу так напился в посольстве со своим американским соперником по чемпионату, что его еле уложили на кровать. Ему стало дурно, и в итоге крепко пострадал красивый ярко-зелёный пол.
Я отправился побегать по парку. Когда вернулся, сосед стоял с грустной гримасой.
- Что же ты наделал? - сказал я ему.
- Да вот, американец втянул меня в авантюру, - попытался оправдаться тот. - Рудольф, я ведь не знаю немецкого, ты попроси уборщицу убрать, я ей заплачу.
Вскоре уборщица всё убрала, и мы ушли завтракать. Проходя после завтрака мимо администратора, я увидел, что наша уборщица что-то ему доказывает. Тут она подозвала меня и спросила:
- Кто это сделал?
- Тот человек, который вам заплатил, - сказал я. - Всё оттого, что он вчера крепко выпил.
- Das ist nicht wahr, — возразила уборщица. – Komm ich werde dir was zeigen.
Она привела меня в нашу комнату и показала большое белое пятно на полу, явно выеденное кислотой желудочного сока.
- Тот русский в больнице? - тихо предположила уборщица. - Или его уже нет в живых?
- Нет-нет, — успокоил я её, — он в полном здравии.
Уборщица испуганно посмотрела на меня и констатировала:
- Значит, русский желудок переварит даже железо. Поэтому русские и непобедимы.
К вечеру пятно закрасили, и оно стало почти незаметным.
Наконец пришло время вылетать в Москву. Я чертовски соскучился по дому. В последний день нам дали походить по магазинам.
Мы нашли магазин, где торговали одесские евреи. Советским гражданам они всё продавали вдвое дешевле. Но так называемых карманных денег нам, как всегда, выдали позорно мало, и приобрести что-либо существенное на них я оказался не в состоянии. Я рассчитывал купить всё, что нужно, в Москве, получив деньги за мировые рекорды.
* * *
В Москве меня разместили в гостинице „Спорт”. Мы с Н.И.Шатовым договорились, что он подпишет приказ на получение премии за три моих мировых рекорда. Но Н.И.Шатовым предложил мне: дескать, давай лучше пока выпишем за два рекорда - не так заметно, да и легче будет получить деньги в общей кассе.
На полученную сумму я купил никелированные спинки для кровати, кабинетную швейную машину „Лада“ на ножном приводе, хороший радиоприёмник „Урал“, кое-что тестю и игрушки для детей. Вещи я сдал в багаж по своему билету, и они отправились на поезде вместе со мной.
В поезде было весело. Если раньше мне удавалось скрываться под чужим именем, то теперь этот приём уже не работал. Проходя по вагонам, я услышал, как мне вослед сказали:
- Смотри, это Плюк пошёл в ресторан! _________________________________________ *Это неправда. Пойдём, я тебе кое-что покажу. _________________________________________
Я завесился с запасом, а Томми Коно оказался ещё легче и мог повторять мои подходы. Получилось так, что из-за нашего с ним соперничества нас, средневесов, сильно разрекламировали. Австрийцы считали меня своим земляком, и поэтому зал „Штадтхалле“ оказался забитым до отказа, народ стоял даже на улице.
В первом подходе я выжал 140 кг, Т.Коно почему-то начал со 137,5 кг. Затем я, как и рассчитывал, взял 145 кг, а Коно заказал сразу 150 кг, решив обойти и ошарашить меня. Его вызвали к этому весу под страшный рёв публики.
Нужно отдать Коно должное: его жим выгодно отличался от моего. Я резко срывал штангу от груди, катапультируя её до уровня глаз. Выше этого положении я не имел себе равных. Коно же срывал штангу медленно, и его жим смотрелся как силовой, тогда как все жали классическим стилем.
Когда Коно выжал 150 кг, его спина сильно ушла за пятки, что запрещено правилами, и загорелись три красные лампочки. Зрители страшно возмутились, что вес не засчитали.
Для третьего подхода я тоже заказал 150 кг, но поскольку стоял в списке ниже Коно, то его повторно вызвали к этому весу раньше меня. Я стоял и остывал. В тяжёлой атлетике задержка старта сродни верному срыву.
Коно вышел снова, ещё не остывший, будто судьи работали на него. На грудь он вес взвалил тяжеловато. Встал, выжал своим стилем, и двое судей против одного опять не засчитали вес.
Забавно видеть, как может подвести память даже такого великого атлета, как Плюкфельдер, если не пользоваться записями. Сначала о том, как оказался Т.Коно в весе 82,5, поскольку Р.В. совсем об этом ни гу-гу. Дело в том, что Коно все-таки не избегал борьбы с Курыновым после поражения в Риме: в Вене гаваец не согнал... 50 граммов, чтобы продолжить спор с Курыновым! Другое дело, что все это случилось после изнурительной сгонки килограммов 6... А ведь еще в марте в Москве Томми установил мировой рекорд в весе 82,5 - 460(152,5+137,5+170) и вполне мог составить конкуренцию Плюку! Но вот почему Коно решил вернуться в 75 - это загадка! Жимовые подходы Плюкфельдер описывает, мягко говоря, неточно... Начнем с того, что вес Р.В. был 82,0, а Коно - 76,8 (было время,чтобы "поправиться" до начала соревнований). Плюкфельдер удивляется тому, что американец начал со 137,5, напрочь "забыв", что тот "гонял" вес. После 137,5 глупо было бы "бросаться" на 150, впрочем, Коно и не сглупил: второй подход он делал на 145, а не на 150! Судьи вес не засчитали, хотя зал и протестовал. После подхода на 145 (это был 2-й подход) Плюкфельдера пришла очередь жать этот вес (не 150!) Томми Коно. И опять судьи не засчитали вес американцу... Да, был страшный шум и долгая пауза: жюри отстранило тройку судей!.. Жаль, что имена судей неизвестны! После этого скандала впервые была высказана мысль об отмене жима, но этого пришлость ждать долгих 11 лет.
Отправлено: 05.11.15 03:47. Заголовок: Уважаемый Пётр Никол..
Уважаемый Пётр Николаевич, не старайтесь оставить своё сообщение сразу после того сообщение, которые Вы комментируете: при таких действиях Ваше запрятанное неизвестно где внутри ленты сообщение довольно тяжело найти. А вот если Вы оставите своё сообщение именно в самом конце ленты, то оно будет сразу всеми обнаружено, а по данным из Вашего сообщения можно будет найти то сообщение, которое Вы прокомментировали.
Последнее Ваше сообщение - кстати, огромное спасибо Вам за него - я переместил в самый низ ленты путём двойного переноса. Этот приём работы с форумом мной пока плохо отработан, я всякий раз боюсь совершить ошибку и вообще потерять переносимое сообщение.
На чемпионате мира я выжал в третьем подходе мировой рекорд - 150 кг, но в тогдашней суматохе судьи его не засчитали.
К счастью, у меня хорошее дыхание, поэтому я могу разминаться быстро. И вот на штангу поставили мой начальный вес - 140 кг. Я выжал этот вес в первом подходе и сразу попросил установить 150 кг. На грудь взял хорошо, и судья тут же дал хлопок. Я выжал вес, но мой правый носок приподнялся, а отрывать от пола носки или пятки строго запрещено.
За кулисами стоял А.И.Божко. Я ещё не опустил штангу, как он, донельзя разволновавшись от зависти, выбежал прямо на помост и замахал рукой: дескать, вес засчитывать нельзя! Я взял его за руку и показал на табло, установленное позади меня, где ярко горели три красных лампочки - вес и без того не был засчитан.
Австрийцев возмутило поведение Божко. Возмутился даже сам Н.И. Шатов с его всегдашней выдержкой:
- Ты что, Саша, - сказал он Божко, - совсем спятил? Как ты себя ведёшь? Ты ведь не у себя дома.
- Я думал, что они не заметят нарушения и засчитают вес Рудольфу как немцу, - попытался оправдаться Божко.
Позже Шатов говорил, что зависть связана с чёртом, а Божко, мол, чёрт попутал.
- Теперь ты знаешь, как тебя любит Божко, - посочувствовал он мне.
В рывке я легко поднял 135 кг, в толчке – 165 кг. На тех соревнованиях Владимир Стогов попытался установить мировой рекорд в толчке. Он взял рекордный вес на грудь, но от груди, увы, не толкнул. Неплохо выступили Евгений Минаев и Сергей Лопатин. Красиво завершил соревнования Юрий Власов. Им, равно как и Александром Курыновым, зрители были особенно довольны.
Довольным выглядел и старший тренер сборной Н.И.Шатов. Его многие хотели спихнуть, на этот пост претендовали двое - А.Н.Воробьёв и A.C.Медведев. Все ждали, когда сборная проиграет командное первенство на чемпионате мира. А она, как нарочно, всё выигрывала. Дела у Шатова шли хорошо, ставились мировые рекорды. Но к нему всё равно придирались, пока Николай Иванович не ушёл с поста сам. На его место, как и ожидалось, поставили Воробьёва.
В "тогдашней суматохе" судьи вес именно засчитали, но 150 не были мировым рекордом. Рекордом владел Т.Коно - 153,5 - с июня 1961!
По этой причине Н.Шатов не имел права говорить, что это будет мировой рекорд:-) Но даже если и был отрыв носка (и не придумана история с А.Божко!), то у Р.В. был еще один подход! Почему об этом ни слова!? Неужели Плюкфельдер забыл, что даётся три подхода на упражение!?
Еще одна путаница у Р.В. с должностью Н.И.Шатова: он был гостренером Спорткомитета СССР с 1950 по 1962, а не старшим тренером сборной СССР. Им был с 1954 по 1963 Я.Г.Куценко!
Кстати,еще один легендарный человек 30 лет возглавлял отдел ТА СССР - А.В.Бухаров ("дядя Саша"), до своей трагической смерти в декабре 1952 (по вине Г.Новака)...
Отправлено: 05.11.15 18:28. Заголовок: Уважаемый Пётр Никол..
Уважаемый Пётр Николаевич, спасибо Вам за новые уточнения реального положения дел.
Уважаемый Сергей, Вы написали:
"Интересно почитать про отношения с Василием Алексеевым, а также с Асланбеком Еналдиевым, который был учеником у Плюка."
Да, сие интересно. Но в публикуемой книге Плюкфельдера на эти интересующие Вас и меня темы, увы, ничего не написано. И вообще данная книга скоро закончится.
Я едва успел сесть, как на мой столик легли блокноты и листки бумаги: люди требовали автографов.
Теперь собеседники при разговорах со мной вели себя весьма осторожно. Кончилось то время, когда я мог узнавать в поезде обо всём, что творится в стране. Отныне попутчики хотели говорить со мной только о спорте. А мне уже надоело рассказывать о штанге.
Мне в вагон то и дело приносили газеты со статьями о чемпионате мира. Показали и журнал „Спортивная жизнь России“, где я был изображён в цвете на всю обложку. Я знал, что этот снимок протолкнул знакомый журналист.
Мне всё это не нравилось, но что поделаешь: я оказался единственный шахтёром-штангистом, ставшим чемпионом мира.
В поезде у меня всегда наилучший сон. Иногда я спал по 12 часов и более. В тот раз в купе со мной ехали одни торговые работники. Они, конечно, пили и делились друг с другом, как можно обогатиться наверняка. Один другому шептал по ночам, кому нужно дать денег на лапу и каким образом подстраховать себя.
* * *
На следующий день после возвращения домой я получил свой багаж. Теперь мы выкинули спинки у кровати, которые я сделал ещё в 1948 г., и наша спальня стала смотреться вроде бы лучше.
На шахте меня ждали. После профсоюзного собрания я вкратце рассказал о чемпионате мира. На собрании выступил мой старый знакомый Яков Скударнов. Он категорически выступил против моего переезда в центр города.
- Мы, считай, Рудольфа воспитали, а теперь Москва эксплуатирует его, как только может. У меня подрастает второй сын Сергей - крепкий мальчишка. Я хотел его отдать Рудольфу, а он теперь, видишь ли, всё больше в отъезде. Вот я и спрашиваю себя и вас: какой прок нам, шахтёрам, тратить деньги на большой спорт, на воспитание чемпионов? Они потом уезжают и оставляют нас.
На том собрании с Яковом сцепился физрук нашей шахты Масалович.
- Скударнов вводит нас в заблуждение, - сказал он, поглядывая в президиум, где сидел наш главбух. - Шахта никогда не сохраняла Плюкфельдеру зарплату, мы только выдавали ему справки о среднем заработке. А сейчас Рудольф на стипендии, то есть ему платит Москва. Зал у нас открыт для всех желающих, однако твой старший сын, Яков, никаким спортом не занимается. А сам ты - заядлый охотник, но взносы в общество охотников не платишь. И вообще общественными делами не занимаешься, у тебя на уме только твоя машина.
Зал встретил выступление Масаловича с восторгом.
Мне задали традиционный вопрос: какие планы на будущее? Я ответил:
- В декабре пройдёт чемпионат СССР, хочу хорошо там выступить.
- А что значит “хорошо”? - спросил из зала один остряк.
Я объяснил, что для меня это означает выступить с мировыми рекордами. Концовка вечера всех воодушевила.
Вскоре мы с Валентиной навестили на нашей машине тетю Эмму, сестру моего отца. Заехали и к дальним родственникам, нашим однофамильцам. Мне удалось немного рассеяться и позабыть о штанге.
Сибирская осень очень здоровая. Земля прогрета солнцем, пахнут переспевшие травы, уже прихваченные холодом. Подойдёшь к косогору, остановишься лицом к ветру и тихо, глубоко дышишь. В октябре картофель уже убран, по полям везде накатана колея.
Земля Кузбасса чернозёмная. Здесь много курганов, будто на ровном месте взбухла пуповина земли. Местные старожилы - чалдоны, кержаки, шорцы, сибирские татары - говорили, что раньше Сибирь производила уйму мяса. Здесь попадались стада по 1000 голов, а то и до 5000 голов, и горы навоза превратили всю окрестную землю в чернозём.
Мы с женой, не доезжая до Киселёвска, часто сворачивали с асфальта в направлении Карагайлы и Кутонова. Здесь можно увидеть всю прелесть нашей природы, то разнотравье, которое выдала земля за короткое лето. Я рассказывал жене:
- Вон пашет трактор. А справа от него раньше стояла будка трактористов. Помнишь, Валя, я ездил на мотоцикле в тайгу за породистыми поросятами? Купил двух поросят, посадил их в ящик на заднем сидении, но заблудился. Поехал на свет трактора, и тракторист приютил меня вот в этой самой будке.
Такие поездки с женой приносили мне наслаждение.
Стр. 822-823 img 1152
Да, я уже 20 лет жил в Сибири. Срок немалый, вроде можно было и умереть здесь. Но мне все казалось, что когда-нибудь настанет день и нам, немцам, скажут: „Езжайте на свою родину, откуда вас выслали, занимайте ваши дома“. Дома эти стояли на своих местах, в жили другие люди.
Время высвечивает правду, но этим людям до сих пор не сказали, что мы ни в чём не виноваты. Или всё-таки виноваты - те наши предки, что когда-то легкомысленно сбежали со своей родины, из Германии? Не за этот ли грех нас взяли в государственные заложники?
- Ну что ты разворчался, Рудольф! - сказала жена. - Не ты один такой в Сибири.
Мы свернули вправо и поехали через афонинский спецпосёлок. Между собой его называли „кулацким посёлком“. Вокруг стояли большие дома, большие деревья, высокие ворота, громко лаяли собаки.
- Давай заедем к глухонемому Мише, я его в своё время женил, - предложил я.
Мы приблизились к Мишиному дому. Игравший у дома мальчишка сказал, что папа уехал на велосипеде. Я показал ему, как меня обозначают глухонемые: ткнул себе в грудь и пальцем провёл по ней круг.
- А, я знаю: вы - штангист, - догадался мальчишка.
Он вихрем помчался в хату, достал из альбома фотографию и показал нам:
- Вот тут вы с папой. А мама скоро придёт.
Да, подумал я, Миша хоть и глухонемой, но очень жизнестойкий человек. И всё благодаря людям, которые ему помогают. Я когда-то приметил для него жену в далёкой тайге и теперь почувствовал себя счастливым от Мишиного счастья. Я передал Мише большой привет, и мы поехали дальше. Знак, которым Миша обозначал меня, знали глухонемые даже в Москве: я выступал перед ними, когда тренировался на сборах.
Мы заехали на шахту. По пустому мехцеху слонялся дежурный электрик Литвинов, мой бывший сменщик. Как он обрадовался встрече! Литвинов сказал, что наш Терентьич, начальник цеха, скоро придёт, и расспросил меня о моих делах.
- Шахта получила новое оборудование, вот монтируем, - рассказал он. - Крышку ртутника поднимаем теперь втроём и вспоминаем, как ты поднимал её один. А помнишь, как намок коллектор от электровоза и ты на себе унёс его в калориферную сушилку?
Как не помнить! Альянах (это что существо? Откуда оно взялось? – Сост.) дал мне тогда два дня отгула.
Шахта стала мне родным домом, хотя родился я совсем не здесь. 20 сибирских зим и лет что-нибудь да значат. А теперь мне были открыты все пути-дороги - но только не дорога к отчему дому.
Пришёл А.Т.Клышко, который стал для меня как отец родной. Я знал: он меня всегда ждёт, чтобы услышать о моих спортивных проделках. Сам Клышко рассказывал мне о Яше Скударнове или о приключениях нашего охотника Климушина.
Мы зашли втроём в шахтёрскую столовую, Терентьич заказал нам с Валентиной здешнее фирменное блюдо - гуляш, а себе - поллитру водки.
- Что вы, я же за рулём, - сказал я бывшему шефу.
- Ну и что? - возразил он. - Я тебе и не наливаю.
Клышко поставил на стол три гранёных стакана, деловито налил себе полный - 250 грамм, а в наши с Валей чуть плеснул.
- Давай, Рудольф, я чертовски хочу есть, - сказал он.
Через два часа А.Т.Клышко осушил бутылку и съел три порции гуляша. Стало темнеть. Мы подвезли этого доброго человека до его дома.
Александр Терентьевич ничего особенного в жизни не делал, раба из себя не выдавливал, для людей всегда оставался простым, как сибирский валенок. Люди были у него на первом месте. Он никогда не выходил из себя, отличался собранностью, не считался со временем. Работала шахта и ребят устраивал заработок - он радовался. При нём у нас в цехе трудились разные люди. Но даже самые сволочные работники не повышали на него голоса. У него всё шло чётко.
Сегодня Клышко рассказал, почему в своё время перевёл меня в дежурные электрики:
- Во-первых, я учёл, сколько ты тонн поднимаешь после работы. А, во-вторых, дежурному электрику нужна твоя смекалка и сила. Силы в тебе, Рудольф, на двоих.
Мы распрощались и вновь увиделись с Терентьичем только в канун 1962 г., после чемпионата СССР в Днепропетровске.
Моя новая „Волга“ ехала бесшумно. Её крыша подгорела на пожаре, но я всё поправил. Ходовая часть не пострадала.
- А ты не хочешь заехать в клуб? - спросила Валентина. - Там ведь сейчас тренируются ребята.
Стр. 824-825 img 1153
- Да, заехать не мешало бы. Но я хочу на эту неделю полностью отключиться от штанги. Даже шума секции не хочу слышать. Начну тренироваться с понедельника.
На Калзагайском переезде мы простояли недолго, а вот на Томском переезде проторчали около часа. Эти огромные потери времени на Томском переезде и стали основной причиной того, что я в итоге покинул Киселёвск.
Как-то в горисполкоме я остановил главного плановика нашего города, и мы долго беседовали с ним о проблеме с Томским переездом. Главный плановик рассказал, почему никто не хочет идти на большие затраты и построить здесь объезд, признавал, что в нашем планировании бывают ошибки.
Когда вернулись домой, наши девочки обласкали нас. Мать уже тревожилась, что нас так долго нет.
У меня начались будничные поиски продуктов. Не обошлось без подключения большого начальства. Я брал мясо в ресторане по очень высокой цене, а о молоке договорился с одним частником.
* * *
Из Афонина пришли тревожные слухи, что А.Вахонин опять начал куролесить. В своё время я выхлопотал ему квартиру в хорошем и тёплом кирпичном доме от шахты № 5. Там жили также Иван Кошкин, Анатолий Тузов и Анатолий Коржов.
Я собрал наших основных штангистов и по-товарищески побеседовал с ними. Сначала речь шла о положении в нашей тяжёлой атлетике. Я рассказал, что некоторые титулованные спортсмены, которые сходят или уже сошли с большого помоста, рвутся к руководству сборной. Николай Малинин понимающе кивнул:
- Ты не думай, Рудольф, что они занимаются отсебятиной. Ими кто-то управляет.
Затем мы перешли к Алексею Вахонину, который присутствовал на нашем собрании. Я напомнил, с каким трудом мы перевели Лёшу из Белова к нам на шахту. Теперь Вахонин был как никогда близок к тому, чтобы победить всех „мухачей“ планеты. Потому что наша методика - передовая. Однако предстояло выполнить ещё немало кропотливой работы. Я привёл в пример успехи хабаровчан и сказал:
— Я прошу Лёшу не позорить своим поведением наш коллектив. Алексей теперь на стипендии, значит, ответственность на нём стала ещё больше. Находятся люди, которые ему наливают, чтобы потом над ним посмеяться. Таких примеров много. Я почему всё это объясняю? Вы ведь все участвовали в том, чтобы перевести Вахонина из Бабанакова к нам. Толик Коржов специально за ним ездил. Сколько неприятностей было у нас с Лёшей! Да и я как тренер всё делал для него. И теперь прошу вас, ребята: помогите мне в остальных делах. Например, в том, чтобы достать продукты для семьи Вахонина. Вы же видите, что Лёшу специально заводят куда-нибудь в забегаловку, чтобы там напоить. Лёша - простой рабочий человек, он не хочет, чтобы кто-нибудь имел повод сказать, что он зазнался. Но Лёша, увы, часто теряет контроль над собой.
Я спросил у Алексея, кого он хочет видеть в качестве опекуна. Вахонин назвал своего старого соседа Ивана Кошкина. Да, мы носились с Вахониным, как с куском золота. Потому что знали: он засияет новой тяжелоатлетической звездой.
Москва видела Вахонина только на помосте. Но о том, какая у него жизнь и во что нам обходится забота об Алексее, - об этом никто не знал.
Я видел: Вахонин проделал всю необходимую объёмную работу, причем куда более качественно, нежели я. У меня болели то спина, то ноги, то желудок. А Алексей даже не знал, что такое боли в спине или в коленях. Здесь нужно отметить: всё, что я ему планировал, он выполнял очень старательно. Поэтому я скрупулезно взвешивал его тренировки, вычерчивал их на графиках. Теперь пришёл результат. Но из-за Лёшиной неорганизованности всё могло сорваться. И тогда все наши с ним труды пропали бы. А это немало: 4 года работы над базой в полном объёме.
Вахонин должен был остаться в весе 56 кг. Поэтому методику тренировок пришлось строить так, чтобы они работали на взрывную силу, а не на тягучую силу вола.
Кажется, выступления ребят помогли мне убедить Вахонина, что он принадлежит не только жене или сыновьям, но и обществу, которое много дало ему взаймы и которому он должен это отработать.
* * *
Стр. 826-827 img 1154
У меня в кармане лежал вызов на нас с А.Вахониным: прибыть к 23 октября 1961 г. на Подольскую спортбазу. Тренеры И.З.Любавин и A.C.Медведев проводили сборы ЦС ДСО „Труд“ для подготовки к лично-командному первенству СССР. Я поговорил на эту тему с Валентиной. Она сказала:
- Рудольф, ты же совсем не бываешь дома!
Я сам много размышлял на эту тему. Кого винить в моей порочной привязанности к спорту? Мне встречались в дороге люди, возвращавшиеся домой раз в год, а то и раз в два года. Такая уж у них была профессия. Как бы оправдываясь, я ответил жене:
- Валя, ты думаешь, мне легко? Но теперь пошли результаты, и что же - всё бросить и вернуться на шахту электриком?
Мать, услышав, о чём мы говорим, вмешалась в разговор:
- Ты как твой отец. Он всё отдавал коллективу, работал на общество. И что? Расстреляли как собаку. Отец, как и многие другие, попал в сталинские жернова. Возьми нашего Володю, которого расстреляли точно так же. Ему ведь было всего 18 лет, и он ещё ничего не принёс ни обществу, ни себе.
Мать съежилась, сидя на кухне. Я говорил с ней, но она будто оглохла и окаменела, уставилась глазами в одну точку. Мне даже показалось, что она сошла с ума. Валентина махала мне рукой: мол, пойдём. Нет, подумал я про себя. Я встал перед матерью на колени и тихо сказал:
- Мама, у нас в доме в каждой квартире живут родственники „террористов“. У них у всех Сталин кого-нибудь расстрелял или уморил голодом.
Мать положила мне руку на голову. Слёз у неё не было, она их давно выплакала. Осталась только тихая ноющая боль и горькие воспоминания.
Я поднялся на ноги и вздохнул. Слава богу, с матерью всё было в норме. Я ласково прижался к ней, и она сказала:
- Всё равно, Рудольф, в России ты чужой. Знаю: ты хочешь что-то доказать всем назло. Но кончишь ты тем же, чем кончают все российские немцы. Скажешь, во всём виноват разбойник Гитлер? Нет, наши предки тоже виноваты. Ну да ладно. Ты ведь с детства хотел идти в цирк. Чему тут удивляться, Валя? Может, через год-два он наконец остынет и останется дома.
- А я думаю, что он нас будет удивлять ещё минимум 5-7 лет, — откликнулась жена.
Я сел писать план тренировок. Вскоре со школы пришла наша старшая дочь Ольга и сразу же сказала:
- Папа, я хочу у тебя кое-что спросить.
Я отодвинул план в сторону: с детьми удавалось общаться совсем мало.
- Сегодня учительница спросила, какое у тебя, папа, образование, - продолжала дочь. - Я сказала, что ты учился в 10 классе но потом мы хотели уехать в Ереван и ты учиться бросил. А ещё я сказала, что ты электрик и имеешь права на вождение машины и мотоциклы. И что ты закончил специальные курсы, чтобы оказать первую помощь, если кого-нибудь ударит током или если человек потеряет сознание от несчастного случая. Помнишь, как под нашу машину попал мальчишка?
- Да, помню.
- У нас тогда ещё „Победа” была. Ты вытащил ему язык, и он ожил. Учительница сказала: „У твоего отца была трудная жизнь, он пережил войну. Но годы идут, и сейчас ему нужно учиться. То есть закончить 10 классов и поступить в институт физкультуры. Заслуженный мастер спорта без образования - никто. Вон у нас учителя физкультуры играют себе с учениками, но они учились в институтах и потому получают столько же, сколько и учителя математики. Ты уж, Олечка, повлияй на своего отца. Он теперь дважды чемпион мира. Может, ему хватит жить без образования? Или твой папа хочет работать электриком на шахте, как раньше? Если так, то ты ему отсоветуй. Чемпион мира и в то же время электрик - это плохо совмещается“. И ещё учительница спросила, сколько ты зарабатываешь. Я сказала, что немного, но наша мама сама шьёт, а мы ещё должны за „Волгу“. „А разве машину отцу не подарили?“ - спросила учительница. Нет, ответила я, нам дедушка, мамин отец, занял деньги, и скоро мы рассчитаемся. Учительница сказала: „А мы-то в школе думаем, что чемпионы мира - очень богатые люди. Я вижу, Олечка, ты одеваешься скромно. Может, твои родители прижимистые?“ Я ответила: „Нет-нет, папа и мама хорошие“. „Ну ладно, - сказала учительница, - я как-нибудь к вам зайду.“ Вот так, папа. Валентина Ивановна хочет, чтобы ты учился.
- Да, Оля, твоя учительница права. Но прошедшие Олимпийские игры я, как ты знаешь, завалил, и теперь хочу выиграть следующие Олимпийские игры. Они пройдут уже в 1964 году. Вот после них я и начну капитально учиться. Обещаю это тебе, Олечка. Но только при условии, что и ты будешь хорошо учиться. Договорились?
Стр. 828-829 img 1155
Вот так я влип! У меня ведь на уме были одни ученики: Вахонин, Малинин, Коржов, Кошкин, Ащеулов, Черентаев, глухонемой Виталий Бедарев. Как же выкроить время на собственную учёбу?
Я застонал. Лёг грудью на письменный стол, закрыл глаза. Как неправильно я живу! Анализирую, собираю материал о тренировках. Скоро конец года - накоплены интересные данные. Хорошо, когда точно знаешь, чего делать нельзя, что можно и что нужно. Но время меня опережает. Мой опыт, полученные мною данные уже не для меня, они для молодых.
Разве мой стиль годится для мировых рекордов? Однако меня переделывать поздно. Лучше я наберу молодых парней, и они в два раза быстрее меня станут чемпионами мира. То-то они будут мне благодарны! Ну-ну, сказал я себе, вот размечтался шахтёр с киселёвской шахты № 4-6!
В новой квартире наша жизнь стала выглядеть уютней и веселей. У девочек теперь появилась своя комната, там они устроили больницу. На игрушечных кроватях лежали куклы - белые, смуглые и даже одна чёрная – африканка. Она всё время болела малярией. Ольге было 10 лет, Лиле 7 лет. Под ногами у них путалась трёхлетняя Лида. Они обитали в своём мире, мы им не мешали.
Я опять собрал чемоданы, жена написала мне заказы. Перед отъездом мы с Валентиной навестили на машине её отца. Я повидал многих людей и в горе, и в радости. Но чтобы кто-то умел радоваться так, как мой тесть, я ещё не видел.
Мать Валентины очень любила сына Володю, которого она родила вопреки мужу. У Володи было трое детей, и когда его жене стало трудно с ними управляться, мать перешла жить к сыну. Тесть месяцами жил в одиночестве. Работал, сам себе варил, штопал носки и латал штаны.
Моими планами ни тесть, ни Володя не интересовались. Они понимали, что я занимаюсь таким делом, которое неприменимо в обычной жизни. Для чего нужно поднимать штангу, они не понимали. Но говорили: мол, если государство поощряет, то пусть Рудольф ворочает эту шлангу! Володя, вспоминая об аварии на шахте, иногда хвалился мне:
- Если у меня не было бы столько силы, я тогда погиб бы. На меня свалилось больше двух тонн кровли. Я упёрся руками в стены и упорно держался. А уголь всё сыпался на меня. Когда руки не выдержали, я упал, но руками уже создал вокруг себя воздушное пространство. В этом маленьком пространстве я и дышал, пока ребята меня не откопали.
Володя считал, что курсовой учебный комбинат для шахтёров работает плохо и не учит их тому, как обезопасить себя. До того, что Володя предпринял при аварии, он додумался сам.
И вот мы нагрянули к тестю с нашими дочками. Он просиял и показал свои новые изделия: деревянные ковши разного размера для бани. А затем накормил своей традиционной жареной картошкой с яйцами и изумительным салом, нарезанным кубиками. Из холодных закусок подал капусту, засоленную с яблоками.
Посещения тестя были самыми счастливыми минутами в моей жизни. Он ни к кому не лез в душу, не давал никаких рекомендаций. О политике не говорил. Часто рассказывал, как его когда-то донимали на работе насчёт того, чтобы приписать угля. Подпив, переходил с немецкого на привычный украинский. К вечеру мы успевали наговориться так, что пухли уши.
На прощание тесть нагрузил нам в машину тыкв, фасоли и солёных яблок - всего понемногу.
* * *
Когда мы сели в машину, я вспомнил про Алексея Вахонина. Через день нам с ним нужно было отправляться на сборы в Подольск. Вахонин жил недалеко от моего тестя, и я решил заехать к Алексею и напомнить, чтобы он подготовил необходимые документы.
Дверь нам открыла Зина, жена Вахонина. На меня хлынул поток перегара, смешанного с дымом дешёвых сигарет. Вовсю играла гармошка: это Вахонин наяривал сибирские частушки. Я объяснил цель своего визита и спросил: кто это там у Алексея?
- Это штангисты из Белова, - похвасталась Зина, - Лёшины воспитанники.
Ну вот, подумал я, мой ученик стал тренером. Значит, у меня растёт то ли конкурент, то ли сменщик. Что ж, это в любом случае можно только приветствовать.
Я зашёл в комнату. В ней устроили настоящий свинарник. Увидев меня, Вахонин будто протрезвел.
Отправлено: 05.11.15 20:12. Заголовок: Следующий - предпосл..
Следующий - предпоследний - отрывок из книги начнётся так:
"Стр. 830-831 img 1156
- Вот, Рудик, это мои ученики из Бабанакова, - сказал Алексей. - Они хотят у нас тренироваться.
Все четверо учеников, лежавшие вокруг стола, встали. Вахонин представил их:
- Вот Г.Попков, С.Черепанов, И.Сергеев. А этого забыл, как зовут... да, В.Черепицын.
- Значит, будем создавать вахонинский коллектив, — констатировал я. - Но, как я понимаю, пить вы тогда не будете?
- А мы что – разве пьём? - возразили все в один голос, еле шевеля языками.
- Разве я говорил, что вы пьёте? У вас здесь просто так душно, что немудрено отключиться.
Алексей вышел из-за стола, взял за руку Геннадия Попкова и подвёл его ко мне.
- Смотри, Рудик, какого чудо-человека мы заимели. Ну-ка, Гена, опустись в низкий сед.
Геннадий присел так низко, что коснулся задницей пола, потом продемонстрировал свою гибкость. У меня загорелись глаза. Я прощупал его суставы: вроде бы подходящие.
- Вот только у нас беда, - продолжал Алексей. - Гена неделю назад на Чумыше нырнул с берега, налетел на корягу и распорол себе живот, причём так, что вылезли кишки.
Да, Попков выглядел бледноватым.
- Как же ты не умер? - спросил я.
-Я затолкал кишки себе обратно в живот, и друг на мотоцикле привёз меня в больницу. Я еле доехал, сознание терял. Из меня вычистили грязь, правильно сложили кишки обратно и зашили.
Попков поднял рубашку и показал шов, начинавшийся от груди и заканчивавшийся ниже пупка. Ну и ну!
- Лёша, у меня в машине семья, - сказал я Вахонину. - Могу я надеяться, что ты послезавтра к 18 часам будешь на станции? Командировки и аванс на нас обоих я уже получил.
- Обязательно буду, Рудик.
На этом я их оставил. Жена и дети уже хотели идти за мной.
В понедельник Вахонин пришёл со своей свитой на тренировку. На них было весело смотреть, они много шутили. Геннадий Попков с разрезанным животом пытался прибавлять вес на штанге. Я не пустил: чтобы ему не пришлось ещё раз ехать в больницу с кишками в руках."
Отправлено: 06.11.15 12:48. Заголовок: По предпоследнему от..
По предпоследнему отрывку.
Вероятно, Власову уж очень хотелось сыграть "одну из главных ролей" в грандиозном фильме С. Бондарчука "Война и мир". Роль, понятно, Пьера Безухова. Не Наполеона же. И не Андрея Болконского.
Но участие в съёмках фильма потребовало бы от Власова не только противного ему умения притворяться - умения совершенно необходимого всякому лицедею - но и беспрекословной способности подчиняться. Диктатору-режиссёру.
Который просто замучил бы неопытного, а, возможно, и бесталанного Власова. Беспрестанно заставляя Юрия Петровича повторять нужные фразы, позы, "ужимки-прыжки" и, всякий раз, отчаянно вопя во всё горло "Не верю !!!"
Такая деятельность на протяжении целого года (если не больше), превратила бы Власова в неврастеника уже окончательного. Не в силах терпеть бесконечную пытку, своевольный Юрий Петрович, скорее всего, послал бы Бондарчука по известному адресу уже через месяц съёмок. А то и через неделю. Помимо прочего, ещё и потому, что Власову постоянно казалось бы, что играет он превосходно, а глупый мелочный режиссёр старается эту игру только испортить.
Но даже если и вынес бы Юрий Петрович адские муки - пришлось бы ему на долгий период забыть не только о любимом пауэрлифтинге, но и о литературных исканиях-самотерзаниях по ночам.
Что грозило потерей формы и в том и в другом. А молодость, как известно, на базаре не купишь. Ибо, к великому власовскому сожалению, невзирая на непогрешимость и гениальность, у Юрия Петровича точно так же "росли года", как и у всякого смертного.
Конечно, взамен рекордам и рукописям, профессор-тяжелоатлет получал восхитительную возможность пялиться на себя несравненного в эпохальном киношедевре, влюблённо восторгаясь красотой своих жестов, лица, мимики, голоса. С каждым просмотром влюбляясь в них всё больше и больше.
К тому же, после "Войны и мира", глядишь, и ещё пригласили бы Власова сниматься в киношедеврах. И не исключено, что стал бы тогда Юрий Петрович не только советской кинозвездой, но и советским секс-символом. И на международных кинофестивалях запросто общался бы он и с чарующей Джиной Лоллобриджидой и всякими остальными звёздами мирового кинозначения - это ли не жизнь, это ли не сказка ! Ещё и огромно оплачиваемая ! ЧТО в сравнении с этим жалкость-ничтожность рекордных-гонорарных грошей ?
Но сказке приключиться не привелось. Побоялся Юрий Петрович с наезженной сойти колеи. И правильно сделал. Синица в руках.... но эта синица оказалась покруче кинозвёздного журавля.
Ну, сколько, помилуйте, этих артистов на свете - сотни, если не тысячи - уже и в глазах от их изобилья рябит !
А вот чемпион, философ и литератор Юрий Петрович только один. Самый, самый, самый.... и всё применительно к одному человеку.
И ещё. Какой-нито новый "Бондарчук", через пару десятков лет, вполне мог снять новую версию "Войны и мира". Где Пьера Безухова играл бы совершенно другой артист. Свежий секс-символ и юное прелестное дарование. На фоне которого Власов как-то незаметно усох бы, скукожился и благополучно забылся.
Совсем иное дело - Власов в реальной, а не в альтернативной истории.
Кто это там - задастся вопросом каждый ценитель всемирной истории - сокрушил вечные мировые рекорды величайшего Пауля Андерсона ?
Правильно. Не какая-то орава атлетов, а исключительно и только единственный неповторимый Юрий Петрович !
А КНИГУ КНИГ сотворил в одиночку кто ? Орава писателей ? Отнюдь. Вновь и опять Юрий Власов.
Ну, а жизнь как она есть, была и будет - кто это там фундаментально осмыслил ? Жизнь во всех её многосложностях ?
Снова профессор-тяжелоатлет !
Страшно много свершений для одной-единственной личности. Но таков уж Юрий Петрович. Человек, рождающийся лишь раз в миллионы, а то и в миллиарды лет !
Поэтому, хвала Провидению, что не сошёл Юрий Петрович с предначертанной ему свыше дороги. А шагал по ней гордо и уверенно. Несмотря ни на что. ---------------------------------------------------------- Финалгон. Которым глупый массажист обмазал Рудольфа Владимировича с головы до пят. Да ещё и "штукатурным" слоем.
Читаем в интернете инструкцию по применению финалгона и убеждаемся, что массажиста следовало бы признать даже и не глупцом - скорее, агентом Коммуниста Никитовича. Ненавидевшего Плюка всеми фибрами непорочной марксистской души.
Хорошо ещё, что успел Плюкфельдер спастись. А то бы на Токийской Олимпиаде чемпионом в среднем весе стал бы кто-то другой. Любимец и протеже Коммуниста Никитовича.
Немного удивляет радушие генетически прижимистого "первого попавшегося " австрийца (читай, немца). Пустившего в свою квартиру абсолютно незнакомого психопата. Да ещё и позволившего ему отмываться в стерильнейше чистой ванне. Разве такое гигиенично ? Вдруг зловредный какой микроб... ? - и вот тебе и пожалуйста !
О подобных случаях наслышан я и в России. В прежние времена. Правда, психопаты просились в чужие квартиры не мыться - уж это чересчур ! - а только справить нужду. Малую или большую. Что и не удивительно. Если вспомнить хроническое отсутствие уличных туалетов в городах СССР.
Конечно, справить любую нужду можно было бы и в подъезде. Или же в лифте. Но иногда случались и особо культурные советские люди.
Один такой, по словам знакомых моих знакомых, попросился справить в их квартире нужду. После чего, напрудил цельный унитаз экскрементов и, забыв не только "спасибо" сказать, но и смыть за собой экскременты, облегчённо и радостно квартиру покинул. Побежав по своим делам. В ожидании следующей нужды. Большой или малой. И следующей гостеприимной квартиры, ближайшей к месту, где застигнет очередная нужда. ------------------------------------------------------- Приватизированные лавочки.
Что ж, дело происходило более полувека назад. Дебильная Европа была тогда ещё кристально чистой и правильной.
Уверен, ныне, от этой чистоты и следа не осталось. А ну-ка скажи хоть слово представителю одного из многочисленных пришлых народцев, наводнивших теперь Европу - как минимум окажешься фашистом. А также расистом.
Толерантность - нешто сами европейцы для самих себя её выдумали ? Нет, конечно.
А посему, "свободным" европейцам остаётся только терпеть. Постепенно растворяясь в пришлых "культурах". -------------------------------------------------------------- Крайне интересно разоблачение Плюка уважаемым Петром Николаевичем. Оказывается, Плюк победил "предельно облегчённого" Коно. Мало не полусредневеса.
Вот оно что ! ------------------------------------------------------------ Жуткая волосатость Назарова и Воробьёва.
Обычно, такие люди являются половыми гигантами. Однако, как ни злорадствует Плюк в отношении того же Коммуниста Никитовича - пока не привёл Рудольф Владимирович ни единого факта относительно воробьёвских неуёмных либидо-потенции. Заставлявшей Воробьёва бросаться на каждую юбку, изменяя на каждом шагу любимой Эльвиночке.
Может, объяснение кроется в том, что Коммунист Никитович все силы свои отдавал тренировкам ? Заедая их "витаминами" ?
Так ведь, подумать если, ещё и научной работой по самые уши загружен был Воробьёв ! К тому же - по те же самые уши - погряз в интригах!
Отчего Воробьёв, всего вероятнее, всегда был верен жене. Являя собой прекрасного семьянина. И как ни желал бы Плюк что-то измыслить - рука у него не поднимается возводить на "собрата по железному цеху" совсем уж откровенный поклёп.
"Отчего Воробьёв, всего вероятнее, всегда был верен жене. Являя собой пример прекрасного семьянина. И как ни желал бы Плюк что-либо измыслить - рука у него не поднимается возводить на "собрата по железному цеху" совсем уж откровенный поклёп.
Что ж, будем ждать продолжения захватывающих приключений Плюкфельдера - уникального атлета и тренера чемпионов.
Вы, помнится, написали, что свою биографию Рудольф Владимирович давным-давно уже написал. Дело лишь за "поимкой" завершающей части трилогии и за приведением её к надлежащему литературному виду.
И тогда прояснились бы многие белые пятна на истории советской тяжёлой атлетики 1960-ых-1970-ых годов. Как они вполне уже прояснились для годов 1950-ых. Ну, и (только) самого начала 1960-ых годов.
Отправлено: 07.11.15 23:55. Заголовок: Ну, а пока вот предп..
Ну, а пока вот предпоследний кусок книги Плюкфельдера:
Стр. 830-831 img 1156
- Вот, Рудик, это мои ученики из Бабанакова, - сказал Алексей. - Они хотят у нас тренироваться.
Все четверо учеников, лежавшие вокруг стола, встали. Вахонин представил их:
- Вот Г.Попков, С.Черепанов, И.Сергеев. А этого забыл, как зовут... да, В.Черепицын.
- Значит, будем создавать вахонинский коллектив, — констатировал я. - Но, как я понимаю, пить вы тогда не будете?
- А мы что – разве пьём? - возразили все в один голос, еле шевеля языками.
- Разве я говорил, что вы пьёте? У вас здесь просто так душно, что немудрено отключиться.
Алексей вышел из-за стола, взял за руку Геннадия Попкова и подвёл его ко мне.
- Смотри, Рудик, какого чудо-человека мы заимели. Ну-ка, Гена, опустись в низкий сед.
Геннадий присел так низко, что коснулся задницей пола, потом продемонстрировал свою гибкость. У меня загорелись глаза. Я прощупал его суставы: вроде бы подходящие.
- Вот только у нас беда, - продолжал Алексей. - Гена неделю назад на Чумыше нырнул с берега, налетел на корягу и распорол себе живот, причём так, что вылезли кишки.
Да, Попков выглядел бледноватым.
- Как же ты не умер? - спросил я.
-Я затолкал кишки себе обратно в живот, и друг на мотоцикле привёз меня в больницу. Я еле доехал, сознание терял. Из меня вычистили грязь, правильно сложили кишки обратно и зашили.
Попков поднял рубашку и показал шов, начинавшийся от груди и заканчивавшийся ниже пупка. Ну и ну!
- Лёша, у меня в машине семья, - сказал я Вахонину. - Могу я надеяться, что ты послезавтра к 18 часам будешь на станции? Командировки и аванс на нас обоих я уже получил.
- Обязательно буду, Рудик.
На этом я их оставил. Жена и дети уже хотели идти за мной.
В понедельник Вахонин пришёл со своей свитой на тренировку. На них было весело смотреть, они много шутили. Геннадий Попков с разрезанным животом пытался прибавлять вес на штанге. Я не пустил: чтобы ему не пришлось ещё раз ехать в больницу с кишками в руках.
Доверять А.Вахонину, что он приедет на вокзал, было рискованно. Я решил заехать за ним на машине.
Приехал и обнаружил, что у них все спят. Я одел Алексея и за шиворот повёл к машине. Теперь пришлось отогнать машину в гараж. Мы поужинали у меня и двинули на вокзал пешочком. Вахонин вспомнил, что Зина и его ребята тоже спали без задних ног.
- Вы что, весь день пили? - спросил я.
- Нет, мы крепко выпили только после обеда. Вот тогда и уснули.
- А ребята что же - так и будут жить у тебя?
- Нет, они должны уехать сегодня. Да Зина их выгонит!
Мы поужинали, и Валентина проводила нас на поезд. В поезде и вообще, когда мы оставались с А.Вахониным один на один, он был очень послушным и порядочным человеком.
* * *
Мы прилетели в Москву и сразу же поехали на Подольскую спортбазу профсоюзов. Заполнили анкеты и пошли прямиком в столовую. Вечером провели тренировку.
На сборах мы опять увидели знакомые лица. Снова прошла беседа на воспитательную тему - всё по плану. ДСО „Труд“ стало крупным спортивным обществом, и на сборы вызвали два состава. Поэтому приехало много новых ребят.
Мне пришлось зорко следить за А.Вахониным, чтобы он не начал пить. Но ребята из Иванова всё равно иногда ему наливали.
Вечерами все садились играть в карты. Организаторами здесь были Ромасенко и Ратинов. Из-за этого мне пришлось поволноваться, особенно когда уезжал в Москву старший тренер ДСО „Труд” И.З.Любавин. Иван Захарович не хотел оставлять надолго свою красавицу-жену.
Нам привезли новые костюмы и штангетки - атлетов нашего ведомства приодели перед лично-командным первенством СССР в Днепропетровске.
Нам предстояло ехать в места, знакомые мне по рассказам тестя: он до войны сидел в Днепропетровской тюрьме.
Стр. 832-833 img 1157
17 декабря 1961 г. мы выехали в Днепропетровск почти двойным составом. В связи с появлением двух новых весовых категорий прибавилось участников и в других командах. На чемпионат прислали заявки 210 спортсменов от 18 команд.
Громадная гостиница кишела штангистами. Все наши команды закрепили за производственными коллективами Днепропетровска. Дворец культуры имени Ильича оказался так набит болельщиками, что пришлось выставить на улицу динамики большой мощности. От Днепропетровска на звание чемпиона СССР претендовал только Эдуард Бровко. Но ему не суждено было выиграть у Виктора Ляха из Ростова-на-Дону.
Чемпионом в весе 52 кг стал Арнольд Хальфин из Львова с суммой 297,5 кг, вторым оказался Владимир Сметанин из Свердловска: 290 кг.
С А.Хальфиным я потом встретился в сентябре 1992 г. в Оксфорде, на чемпионате мира среди ветеранов. Я выиграл, выступая за Германию, Хальфин стал чемпионом, представляя США. Мы с удовольствием пообщались. Арнольд, работавший в Америке ювелиром, приехал на чемпионат ветеранов с молодой женой.
В весе 56 кг Алексей Вахонин нанёс Владимиру Стогову удар, неожиданный для представителей Вооружённых Сил.
Стогова тренировал Александр Иванович Божко. Если по правде, то нам с Вахониным повезло: Божко за все годы своей тренерской работы так и не нашёл ключей к повышению спортивного мастерства. В то время появлялось достаточно много научных статей по тяжёлой атлетике, во всех союзных республиках имелись институты физкультуры, включая московский ГЦОЛИФК, которые клепали кандидатов наук. Помню, Роман Павлович Мороз регулярно снабжал меня новинками по физиологии и биомеханике, работами Д.Донского. В чём дело, не пойму, но в тех благоприятных условиях у армейских атлетов, которые тренировались под руководством А.И. Божко, заметно затормозился рост спортивного мастерства.
На сборах я наблюдал за армейцами – но вовсе не для того, чтобы почерпнуть для себя что-нибудь новое. Мне хотелось понять, почему А.И.Божко рекомендует атлетам щадящие тренировки. Это ведь тупиковый метод. Но его же взял на вооружение и А.Н.Воробьёв. „Лучше встать из-за стола, немного не наевшись, чем переесть“, - этими словами они, помню, пичкали и меня. Как вызвать в организме стресс, чтобы он начал сопротивляться и искать в себе резервы, - такого рецепта у них не было.
Сначала в нашей тяжёлой атлетике всё крутилось вокруг старой киевской школы, потом штангисты хлынули из Киева и из Ленинграда в Москву. Но идеи остались теми же - лучше недотренироваться, чем перетренироваться. Мне, можно считать, повезло: я смог выдержать свои нагрузки и не соблазнился пойти на поводу у Воробьёва и у Божко.
Надо отдать должное A.C.Медведеву: он никогда не утверждал, что в этом отношении я неправ. А характер у Медведева не из лёгких. Он лишь один раз в жизни поддался Воробьёву. „Поддался“ - слово из борьбы: нужно спровоцировать соперника на приём и тут же резко провести контрприём. Помню, когда я боролся, то „бедрил“ налево, затем выжидал, когда соперник переместит ногу для защиты, и в этот момент проводил приём направо. В результате такого движения мой соперник рисковал оказаться на лопатках. Так вот, Медведев мог поддаться, уступить своим принципам только из стратегических соображений.
Я ещё напишу, что произошло между мной и А.Медведевым в Сочи в 1965 г. А в тот период, о котором идёт речь здесь, я делал то, что подсказывали мне совесть и опыт, особенно с учётом моей неудачи в Риме.
Всё, о чём я сейчас написал, связано с ростом спортивного мастерства А.Вахонина и В.Стогова. Со Стоговым мы познакомились давно. Я восхищался его мощными ногами. Глядя на них, некоторые врачи даже думали, что у него водянка. Крепкая спина, более-менее нормальное включение, то есть распрямление в локтях. Правда, в последнее время Стогов жаловался, что локти у него болят.
Я предполагал, что В.Стогов за несколько лет поднимет сумму в троеборье на большую высоту. Но затем, понаблюдав за щадящими тренировками ведущих советских „мухачей“, пришёл к выводу, что наш Вахонин их всех скушает. Спортсмены сборной СССР настолько запустили объёмную работу, что их узкие места в будущем были видны мне уже тогда.
Поэтому ещё за пару лет до описываемого момента, гуляя однажды вечером со Стоговым, я сказал ему:
- Вы, „мухачи“, обречены. Вы попали под каток моего Вахонина.
- Почему это?
- Он вас догонит на объёмной работе, не снижая нагрузок. А ты, Володя, уже два года, как снижаешь нагрузки.
Стр. 834-835 img 1158
Стогов воспринял мои слова серьёзно.
- Но разве я делаю что-нибудь неправильно? - сказал он. - Я ведь выполняю все планы тренера.
- А разве ты за столько лет не изучил себя? Ты давно уже должен работать самостоятельно. Вахонин этого не может, у него от природы с логикой не в порядке, но ты-то без пяти минут полковник.
Встретив А.И.Божко, В.Стогов при мне сказал ему:
- Вот тут Плюк говорит, что мы, „мухачи“, обречены, что его Вахонин, мол, обязательно нас скушает. Потому что, мол, у нас неправильная методика тренировок.
Божко внимательно посмотрел на Стогова и ответил:
- Володя, у тебя уже есть хорошая квартира в Москве и „Волга“, а скоро ты получишь повышение звания. Чего тебе ещё надо? О какой методике ты говоришь? Это сибирякам нужно доказывать то, что мы давно уже всем доказали. Вот такая диалектика, Володя.
И вот теперь моя “диалектика” коснулась В.Стогова вплотную. Он вспомнил мои слова, когда в Днепропетровске они с А.Вахониным подняли в рывке одинаковый вес: 102,5 кг. До этого Стогов выжал 107,5 кг, а Вахонин - 105 кг. После рывка Володя посмотрел, как я разминаю Вахонина, и спросил:
- Это он, что ли, вобьёт последний гвоздь мне в гроб?
- Володя, я предупреждал тебя об этом ещё два года назад, - пожал плечами я.
- Да, я помню, Рудольф. Ну что ж, давайте посмотрим...
А.Вахонин толкнул 135 кг и стал чемпионом СССР с суммой 337,5 кг. В. Стогов занял второе место - 335 кг, остановившись в толчке на весе 130 кг. Степан Ульянов, мой милейший друг из Алма-Аты, вынужден был довольствоваться третьим местом, уступив Стогову по собственному весу, хотя выиграл жим - 110 кг. Вот такая простая арифметика.
У этих троих атлетов была совершенно разная социальная обеспеченность. С людьми из Вооружённых Сил в данном отношении не мог тягаться никто.
В весе 60 кг выступал добродушный талантливый атлет Евгений Минаев из Клина, также находившийся под опекой А.И.Божко. Набрав в сумме 365 кг, он выиграл с большим отрывом. Вторым стал Михаил Медведев из Ленинграда - 352,5 кг, третьим - Евгений Кацура с суммой 350 кг.
Е. Кацура, впервые появившийся на всесоюзном помосте, показал тогда относительно невысокий результат. В дальнейшем он быстро прогрессировал, но затем трагически погиб. Но об этом я напишу позже.
В весе 67,5 кг выиграл Сергей Лопатин – 405 кг. Вторым стал Владимир Каплунов, уступивший по собственному весу, третьим - Виктор Бушуев с суммой 395 кг.
В Риме Бушуеву хватило 397,5 кг, чтобы выиграть Олимпийские игры. Вот насколько поднялась планка всего за год! Счёт шёл на дни.
Прошлогодний олимпийский чемпион едва зацепился за третье место. Так бывает, если не наработана база. В этом и состоял секрет моей методики. Она тяжёлая, но верная. Без базы долголетие в спорте невозможно.
В весе 75 кг на помосте появился никому не известный атлет из украинского города Ровно Михаил Хомченко. Будто выскочив из-за поворота, он сразу же стал чемпионом с суммой 425 кг.
Другой неожиданностью явилось выступление Анатолия Жгуна из Великих Лук с его замечательной техникой рывка. Она влезла мне в душу, я запечатлел её в голове и после соревнований каждые два-три часа, закрывая глаза, мысленно пересматривал движения Жгуна. Впоследствии я передал эту технику Давиду Ригерту.
А.Жгун стал вторым с суммой 422,5 кг. Очень жаль, но лет через десять Анатолий Жгун повесился в своей квартире в Великих Луках.
Третьим стал ещё один олимпийский чемпион 1960 г. — Александр Курынов. Саша был атлетом от бога, он играл со штангой. Курынов не отличался фанатизмом и, как выяснилось, поднимал штангу не на прочной базе подготовки, а на нервах. В этом отношении, как я уже упоминал, мы расходились во мнениях с А.Воробьёвым. Александр Курынов был любимцем Воробьёва (но позже я расскажу, с каким гневом Саша позже обрушился на последнего). В Днепропетровске же „аккумулятор“ Курынова подсел, а нервишки вытянули только на 420 кг.
К сожалению, после олимпийского успеха у Саши появилась и неоправданная самоуверенность. В сентябре 1961 г. в Вене Курынов стал чемпионом мира с суммой 435 кг. А всего через три месяца попал в советские тяжелоатлетические жернова - и его сумма упала сразу на 15 кг.
Стр. 836-837 img 1159
Подошло время соревнований в моей весовой категории 82,5 кг. 23 сентября, ещё не отойдя от летних нагрузок, я набрал на чемпионате мира в Вене сумму 450 кг. В мире мне тогда не было равных, и я позволил себе поднагрузиться, не сомневаясь, что выиграю и с таким „гандикапом”.
В то же время я знал, что со стороны советских штангистов возможен подвох, что их надо опасаться, что в Союзе моё преимущество не выглядело подавляющим. Поэтому я срезал себе перед чемпионатом СССР объёмную нагрузку на 30%.
К тому меня вдохновляло то, что Днепропетровск - рабочий город. Здесь мы соревновались в такой праздничной атмосфере, будто настал Первомай. Кроме того, мы впервые выступали на помосте из сплошной фанеры толщиной 15 мм. У меня как раз имелась проблема: обычные в то время ребристые помосты мешали мне при постановке ноги назад в низких “ножницах”. А тот ровный фанерный днепропетровский помост оказался просто чудом. Словом, после снижения тренировочных нагрузок я был готов в той обстановке пройтись по мировым рекордам.
С жимом я на внутренних соревнованиях всегда испытывал затруднения. Так что здесь соперники могли меня подловить. Такого классического жима, как, например, до войны, в наше время уже никто не показывал. Но название движения осталось прежним. И теперь если требовалось засудить какого-нибудь атлета, то с ним это делали именно в жиме. Правда, в последнее время я много работал над жимом и реабилитировал себя в глазах наших судей.
В Днепропетровске мне удалось выжать 145 кг, вырвать 140 кг, а в толчке поднять 177,5 кг. Соревнования я закончил с тремя мировыми рекордами и с суммой 462,5 кг.
Мне хотел дать бой Фёдор Богдановский (Вооружённые Силы, Ленинград). Я хорошо знал Федю, его поведение заставило бы сражаться с ним в полную силу любого спортсмена. Но он стал вторым с суммой 440 кг. Юра Расчёскин из Ташкента набрал в сумме 435 кг и стоял на пьедестале почёта на третьей ступеньке. Раньше все пророчили, что Расчёскин вытеснит меня. Но мне везло: его тренировал всё тот же А.И.Божко. Для меня так и осталось загадкой, почему узбекский тренер доверил ему Расчёскина.
Я, конечно, очень радовался, что стою в педагогике на верном стратегическом пути. К тому времени я нащупал много секретов. Правда, ко мне они были почти неприменимы, поскольку я применял для своих уходов „ножницы”. Всё это заработало в будущем, в „разножке”.
В весе 90 кг готовился к бою днепропетровец Эдуард Бровко. Но, показав результат 450 кг, он, как я уже упомянул, проиграл ростовчанину Виктору Ляху, набравшему в сумме 457,5 кг. Третьим стал Василий Пегов из нашего общества „Труд“ - 447,5 кг. Оконфузился А.Воробьёв: символ советской тяжёлой атлетики завершил свою спортивную карьеру с нулевым результатом.
Красивые атлеты вышли на помост в новой весовой категории - 110 кг. Чемпионом СССР стал мой друг из Свердловска Роберт Шейерман (Вооружённые Силы): 155+140+182,5=477,5 кг. Вторым оказался Сергей Ромасенко („Труд“, Куйбышев): 150+140+180=470 кг. Третьим стал бывший метатель диска москвич Виктор Поляков (Вооружённые Силы) - 140+145+175=460 кг.
С Виктором Поляковым у меня в дальнейшем сложились хорошие отношения. Я нашёл в нём много разумного, и наше сближение казалось мне закономерным: достойное тянется к достойному. Однако добрые отношения, как я уже упоминал, у нас сложились, увы, только на словах.
Когда на меня не по моей вине обрушились беды со стороны нашего руководства, никто так и не отважился заступиться за такого подозрительного человека, как я. Все ограничилось лишь стонами и демонстрацией возмущения при личных встречах со мной. Сам я поступил бы иначе.
В.Поляков работал в закрытом заведении, и заступничество за меня могло стоить ему работы. Я это понимал. Так что Виктор - порядочный спортсмен, он действовал в открытую. Из него можно было бы сделать великого атлета. На это требовалось только время.
В последний день соревнований зрители набились в зал так, что, казалось, они разнесут всё здание. Спортсмены тяжёлой категории выступали во главе с самым сильным человеком планеты Юрием Власовым. Юра завесился на 126,8 кг, а Леонид Жаботинский, молодой и весёлый, неунывающий атлет из Харькова, - на 141,2 кг.
Завесившись, Жаботинский разговорился с ребятами и куда- то с ними ушёл. Харьковчане, бросившиеся на его поиски и едва наконец отыскавшие, ужаснулись:
- Лёня, тебе ведь ещё выступать!
- Ой, ребята, а я-то думал: завешусь - и можно идти домой, - с улыбкой развёл он руками.
В общем, нервы у Жаботинского были железные.
Стр. 838-839 img 1160
В итоге абсолютным чемпионом СССР стал Юрий Власов - 180+160+210=550 кг. Вторым оказался двадцатитрёхлетний Леонид Жаботинский - 170+150+180=500 кг. Таким образом, на Украине появился первый пятисотник - неплохой подарок республики всесоюзному спорту! Третье место занял Юрий Вилькович из Ашхабада (собственный вес 123 кг) - 162,5+137,5+185=485 кг. Юра Вилькович после этого перестал прогрессировать и уехал в Америку.
36-й лично-командный чемпионат СССР, завершившийся 22 декабря 1961 г., стал одним из самых значительных спортивных событий в моей жизни. А организация соревнований оказалась вообще выше любых похвал.
На том чемпионате прошёл первый сигнал со стороны молодого Леонида Жаботинского. Юра Власов не обратил тогда на этот сигнал особого внимания. Но я записал себе, что Жаботинский - весьма опасный соперник для Власова. Это машина! - шепнул я себе под нос.
Я не мог понять: почему на Л.Жаботинского не обращает внимания и Сурен Петросович Богдасаров, тренер Ю.Власова? Моё напоминание по этому поводу даже вызвало у него раздражение. Может, оттого, что рядом стоял Юра?
После Австрии, где мы с Ю.Власовым много беседовали, с ним что-то произошло. В конце концов я понял, что штанга отошла у Власова на второй план. Он всей душой погрузился в писательский мир. Бывало, говоришь с ним, а он явно думает о чём-то о своём.
* * *
Вечером мы с Виктором Ляхом прогулялись по Днепропетровску. В гостинице ко мне подошёл новоиспечённый чемпион СССР Михаил Хомченко - симпатичный розовощёкий парень, как видно, не измождённый нагрузками, свежий, будто только что пущенная в хождение монета.
- Хочу к вам, Рудольф, в вашу команду, - сказал он.
- Тебе придётся у нас трудно, - возразил я. – Мои ученики работают на шахте и тренируются.
- Другие ведь выдерживают, почему же я не выдержу?
Нас окружили друзья Михаила, они внимательно ¬слушали наш разговор. Мне показалось, Хомченко хочет что-то выторговать для себя. Я взял его под руку и отвёл в сторону.
- Михаил, ты просто шутишь или это у тебя серьёзно? - спросил я. - Ты ведь готовый атлет, у меня тебе делать нечего.
- Я так не считаю, - возразил он. - Удержаться на высоте всегда очень сложно. Нет, Рудольф, я не шучу. Я знаю, что на Украине мне теперь создадут все условия. Но результаты в моём весе поднимутся, а я и мой тренер сами вряд ли сможем за ними угнаться.
Я рассказал М.Хомченко, что собираюсь уехать из Сибири куда-нибудь на юг:
- Может быть, домой на Украину, может, на Кавказ, я ещё не знаю. Но зато я знаю, что ты справишься и без меня.
Михаил записал мне свой адрес и с тревогой сказал, что он не справится. Через 3 года он попытается попасть в мою команду в городе Шахты Ростовской области. Михаил Хомченко был очень талантливым атлетом. А его предвидение, что он один не справится, оказалось верным.
Гостиничный ресторан гудел от гостей. Когда я туда вошёл, меня окружили армяне.
- Давай, Рудольф, к нашему столу!
Однако я искал А.Вахонина. Нашёл его уже в подпитии, но, к счастью, в своём уме. Мы с ним поужинали, даже выпили по 200 грамм вина за его победу.
Назавтра нам предстояло уезжать, и я знал, что если не вытащу Вахонина из ресторана, то он опять может не прийти на вокзал. Вахонин запросто мог зайти к кому-нибудь и сидеть там или спать. О том, что пора возвращаться, он напрочь забывал.
Вот таким он был, мой ученик-силач. Да, штанга покоряется только сильным людям. А чтобы такой сильный человек появился, нужно сочетание многих трудновыполнимых условий. Нормальным людям может показаться: мол, что тут особенного? Но нормальные люди и не поднимают штангу ненормального веса.
Мы в своём коллективе решили, что за Вахониным стоит поухаживать, чтобы спасти не только штангиста, но и человека.
"В Днепропетровске мне удалось выжать 145 кг, вырвать 140 кг, а в толчке поднять 177,5 кг. Соревнования я закончил с тремя мировыми рекордами и с суммой 462,5 кг."
Последнее предложение построено так, что как бы исключает сумму из мировых рекордов. То есть три мировых рекорда отдельно от суммы. Которую можно принять за нерекордную.
Откуда Рудольфу Владимировичу навспоминалось целых три мировых рекорда ? Если их было только два ?
Один - в рывке. 142 кг. В этом движении Плюк побил свой же мировой рекорд - 141,5 кг. Годичной давности. Установленный в Уфе 20 декабря 1960 года.
Второй рекорд - в "отдельной нерекордной сумме" - 462,5 кг. Здесь Плюк побил рекорд Томми Коно - 460 кг. Показанный "железным гавайцем" в Москве, 10 марта 1961 года.
И эти 462,5 кг были ВООБЩЕ ПОСЛЕДНИМ мировым рекордом Рудольфа Владимировича. После которого Плюкфельдер мировых рекордов более не устанавливал и "рекордных" денег в кассе больше не получал.
Несмотря на то, что неистовый Плюк неустанно наращивал "базу". А все остальные атлеты в его весовой категории наращивать "базу" ленились.
А вот в жиме и в толчке Плюкфельдер не побил ничего. Так как на момент его выступления мировой рекорд в жиме - 153,5 кг - принадлежал Томми Коно. И был установлен 17 июня 1961 года, в Токио.
Мировой же рекорд в толчке - 180 кг - держал, с Римской Олимпиады, Ирененуш Палинский. ---------------------------------------------------------------------------------------------------------- Способность Попкова хлебать алкоголь уже через неделю после операции выглядит маловероятной.
Однако, лет 20 назад, я читал в нашей областной газете записки врача.
Так в них описывается случай даже и покруче.
Мол, одному алкашу вырезали больше половины желудка. А вечером алкаш пропал из палаты. Поиски вскоре увенчались успехом - алкаш сидел за кустиками в больничном дворе и распивал с навестившими его друганами любимую водку.
А наутро "больной" и вовсе сбежал из больницы. Так и не предоставив возможности больничным врачам выбрать ему подходящее наказание за нарушение режима.
Поэтому я и не должен был выпускать Вахонина из вида - иначе его могло занести. А ведь он теперь стал чемпионом СССР в весе 56 кг и представлял коллектив шахты № 4-6 треста „Киселёвскуголь“. Да, теперь у нас на шахте числились сразу два чемпиона страны.
* * *
Утром мы с Алексеем собрали чемоданы и уехали на вокзал. По прибытии в Москву решили попробовать улететь в Новосибирск. Но, как всегда перед Новым годом, билеты на самолёт раскупили. Я пошёл к главному диспетчеру Внуковского аэропорта. Народу к нему стояло много, но я всё-таки кое-как пробрался.
- Приведи ко мне Вахонина, - сказал диспетчер, - хочу посмотреть на сибиряка-богатыря.
Увидев Вахонина, диспетчер поразился:
- И он, говоришь, толкает 135 кг? Знаешь, у нас в институте был бугай, который столько же толкал. Так мы на него буквально молились и говорили: ну и силища! Хорошо, мы вас отправим.
И вскоре нас с Вахониным посадили на командирские места возле лётчиков. Лётчики - люди спортивные, один из них нас узнал. Пошла задушевная беседа.
В Новосибирске мы пробыли недолго. Успели посидеть в вокзальном ресторане за моим любимым столом под громадной люстрой. Официанты меня уже знали, да и „Советский спорт“, видимо, почитывали. Мы с Алексеем с удовольствием съели сибирские щи и пельмени с уксусом. Вахонин спросил:
- Рудик, а можно 150 граммов водки?
- Нет, Лёша. Не забывай: ты теперь чемпион.
Билеты на поезд достать не удалось, как я ни старался. Тогда мы просто залезли в вагон, воспользовавшись тем, что проводница отвернулась. Вскоре нас, безбилетников, повели к начальнику поезда. Таких „зайцев“ собралось человек десять, нас сопровождал милиционер. Вахонин засмеялся и предложил мне:
- Давай я возьму милиционера на плечо и пять раз выжму?
Тот услышал наш разговор и неприязненно спросил:
- Что этот губошлёп говорит?
- Этот губошлёп говорит, что возьмёт тебя одной рукой за ремень и выжмет как гирю на пять раз, - передал я.
Милиционер чуть отошёл и пригляделся:
- Погодите-ка - ваши морды я где-то уже видел…
- Может, в „Советском спорте“? - засмеялся я.
- Точно. Ну-ка покажите документы.
У меня в кармане лежало удостоверение участника чемпионата СССР, а также наши с Вахониным квалификационные книжки. Милиционер даже сплюнул от досады.
- Ну я и балда! Вот что, чемпионы: пошли в купе к проводнице. Сейчас разберёмся с безбилетниками, а потом что-нибудь для вас найдём.
Пошли разговоры о штанге, и вскоре мы уже сидели в хорошем купе с билетами в руках. Милиционер и начальник поезда пришли к нам с поллитрой. Начальник привёл в пользу выпивки веский аргумент: мол, такого случая, чтобы у него в поезде ехали тренер и ученик, причём оба - чемпионы СССР, больше не повторится. Он предложил выпить за наступающий 1962 год. Как я ни уберегал Алексея от водки, у меня ничего не вышло. Пришлось нам показать свои медали, а мне - изложить свою римскую трагедию.
Оказалось, что брат милиционера работает в Киселёвске начальником станции. Милиционер дал мне записку к нему и его телефон.
- Я ему позвоню, чтобы вы без билетов больше никогда не ездили. А то, я вижу, вы своими званиями пользоваться не умеете. Будь я чемпионом СССР, в два счёта выжил бы нашего начальника милиции.
В Белово они от нас ушли, и мы немного поспали.
* * *
В Киселёвске было ещё темно, и я посоветовал Вахонину идти в Афонино по дороге, а не через обвалы. Или зайти ко мне, позавтракать, а потом поехать на автобусе. Но Лёша сказал, что пойдёт пешком. Я взял у него одну сумку, и у Томского переезда мы распростились.
Дома все ещё спали. Валентина первым делом загнала меня в ванную: пропах, мол, в дороге чёрт знает чем. Такова уж доля жён спортсменов - провожать мужей на спортивные битвы, а иногда и встречать победителей. Хорошо, когда все целы и всё честно. Спорт воспитывает справедливость.
Стр. 842-843 img 1162
Я сказал Валентине, что мне нужно сегодня же съездить на шахту. Там меня, мол, уже ждёт наш начальник цеха Александр Терентьевич Клышко. А если, мол, не приду, то наши токари, сварщики, слесари и мои коллеги - дежурные электрики - дадут мне нагоняй.
Я завёл машину и тронулся в путь. Наш мехцех небольшой и устроен так, что откуда ни посмотри, виден любой станок или агрегат. В 11 дня я вошёл в раскомандировочную. А.Т.Клышко тут же выключил главный рубильник, кликнул всех присутствующих и пошёл за столом. Табельщица Мария принесла два стула. Глухонемой Михаил Тонконогов повис у меня на шее и завизжал от радости.
- Десятиминутный перерыв за мой счёт, - сказал начальник цеха и представил меня как чемпиона СССР.
- А где Вахонин? - послышалось из толпы.
- Свою Зинку мнёт, - уверенно сказал Климушин.
Только я успел доложить, что установил три мировых рекорда, как Листунов задал обычный в таких случаях вопрос:
- Рудик, а сколько тебе за них отвалят?
- Что дадут за эти - не знаю, но за свой первый мировой рекорд я получил столько, сколько ты зарабатываешь за два месяца. А тренируюсь я, как ты знаешь, с 1950 г.
- Вы же знаете, что из-за спорта я не получаю, например, выслугу лет, как вы. Я ребята, поднимаю штангу потому, что люблю спорт. И потом, он ведь помог мне победить болезнь сердца. Люблю тренироваться. А ещё мне нравится в штанге то, что на помосте все равны. Впрочем, как спортсмены наши армейцы и динамовцы находятся в привилегированном положении: их мастерам спорта не нужно служить. У нас же, то есть у обществ профсоюзов, совсем другое дело. Я все эти годы, как вы знаете, работал с вами. Когда ездил на соревнования, то шахта мне зарплату не сохраняла. Средне-сдельную зарплату мне тогда выдавали по справке спортивные организации. А теперь я на стипендии.
- А сколько это? - сразу же последовал вопрос.
- 200 рублей. Когда я куда-нибудь езжу, то платят ещё и командировочные: по 2 рубля 50 копеек в сутки. Но на сборах всё уже оплачивает государство.
- А куда ты пойдёшь работать, когда закончишь выступать? - спросил Анатолий Колпаков.
- Как куда? Вернусь к вам. За мной ведь сохраняется место работы, я хоть завтра могу выйти. Я же не профессионал. Я и в сборную СССР пошёл только с тем расчётом, что место работы здесь остаётся за мной. Вот почему я пришёл повидаться с вами и доложить, что я там натворил на соревнованиях.
Все захлопали.
- Я за вас всех жму Рудику руку и желаю ему всего наилучшего, - сказал А.Т.Клышко.
Я успел вернуться домой к обеду. Ольга, Лиля и маленькая Лида меня уже ждали. Старшие принялись наперебой показывать свои школьные отметки. Хотя наш телевизор „Чайка“ работал не ахти как, дети слышали, что дикторы иногда говорили про меня.
Мать по-прежнему запрашивала во всех инстанциях, куда дели её мужа и сына. Ответ всё не приходил, и она ругала советскую власть, как только могла. Доставалось и мне - за то, что я никак не навещу в Москве внучек Максима Горького, Дарью и Марфу. Как я уже писал в первой книге, моя мать подружилась в Киселёвске с Магдой Александровной Г инке, их бывшей гувернанткой. Та говорила, что Дарья и Марфа могли бы уже вытащить её из Сибири, но им свойственно чересчур интеллигентское послушание.
А мне не хотелось с ними встречаться, потому что я всё ещё находился под подозрением и мой приход вызвал бы только ненужные вопросы. К тому же Марфа вышла замуж за сына Л.П.Берия. Зачем им был нужен такой гость, как я? Как гласит русская пословица: „Не по Сеньке шапка, не по ядрёной матери колпак“.
* * *
Пока я ездил на машине в Афонино, на улице резко похолодало, температура зашкалила за минус 30°. Радиатор мог вот-вот замерзнуть, хотя я на четверть залил туда антифриз. Я нашёл картонку и прикрыл радиатор. Поставил машину в гараж, начал из неё вылезать – как вдруг спину пронзила страшная боль.
Тут-то меня и осенило: пора наконец поменять место жительства. Проклятые морозы уже давно и постоянно мучили меня. Сколько несчастий и происшествий связано у меня с ним! Даже свою „Победу“ я когда-то разбил из-за мороза. Когда спина болит, то не может переносить мои обычные нагрузки. А сколько нужно одежды, чтобы противостоять сибирской природе?
Стр. 844-845 img 1163
В гараже, сидя в машине, я и начал размышлять над этим вопросом. Я рассчитывал ходы как шахматист: если поступлю так-то, то мне могут сделать то-то. Я рассматривал самые сложные варианты. Из каждой жизненной ситуации должен быть выход, а если его нет – то, значит, должен найтись запасный выход.
Люди на словах все милые, но никто не обязан брать на себя чужие ошибки. Да их никто и не берёт. Скажут: сам себе намешал, вот и хлебай.
Я сидел, склонившись к рулю, и боялся шевельнуться из-за боли в спине. Я потихоньку откинул сидение, и в этом положении стало немного легче.
Так уж устроен позвоночник: если с ним что-то не то, то нервы об этом просигнализируют. В жизни не так - нас почти никто не контролирует. Я не мог быть уверен, что мне вовремя подадут сигнал: мол, стой, ты делаешь не то!
“Советоваться с братом Николаем, - думал я, бесполезно: - он не способен глядеть вглубь. Конечно, я поговорю с ним, но уже заранее знаю, что он скажет что-нибудь типа „сиди и не рыпайся“ или „слишком много потеряешь“”.
Главным было то, что я твёрдо решил уехать из Сибири. Куда, к коему и когда – этого я пока не знал. У меня очень болела спина, и требовалось что-нибудь предпринять.
Я завёл машину и поехал в клуб, в наш спортзал. Там я достал свой ящик с 25 лампами. Ждать, когда боль пройдёт сама, я не мог: это заняло бы слишком много времени. Я разделся, лёг, включил ток, и лампы стали постепенно меня разогревать. Лампы горели на полную мощь, пот лил с меня градом. Я решил испытать, сколько выдержу.
Я пролежал под лампами целый час - разогреюсь, выключу, немного подремлю и опять включу. Наконец я почувствовал: все мои болячки будто растворились. Но на всякий случай ещё немного передохнул.
Когда приехал домой, Валентина уже волновалась, что меня долго нет.
* * *
Мне приходило много писем со всех концов страны. В основном их присылали молодые штангисты. Но особенно меня взволновало одно письмо - от Любы, душевнобольной девушки. Валентина спрятала его, чтобы не прочитали дети или мать. Девушка вырезала мой портрет с обложки журнала, всюду ходила с ним и целовала.
Когда я начал читать Любино письмо, то оно показалось мне забавным. Но потом я задумался и мне стало не по себе. К письму была приложена записка от психиатра. Он просил, чтобы я переписывался с девушкой и выслал ей свою фотографию со штангой. Кроме того, психиатр указал, на чём нужно акцентировать внимание в письмах.
Вскоре я получил письмо и от матери девушки. Она попросила меня заехать к ним в уральский город Златоуст, считая, что это снимет у дочери напряжение. На случай, если мне будет не по пути, она предлагала выслать деньги на проезд.
- Этого тебе только не хватало, - сказала Валентина. - Впрочем, в зале у тебя такие же точно сумасшедшие.
Вскоре мать Любы позвонила мне по телефону:
- После каждого вашего письма дочь целую неделю нормально спит. Но потом всё повторяется: „Где мой Рудольф?“ Приезжайте ради бога, если сможете.
Мне пришлось каждую неделю отправлять девушке письма, в которых я рассказывал о тяжёлой атлетике.
После соревнований на Кубок Дружбы я решил съездить к Любе, чтобы закрыть эту историю. В марте 1962 г. я позвонил матери Любы в Златоуст и сообщил, что могу зайти к ним, если поеду в Сибирь по железной дороге. Мать девушки ответила:
- Спасибо вам, но моей Любы больше нет. Она от тоски прекратила есть, мы с нею страшно намучились! Врачи пришли к выводу, что её спасти невозможно. Месяц назад она умерла.
Так печально завершилась эта история.
* * *
Перед Новым годом я отправился на машине искать елку. Знакомый лесник с реки Чумыш приготовил мне большую красивую ель. Потолки у нас были высокими - 2,75 м, и мы смогли её установить.
Меня удивило, что после чемпионата СССР, да и после чемпионата мира наши городские власти, вопреки обыкновению, не вызвали меня ни на какие встречи с трудовыми коллективами. Я уже подумал, что насчёт меня появилась какая-то новая установка, но затем узнал, что в горкоме КПСС просто идёт очередная перетряска. Сменили первого секретаря - и всем там стало не до спортсменов.
Стр. 846-847 img 1164
Из-за того, что при продаже моей половины дома брат Николай потребовал отдать ему часть вырученной суммы, в наших отношениях возникла некоторая натянутость. После моего переезда в центр мы встречались с ним очень редко. Брат даже не знал, где и когда я выступаю.
Я уже писал, что брат, в отличие от меня, был глубоко антиспортивным человеком. Он никак не мог понять, что в век техники здоровые движения человека катастрофически сокращаются и потому всех нас подстерегает такая опасная болезнь, как гиподинамия.
Брат называл меня „der dumme Rudolf* и считал, что жизнь должна идти так, как она идёт. Например, если мужчина связался с женщиной, то это её проблемы. Дело мужика - разбросать свои семена, а там будь что будет.
Я как младший брат с детства приучен молча слушаться Николая, а в таком зрелом возрасте его тем более невозможно было переделать. Я не хотел дискутировать с Николаем ещё и потому, что знал: по части моих занятий брат в чём-то прав. К тому времени он закончил горный техникум, очень гордился этим и говорил мне:
- Вот ты всё печёшься о своих спортсменах. А закончишь поднимать штангу - и обнаружится, что у тебя за плечами даже десятилетки нет. Вместо того чтобы заниматься Вахониным или Коржовым, ты лучше учился бы. Пока не окончишь десятилетку, я так и буду называть тебя дураком.
Я, конечно, понимал правоту брата. Но главной причиной отставания в учёбе был мой прогресс в спорте. Поиск в области упражнений со штангой завёл меня слишком далеко, и я забыл о повадках нашего жестокого мира. Люди так уж устроены, что упрекнут человека, где только смогут.
Заниматься своей силой я фактически начал тогда, когда Леонид Попков, о котором я написал в первой книге, ударил меня на работе по копчику своим тяжёлым сапогом. Я тогда подумал: если стану сильным и кто-то ещё раз ударит меня, то ему придётся долго раскаиваться в этом . Я был болен и ослаб, а Попков, свинья, позволил себе бить меня ногами. После этого моя болезнь обострилась.
Удар Попкова я запомнил на всю жизнь. И если кто-то из моих учеников кого-нибудь бил, то я относился к этому крайне сурово. Некоторые ученики оправдывались: мол, подумаешь, ну отлупил я его, что тут особенного? Но я всегда вспоминал при этом, как Попков ударил меня.
Его удар сапогом нет-нет, да и давал о себе знать. Такие травмы оставляют долгий след. Да, я был бит. Виноваты в этом и моё положение репрессированного немца, и то, что мой организм тогда ещё не окреп.
А ведь у Попкова имелась на руках справка, что у меня компенсированный порок сердца и затемнение в лёгких и что я на три месяца освобождён от подземной работы. Но он ударил меня кирзовым сапогом всего лишь за то, что я, уходя с работы на участке, сдал инструмент без его, механика участка, ведома.
Я мог тогда приказать себе только одно: я должен выжить. И я выжил вопреки всему. Теперь я вроде бы достиг спортивных вершин. Но все мои планы спутала трагедия в Риме. После Рима я собирался взяться за учёбу. И уже хотел поступить в Омский институт физкультуры или в Новосибирский пединститут на отделение физкультуры.
Впрочем, теперь всё это неважно. Важно то, что произошло на самом деле.
Незадачливый Рудольф Владимирович, так пока не закончил 10-ый класс.
Одним из парадоксов советской эпохи являлось "необходимое образование" для занятия того или иного служебного места. Немало было людей, окончивших 7 или даже 8 классов, и такое образование для ряда профессий уже не годилось.
Хотя, в подавляющем большинстве случаев, для успешной работы в этих профессиях даже и 7-летнего образования хватало с лихвой.
Взять, к примеру, бухгалтера. Уж ему ли не положено знать математику в совершенстве. Однако, вполне доставало и арифметики. Остальное быстро нарабатывалось опытом непосредственной работы. Была бы только смекалка.
Но на первом месте всегда были "корочки". Поэтому какой-нибудь тупица с "корочками" по праву занимал бухгалтерское место и натужно считал по складАм необходимую цифирь до самой пенсии. При этом часто ошибаясь - и никакой опыт ему не в подмогу был. В общем, тупицей был, тупицей же и остался.
Между тем, огромное множество смышлёных людей, некоторые из которых могли перемножать в уме аж шестизначные числа, в бухгалтеры "не годились".
Нет "корочек" - какой из тебя бухгалтер ?
И это проявлялось всюду-везде. Ну, зачем, скажите на милость, практически любому руководителю интегралы ? Тем более так и не понятые при их "изучении" ?
Потому-то и сидели у нас на многих важных местах "воинствующие тупицы". Недотягивающие даже и близко до природно умного человека, не могущие даже правильно говорить и писать по-русски - однако, с "корочками". И поди подступись к такому - спесь и чванство так и прут из него. Мол, верхнее образование за плечами имею ! А то, что в цифрах совсем несилён, так это мне и не требуется. Главное - руками умею водить.
Вот и водили руками. Поручая цифры своим заместителям. Которые могли что хошь перепутать - нечаянно или умышленно - шеф всё равно ничего не поймёт !
Но руководителю понимать и не требовалось. Ибо на первом месте была для него карьера. В которой успешном делании не интегралы были нужны, а умение подлизать, угодить начальству, карабкаться вверх, подминая соперников. Подминая нахрапом и подлостью.
По моему глубочайшему убеждению, руководителей нужно было готовить исключительно из достойных людей. Во всех смыслах. И посылать в институты не абы кого, а только доказавших на деле, что институт, учиться в котором они "перспективны", им прибавит ума, а не просто обеспечит дипломом.
Что до Плюкфельдера - вычерчивать графики нагрузок он и без десятого класса умел. Зато обладал интуицией. Которую ни десятый класс, ни институты, ни академии привить не способны.
Либо дана интуиция от природы, либо нет. А для вычерчивания графиков достаточно и начальной школы. А если что непонятно, самообразовываться никто не запрещал. Выискивая информацию только необходимую, без забивания головы массой ненужных делу наук.
Отправлено: 29.01.17 05:38. Заголовок: Давно собирался напи..
Давно собирался написать о, как мне кажется, странном обстоятельстве: в большой книге Рудольф Владимирович, хорошо чувствующий интересные вещи, никак не упомянул о своих совершенно удивительных "воскресниках", описанных в книге "Металл и люди" - см. http://olympic-weightlifting.ru/plukfelder.htm:
"Жизнь шла своим чередом, и постепенно, без особых наших усилий, вырабатывались какие-то привычки, даже своеобразные, если угодно, традиции. Одной из таких традиций стали "плюкфельдеровские воскресники", как их в шутку называли мои товарищи.
С чего всё началось? Каждый выходной день в любое время года я выходил во двор нашего дома и выполнял усиленную зарядку. Включал в неё и бросание гирь, и упражнения со штангой. Проходившие мимо старушки, все в чёрном, горестно вздыхали:
— Господи, и за какие это грехи ты себя так изнуряешь?
Но постепенно на мои "чудачества" стали обращать внимание не только богомольные бабушки. Подходили ребята, останавливались женатые шахтёры. Вначале они просто смотрели, потом потихоньку начали присоединяться. По одному, робко спрашивая:
— Можно?
А потом никто уже не задавал вопросов. Во двор стали выходить все, кто пожелает. С воскресного утра и часто до полудня наш двор превращался в тяжелоатлетическую площадку, где люди поднимали гири, возились со штангой, пробовали свою силу и ловкость. Много парней и взрослых шахтёров, начав с этих безобидных игр, потом навсегда сдружились со спортом."
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 135
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
